– Почему никто с ней до сих пор не разделался?

Лодочник посмотрел на Дана, как на сумасшедшего:

– Кому же по силам справиться с Юки-Онной? Разве что… – Он с надеждой взглянул на храпящего Мусаси.

«Ну вот и работа подвалила, – решил Дан. – А раз эта Юки-Онна такая страшная, можно взять за нее подороже. Может, хватит на посещение борделя, где содержат Кумико».

Лодка ткнулась носом в берег, Дан соскочил. Над бортом поднялась заспанная физиономия Мусаси. Мастер меча похлопал глазами и выдал:

– Никогда не испытывай грусти в разлуке, Акира-сан. – И снова рухнул, проваливаясь в сон.

Вода резко пахла благовониями и была нестерпимо горячей. «Как будто не в подстилки клиенту меня готовят, а собираются сварить для него борщ», – сердито думала Настя, сидя в бочке. По опыту пребывания в Равенсбурге ей было известно: если в Средневековье тебя начинают мыть – жди неприятностей.

Служанка аккуратно гладила ее какой-то загадочной штуковиной, заменявшей губку. Потом ее обтерли, уложили волосы в сложную прическу, начернили зубы, лицо замазали белилами, сверху нарисовали что-то вроде маски. Надели кимоно, обмотали поясом. Настя смотрела в зеркальце и ужасалась: «Неужели кому-нибудь приглянется такая невозможная красота?»

– Ты очень хороша, Кумико, – развеяла ее сомнения Тоши-сан. – Жди. Скоро господин Сакамото Митсуо войдет к тебе. Будь покорной, вежливой, Кумико. Постарайся понравиться господину Сакамото.

Настя уселась на циновку и тяжело задумалась. Память подсказала ей, что Сакамото – богатая самурайская семья. Видно, этот Митсуо неплохо заплатил за клубничку.

«Ты бы хоть сказала что-нибудь, – упрекнула она Кумико. – Нас сейчас трахать будут».

Девица хранила молчание. Настя вздохнула. Из-за бумажной двери, из общей комнаты, донеслось сладкое приветствие сводни, следом отрывистый мужской голос. Потом все стихло – очевидно, гость устраивался за столом. Вскоре появился вакасю[17], отпустил несколько сальных шуточек, потом затянул разухабистую песенку, изобилующую откровенной похабщиной. Никакой утонченности, никаких тебе гейш – здесь, пока гости пили сакэ, их развлекали мужчины в париках и женских одеяниях.

Настя вздохнула, прикидывая, сможет ли прикончить самурая и сбежать отсюда. По всему выходило, что нет. Кумико была еще слабосильнее Одиллии фон Гейкинг. Девушка с тоской вспомнила тренированное тело Жасмин: вот уж кто не дал бы себя в обиду – учитывая привычки охотницы, Сакамото стало бы просто нечем «обижать» гейшу.

За дверью вдруг раздался недовольный рык, отрывистый вопль, причитания Тоши, потом все стихло. Дверь отворилась, Настя приготовилась увидеть клиента. Но вошла старуха, прошептала:

– Господин Сакамото недоволен песней вакасю. Пока не хочет входить. Жди… – И убралась прочь.

Настя на цыпочках подкралась к бумажной задвижке, немного послушала, потом осторожно выглянула. В комнате не было никого, кроме пожилого самурая, сидевшего за низеньким столиком. Куском кротовой шкурки он оттирал катану. Неподалеку, в луже густеющей крови, валялся разрубленный до пояса вакасю. Сакамото Митсуо резко обернулся и уставился на девушку. Взгляд его немного смягчился, разгладилась суровая морщина между бровей.

вежливо произнес он, делая приглашающий жест.

Из соседней комнаты крысой выглянула Тоши. Делать нечего. Настя вышла, просеменила к столу, поклонилась и неожиданно для себя выдала:

«Ах да, – вспомнила она, – Кумико – девушка образованная и искусна в сложении хокку». Кажется, господину Сакамото ее ответ понравился.

– Присядь со мною, Кумико-сан, – предложил он.

