Второй — фактор силы. Сюда входят шкалы «сильное — слабое», «легкое — тяжелое», «большое — маленькое» и т. п.

Наконец, третий — фактор активности, объединяющий шкалы «подвижное — статичное», «быстрое — медленное», «активное — пассивное» и т. п.

Можно представить себе, как формировалась эта трехмерная структура восприятия у нашего предка — дочеловека. Ясно, что весь окружающий мир прежде всего делился для него на безопасное, полезное, съедобное — с одной стороны, и на страшное, бесполезное, несъедобное — с другой. Все, что способствовало его выживанию, было хорошим, все, что угрожало его существованию — плохим. В этой связи понятно, почему шкала «светлый — темный» входит в оценочный фактор: темное время суток было для предчеловека наиболее опасным. Так что если бы нашим предком был филин, то, вероятно, дело обстояло бы иначе — хорошим считалось бы темное. Оценка — самый главный, жизненно важный аспект восприятия, который долгое время был единственным.

С этим аспектом тесно был связан и второй фактор — силы. Было важно — некто сильнее меня или слабее. Если сильнее, то этот некто может угрожать моему благополучию, если слабее — бояться его нечего. Следы единства и последующего разделения факторов прослеживаются довольно явственно и сейчас во всех языках и особенно при сравнении языков, стоящих на разных ступенях развития. В «первобытных» языках, как правило, есть слова, обозначающие одновременно и «хорошее» и «сильное». Такие следы есть и в русском языке. Мы можем сказать слабый фильм, и это будет означать «плохой». А вместо «хорошее» в разговоре можно услышать: «Ух, сила!»

В фактор силы входит и шкала «большое — маленькое». Интересно, что она довольно долгое время была связана с оценкой, в частности со шкалой «красивое — безобразное». Вспомните, как в сказке П. Ершова «Конек-горбунок» Царь-девица разочаровала Ивана:

Но, поварившись в котлах и поднявшись на новую ступень, Иван меняет эстетические взгляды и охотно женится на «тоненькой» царице.

Теперь в развитых языках факторы обособились, и мы знаем, что сильное и большое — это вовсе не обязательно хорошее, а, может быть, даже и наоборот. Вот фашизм был силен, но это, вне всяких сомнений, нечто крайне отвратительное. А ребенок слаб и мал, но очарователен.

Фактор активности также изначально был связан с оценкой, чему тоже есть объяснение: неподвижное менее опасно, чем движущееся. Интересно, что в русских сказках счастливая жизнь часто связывается с покоем, возможностью спать, валяться на теплой лежанке, как это делает Емеля, который вообще не слезает с печки, или Иван, попавший с Коньком-горбунком в царский дворец:

Понятно, что замученному постоянной тяжелой работой труженику пассивное времяпрепровождение, не-

ограниченный отдых могли представляться только в сказке и были доступны, по его разумению, не меньше как царям. Недаром в «Коньке-горбунке» царь все «государственные» дела вершит в спальне, не слезая с кровати.

Но в настоящее время фактор активности так отдалился от оценки, что начинается их «обратное» сближение, как при все большем и большем расхождении часовых стрелок: они наконец начинают сближаться «с другой стороны». Теперь уже активность сближается с положительной оценкой, и если мы говорим «активный человек», то это положительная оценка, а если «пассивный» — то отрицательная.

Такое «более цивилизованное» сближение факторов прекрасно обыгрывают в сказках П. Ершов и А. Пушкин. В «Коньке-горбунке» постоянное местопребывание царя в кровати звучит как издевательская насмешка над бездельником, явно выраженная Пушкиным в «Сказке о золотом петушке»:

Итак, три фактора, три меры восприятия, три основных компонента качественного семантического ореола. Три меры — это куб. Шкалы могут быть изображены в виде линеек, и тогда три основных шкалы («хорошее — плохое», «сильное — слабое», «подвижное — статичное») образуют трехмерное пространство, которое называют семантическим пространством, или семантическим кубом Осгуда, но точнее нужно бы сказать пространство качественно-ореолъной семантики.

А дальше легко догадаться: если по всем трем шкалам взять средние оценки какого-либо слова, то в семантическом кубе по трем координатам определяется его местоположение. Теперь, пожалуйста, измеряйте любое слово и располагайте его в ореольном пространстве. Можете воочию наблюдать группировки слов, их взаимное расположение, можете буквально линейкой измерять расстояние между их качественными ореолами.

Если ореолы сходны, слова расположатся компактно, этаким ореольным облачком, если резко различны, они разбегутся в противоположные углы куба, и можно точно сказать, насколько велики ореольные сходства и различия.

Можно нарисовать пространство и расположить в нем слова, можно и модель сделать. Кто до Ч. Осгуда хотя бы отдаленно предполагал, что с неуловимыми и тонкими оттенками значений слов будут проделывать такие «материальные», зримые и ощутимые манипуляции? И если тридцать лет назад трудновато было решить, для чего нужно (и нужно ли) так необычно и странно измерять значение, то теперь-то мы это хорошо себе представляем: такое описание качественных ореолов слов легкодоступно и «понятно» компьютеру. Теперь ему очень просто объяснить, «что такое хорошо и что такое плохо», как сказал поэт. Теперь компьютер свободно разберется, что сильное, а что слабое, что быстрое, а что медленное, что горячее, а что холодное или, как сказал тот же поэт, «который москит и который мускат, кто персюки и персики».

Схема измерения качественных семантических ореолов, как видите, в принципе проста. Но только схема и только в принципе. Далеко не все так легко и просто, не все решено до конца, не все ясно.

Сначала о проблемах непринципиальных, но все же о проблемах.

Легко манипулировать со словами в ореольно-семантическом кубе, если слов два-три десятка. А если их десятки тысяч? Такого куба ни нарисовать, ни построить. Правда, группа Ч. Осгуда в какой-то мере справилась с этой задачей довольно остроумно. Был издан «Атлас семантических профилей» — книга, где страницы представляют как бы срезы куба с попавшими на эти срезы словами. Конечно, наглядность уже не та, но все же в таком атласе заключена большая и уникальная информация.

Сложнее обстоит дело с самим кубом. Для его построения взяты три шкалы, а ведь измерение проводилось по десяткам признаков. И каждый фактор — это не одна шкала, а их пучок. Значит, ребра куба можно строить не из линеек, а из «веников», и тогда очертания куба размываются, теряют определенность. Причем прутья-шкалы веников расходятся очень значительно: веник не связан плотно, а основательно растрепан. Например, шкала «активный — пассивный» входит в фактор активности, но она так отклоняется от шкалы «быстрый — медленный» в сторону фактора оценки, что занимает, по сути дела, промежуточное положение между этими двумя факторами. Как же тогда рисовать пространство? Куб начинает вибрировать, менять очертания, деформироваться, расплываться.