— Я спросила, что это такое, и должна ли я ее иметь.

— Почему ты задаешь такой вопрос? Где ты об этом услышала?

— От мистера Ферье, он вчера разговаривал с Констанцией. И сказал, что хотя у меня нет отметины, я все равно Моллен до мозга костей или что-то в этом роде.

«Господи, помилуй!» — мысленно воскликнула мисс Бригмор, закрыв глаза. Она не вынесет еще одной ссоры с Барбарой, а раскрыть правду — значит разрушить всю, с трудом созданную систему воспитания ребенка, и ее образования при помощи языка жестов. Она подняла глаза и медленно произнесла:

— Большинство из мужчин семейства Молленов, которые родились с темными волосами, имели более светлую прядку, растущую с макушки, — она показала, как, — обычно на левую сторону.

— А у маминого дяди Томаса она была? На той фотографии, что висит в гостиной, у него волосы седые.

Мисс Бригмор потупилась, потом ответила:

— Да, в молодости эту прядь было очень хорошо видно.

— А у моего папы?

И опять мисс Бригмор промолвила про себя: «Господи, помилуй!». Теперь ей придется заново повторять выдуманную историю о мифическом младшем брате Томаса Моллена, который утонул в море до рождения Барбары. Она сочинила эту историю, когда девочка впервые стала расспрашивать о своем отце, и не переставала упрекать себя за сочинительство, потому что такое объяснение усложняло и без того запутанную ситуацию. Когда она заговорила, слова прозвучали невнятно.

— Что ты сказала? — громко переспросила Барбара.

Мисс Бригмор резко вздернула голову и таким же громким голосом ответила:

— Я сказала, что у твоего папы эта прядь была почти не видна.

— Почему тогда у меня ее нет совсем? — Барбара пригладила волосы.

— Женщины в семье Молленов не отмечены этим знаком.

— Не отмечены знаком? — медленно повторила слова девочка. — Почему ты так сказала?

— Ой, милая, — махнула головой мисс Бригмор, — просто так. Просто такая пигментация волос.

— А мой дядя, муж тети Констанции, он был сыном дяди Томаса, того толстого?

— Не говори — толстого, дядя твоей мамы был просто полным, полным, и все.

— На портрете он толстый.

— Барбара! Ты мне действуешь на нервы, и ведешь себя, как маленький ребенок.

— Извини. Но послушай, Бриджи, я же хочу знать. Если муж тети Констанции, Дональд, был сыном дяди Томаса, то почему же он жил на ферме? Почему он не жил в поместье до того, как его продали или здесь, с тобой? И почему его звали Радлет, а не Моллен?

— По… потому что его… его мама вышла замуж еще раз.

— Что? — Барбара закатила глаза. — Но она не могла выйти замуж, пока был жив дядя Томас, а он умер как раз перед моим рождением, ты сама так говорила, от сердечного приступа. А мама дяди Дональда — миссис Радлет, и она все еще…

Мисс Бригмор вскочила с места и сделала то, чего не делала никогда — ударила кулаком по столу, так, как поступил бы мистер Беншем, и закричала на Барбару, произнося каждое слово отдельно:

— Я не собираюсь, сейчас вдаваться в подробности жизни целой семьи, ни ради твоего удовольствия, ни ради удовольствия кого-либо другого, ясно? Когда я сочту, что пришло время, то расскажу тебе всю историю, даже напишу ее. Буду очень благодарна, если ты не станешь касаться этого предмета вплоть до моего позволения. Ты все поняла?

Барбара во все глаза смотрела на мисс Бригмор. Она видела — Бриджи разъярилась и раскричалась из-за того, что пытается что-то скрыть, и наверняка этот секрет связан с тетей Констанцией и человеком, которого звали Дональд Радлет, и который приходился ей мужем, но был тем не менее сыном дяди Томаса. В ту минуту девочка испытывала сильное желание сказать: «Тетя Констанция — плохая, в ее ящичке для воротников хранится портрет мужниного брата, и он очень похож на Майкла». Но нет, теперь это личный секрет Барбары. И она не будет ждать позволения говорить о нем. Когда она сама решит, что пришло время, тогда и застанет людей врасплох, и начнет задавать вопросы, а больше всех напугает тетю Констанцию, если та вздумает помешать ей.

