Небольшая группа индейцев, связанных между собой, стояла посреди поляны, и даже на таком расстоянии было видно, что состояла она из женщин и детей. Оттуда доносились стоны и плач и время от времени крики боли и отчаяния, когда кто-нибудь из солдат грубо толкал или бил беззащитных бедолаг. Перед поляной росли двенадцать высоких и грациозных пальм, очень красивых, со стройными светло-коричневыми стволами, оперенными широкими опахалами гигантских листьев на верхушках. По всей видимости, пальмы были высажены вручную, потому что они стояли в ряд точно по линейке, на одинаковом расстоянии друг от друга; позади них начинался густой подлесок, переходивший в зеленую лесную чащу. К стволу каждой из пальм была привязана мужская фигура, и мастер Роджерс, отлично знавший повадки испанцев, вполголоса произнес глухое проклятие.
— В чем дело? — спросил сэр Джаспер.
— Они собираются устроить стрельбу по живым мишеням, — сказал мастер Роджерс.
— Боже избави! Пусть меня поджарят, если я сейчас не поменяю им мишени! Быстрее туда!
— Погодите минутку, — остановил я его. — У нас нет никакого плана.
— Верно, о наш самый осмотрительный шотландец! — сказал сэр Джаспер. — Но нападение, по-моему, будет самым удачным вариантом. Нас, правда, всего десять человек, но зато мы захватим их врасплох!
— Вы забыли, — возразил я, — что мы не можем себе позволить лишиться ни одного из этих десяти.
— Верно; но есть ли у тебя другое предложение?
— А почему бы нам не обойти их с тыла и не засесть в кустах с другой стороны, за пальмами, чтобы иметь обзор в промежутках между их стволами? Вот тогда приказ открыть огонь вызовет неожиданный эффект, который наверняка озадачит «желтокожих», как их называет Саймон!
— Клянусь своей головой, — воскликнул сэр Джаспер, — хоть ты и мал ростом, но мозгами природа тебя не обделила! Это самый удачный план. Что скажешь, мастер Роджерс?
— Не вижу ничего более приемлемого.
— А ты, мастер Трелони?
— Чем скорее мы его осуществим, тем лучше, — ответил корнуоллец.
Не теряя времени, мы снова углубились в лес и, обойдя деревню, сделали полукруг и вышли с противоположной стороны, позади шеренги пальм. Соблюдая все меры предосторожности, мы прокрались сквозь подлесок к границе поляны и выглянули из-за зеленой завесы листвы, заняв каждый свою позицию в промежутках между пальмами.
Мы были совсем близко от приговоренных к расстрелу индейцев и отчетливо видели их блестящие от пота бронзовокожие тела, прикрученные тонкой веревкой к пальмовым стволам. Более того, мы видели также толпу женщин и детей вместе с их испанскими охранниками, и я даже удивился, насколько красивы и привлекательны были многие девушки, несмотря на цвет их кожи, с глазами большими и нежными, как у оленя, и с роскошными длинными волосами, черными, точно воронье крыло. Все они были очень скудно одеты, а детишки и вовсе обходились без одежды, но и женщины, и дети представляли собой жалкое зрелище: первые плакали, а вторые жалобно хныкали, в испуге оглядываясь по сторонам.
Человек десять мужчин, насколько мы могли судить, погибли в схватке с испанцами, и их тела остались лежать там, где они упали, некоторые изрубленные и изувеченные до такой степени, что я почувствовал нестерпимое желание своими руками сдавить глотку испанца, как я сделал это с Недом Соткомбом, только посильнее. Сами «доны» разбрелись кто куда: одни продолжали грабить хижины, другие караулили пленных, а остальные, блаженно растянувшись в тени, курили табак, смеялись и болтали, вполне довольные результатами своей дневной работы. Это были суровые чернобородые и желтолицые мужчины, в основном среднего роста, не плотные, но жилистые и мускулистые, покрытые густым солнечным загаром. На них, как говорил сэр Джаспер, были стальные шлемы и кирасы, а вооружение их состояло из пик и мушкетов.
Очевидно, они захватили деревню совершенно неожиданно, ибо только двое из них были легко ранены, а насчитали мы всего двадцать пять человек, включая и командира, более плотного телосложения мужчину с жирным чувственным лицом с толстыми губами, носившем на себе, как мне показалось, следы негритянской крови.
Они, разумеется, и не подозревали о нашем присутствии, и мы наблюдали, как они уселись в кружок и приступили к трапезе, состоявшей из лепешек и рыбы, которую наловили индейцы, обмениваясь шуточками и частенько прикладываясь к кожаной баклаге с вином, висевшей у каждого на поясе. Мы могли бы открыть огонь по ним прямо сейчас, но они все же находились слишком далеко, а мы понимали, что могли надеяться на победу только в том случае, если каждая наша пуля попадет в цель. Поэтому мы не торопились и лежали тихо, переговариваясь вполголоса и перебрасываясь замечаниями наподобие того, что зря пропадает хорошая пища, поскольку испанцам вовсе ни к чему перед смертью так плотно наедаться.
Они провели за трапезой довольно долгое время, но мы спокойно ожидали, а сэр Джаспер, хорошо знавший испанский язык, улавливал доносившиеся до нас обрывки их беседы я сообщил нам, что они собираются приступить к расстрелу индейцев, как только покончат с едой. И действительно, вскоре шестеро солдат по приказу командира выстроились в двадцати шагах от первого привязанного индейца, а вторая шестерка — от второго, начиная с края деревни, прямо напротив нашей засады. Такой оборот событий весьма нас устраивал: он лишал нас необходимости передислоцироваться и уменьшал тем самым опасность быть обнаруженными.
Нас также очень обрадовало то, что остальные — кроме двух, которые остались сторожить пленных, — собрались вместе тесной группой, чтобы получше наблюдать за спектаклем, в очень удобной для нас позиции, и мы настороженно следили за каждым жестом командира, могущим послужить сигналом открыть огонь, потому что никто из нас не желал оказаться жертвой случайной шальной пули.
Даже сейчас, закрыв глаза, я вижу перед собой эту картину.
Наш маленький отряд лежит, разделившись на две половины, у границы густых зарослей; перед нами ряд высоких и стройных пальм с привязанными к ним обнаженными фигурами пленников. Позади них — две команды, готовые привести приговор в исполнение, и группа испанских солдат, которая четко выделяется на фоне спокойной воды лагуны; хижины, одна из которых все еще дымится, бесформенные развалины, жалкая кучка испуганных женщин и детей, а позади всего этого — величавый тропический лес, спокойно и невозмутимо простирающийся до самого горизонта, нежась в жарких лучах послеполуденного солнца.
Зрелище было поистине необычное, и хоть я немало повидал на своем веку, но подобного больше не припомню; впрочем, мне недолго пришлось лежать, скорчившись и глазея из-за кустов, потому что вскоре послышались быстрые отрывистые слова команды:
— Un, Dos, Tres — Tirar! 39
Последняя часть приказа потонула в треске и грохоте мушкетных выстрелов; трое негодяев подпрыгнули в воздухе и рухнули ничком на землю, тогда как другие завертелись на месте, громко крича и бросая оружие. Когда дым рассеялся, мы увидели, что восемь из них лежат на земле, пятеро — безмолвно и неподвижно, а трое корчатся в агонии, сыпля проклятиями и вопя от боли.
Остальные были так напуганы и настолько потрясены случившимся, что буквально остолбенели от неожиданности, недоуменно глядя на своих пораженных, словно громом небесным, товарищей, и те из нас, кто имел пистолеты или успел перезарядить свой мушкет, выпустили по ним второй залп, который вывел еще троих hors du combat 40, как говорят французы.
Тут мы с обнаженными шпагами и мушкетами, используемыми в качестве дубинок, бросились на испанских мародеров, десять против тринадцати, но, прежде чем они полностью пришли в себя, еще четверо навеки утратили способность приходить не только в себя, но и куда-либо вообще. Двое солдат, охранявших женщин и детей, включились в драку — и, следует отдать испанцам должное, дрались они отчаянно: их предводитель чуть было не прикончил сэра Джаспера, не успей я вовремя проколоть его насквозь, и было странно наблюдать выражение крайнего изумления на его лице, когда он почувствовал у себя между ребер острие моей шпаги. После того как он упал, остальные утратили воинственный запал и стали искать спасения в бегстве, чего мы не могли допустить, боясь, как бы беглец не привел сюда подкрепление, если неподалеку расположены более значительные силы противника; поэтому мы делали свое дело основательно и без сантиментов, закончив его в водах лагуны, где двое испанцев предприняли попытку спастись вплавь. Мы перехватили их на мелководье, и здесь они встретили свою смерть, как подобает мужчинам, с оружием в руках и с лицом, обращенным к врагу; я хочу этим подчеркнуть, что испанский солдат в большинстве своем далеко не трус, хоть и обладает самым черствым сердцем, которое Бог вложил когда-либо в грудь человека.