— Ты закончила завтракать? Тогда иди собирайся в поместье, — холодно проговорила мисс Бригмор.

Барбара вошла в свою комнату и села возле трюмо, принявшись изучать свое отражение в зеркале. При этом она думала: «Я знаю так много того, о чем не знают другие люди, может быть, из-за глухоты я замечаю больше. Когда мне исполнится шестнадцать, я буду уже такой умной, как… — она собиралась сказать «как Бриджи», но потом решила: — Как тетя Констанция». Барбара понимала, что тетя Констанция гораздо лучше знает жизнь.

Внезапно настроение девочки переменилось. Она придвинулась поближе к зеркалу, и, разглядывая свое печальное лицо, мысленно сказала своему отражению: «Во мне есть что-то плохое, а я хотела бы стать совсем хорошей, чтобы Майклу все во мне нравилось. Я бы хотела быть доброй, как Кэти, и нежной, как… — Барбара чуть не отпрыгнула от зеркала, поймав себя на слове «Сара», а потом, сгорбившись, спросила: — Неужели я ненавижу ее из-за этого? Не только потому, то Майкл с ней возится, но и потому, что она так не похожа на меня со своим нежным и кротким характером? — Придвинувшись к зеркалу как можно ближе, девочка смотрела на себя и задавалась мучительным вопросом: — Почему я не такая? Не добрая и не нежная? Но… я любящая. Да, да. — Она качнула головой, словно пытаясь переубедить несправедливо обвиняющий ее голос. — Я любящая, я люблю Майкла, я всегда его любила, с самого рождения. И Бриджи, да, ее я тоже люблю, только по-другому, и я люблю Кэти, потому что трудно не любить такого великодушного человека, как она. Я хорошо отношусь к мальчикам особенно к Джону. Я… я ко всем хорошо отношусь, ко всем, кроме семьи Уэйтов и… тети Констанции».

Ну что ж — Барбара выпрямилась — если она надеется когда-нибудь получить Майкла, то ей придется научиться любить и тетю Констанцию тоже, потому что, когда они с Майклом поженятся, им всем надо будет жить в одном доме. А может быть и нет. Перед ее мысленным взором предстала картина — тетя Констанция смотрит на мистера Ферье. Барбара умеет распознавать любовь, когда видит ее.

— Вот так, — девочка кивнула своему отражению, она действительно очень много знает, гораздо больше, чем любой другой ее ровесник. И может быть, дело не в глухоте, а в том, что она — Моллен. Моллены не такие, как все, они особенные, у них есть отметина. А мистер Ферье и без отметины увидел в ней одну из Молленов. Как странно будет, если именно мистер Ферье окажется решением ее главной проблемы.

— А теперь послушай меня, парень, я собираюсь задать тебе несколько прямых вопросов и жду на них прямые ответы; довольно, ты ходил вокруг да около почти целый год. Почему, скажи ради Бога, ты не можешь быть таким же, как Джон?

— Я не могу быть таким же, как Джон, потому что я не Джон, я — это я. — Дэн Беншем наклонился к отцу через стол и, помолчав, добавил: — Так похоже на тебя — мерить всех по одной мерке.

— Так вот, парень, я этого не потерплю. — Гарри поднялся со стула, подошел к сыну и вытянул руку, тыча тому в грудь. — Можешь сколько угодно разыгрывать взрослого перед своими дружками, но запомни, что здесь хозяин — я, а ты — сосунок и не более того.

— Рад это слышать. А то вчера ты говорил, что я уже достаточно большой, чтобы знать, чего я хочу.

— Так и есть. И вот о чем разговор. Я надрывался годами, мой отец тоже, и все для того, чтобы иметь одну из лучших фабрик в Манчестере. А теперь у меня два сына, которые должны быть счастливы, черт побери, иметь возможность это унаследовать. Тебе уже девятнадцать, и ты до сих пор не знаешь, к чему приложить руки. Если бы ты вбил себе в голову продолжить учебу в одном из этих университетов, я бы не возражал, да, да. Но ты приезжаешь домой и заявляешь, что тебе самому неизвестно, чего ты хочешь, кроме как шататься по свету, пока не поумнеешь. Ну что ж, я тебе кое-что скажу, парень: черта с два ты будешь путешествовать на мои деньги.