Когда приглашает человек с окровавленной катаной в руке, отказываться неразумно. Настя опустилась рядом с Митсуо.

– Прости, Кумико-сан, за зрелище, не подходящее для прекрасных глаз, – учтиво кивнул самурай. – Но вакасю пел при мне непристойные песни. Я не люблю безвкусицы.

«Ишь ты, какой утонченный, – подумала Настя. – Можно подумать, не в публичный дом пришел девку поиметь, а в храм помолиться». Вслух же произнесла:

– Если Митсуо-сан будет угодно, я могу сыграть на сямисэне. Быть может, музыка уменьшит ваше недовольство.

Она и сплясать была готова, и на голове постоять, и монолог Гамлета прочесть – все, что угодно, лишь бы оттянуть момент уединения с самураем. Тот, казалось, пришел в доброе настроение.

– Буду счастлив насладиться твоим искусством, Кумико-сан.

Тоши, подслушивавшая разговор, подалась прочь, и вскоре слуга, согнувшись в три погибели, вынес инструмент с длинным грифом и прямоугольным корпусом. Поклонившись, подал его Насте, протянул деревянный бати[18].

Настя провела по шелковым струнам и заиграла. С ее точки зрения, получалось так себе – гитара звучала бы лучше. Но господин Сакамото заслушался, круглое желтое лицо приняло задумчиво-мечтательное выражение.

– Ты прекрасно музицируешь, Кумико-сан, – произнес он, когда Настя доиграла коута[19]. – Твои таланты поистине безграничны.

«Что бы ему еще предложить? – озадачилась Настя. – Чайную церемонию провести, что ли? Икебану сложить? Из чего только? Или, может, это… как его… оригами завернуть? Интересно, ему понравится бумажный носорог?..»

К счастью, самурай решил сам.

– Сыграй еще, Кумико-сан, – попросил он. – Мое сердце смягчается от волшебных звуков твоего сямисэна.

Настя и рада была стараться. Включила память Кумико, принялась играть одну мелодию за другой. По ее мнению, они не особо отличались, но господин Сакамото так, слава богу, не считал. Оказалось, недоделанная проститутка знает очень много мелодий. Митсуо так наслаждался музыкой, что служанка едва успевала подносить сакэ. Осторожно, на цыпочках, двое слуг подкрались к трупу незадачливого вакасю и утащили его прочь.

По прикидкам Насти, они провели вместе не меньше трех часов. В это время она то играла, то развлекала гостя изящной беседой, наполненной ей самой непонятными образами и тонкостями, то сочиняла хокку. Самурай вроде бы позабыл о предстоящем сексе, за который заплатил. Наконец он поднялся, пошатываясь, поклонился и произнес:

– Я был рад встрече и знакомству, Кумико-сан. Благодарю за гостеприимство. Увы, служебные обязанности заставляют меня покинуть этот дом. Но я непременно вернусь, и мы еще побеседуем.

Последнее обещание показалось Насте лишним – она бы с удовольствием распрощалась со стариком навсегда. Однако пришлось поклониться и ответить пространной любезностью.

– Благодарность за приятное времяпровождение, – господин Сакамото протянул небольшой позвякивающий мешочек из серого шелка.

Настя приняла его. Самурай вышел, стараясь ступать как можно тверже. Тоши, кланяясь на каждом шагу, побежала провожать гостя. Предвидя, что произойдет дальше, Настя запустила руку в кошель, выудила десять серебряных монет. Подумав, половину оставила, вторую, за неимением карманов, засунула в халу прически. Вернувшись, Тоши с удивлением произнесла:

– Господин даже не прикоснулся к тебе. Сначала я думала, ты ему не понравилась. Но он остался очень доволен. Сказал, обязательно придет еще.

В руке сводни позвякивал точно такой же шелковый кошелек.

– Что там у тебя? – старуха отобрала у Насти мешочек, заглянула. – То, что дают тебе гости, мое. Нужно же как-то окупать затраты. А тебя и продавать-то нельзя, пока господин Сакамото не взял свое.

Но, судя по плоской физиономии, которая так и норовила расплыться в улыбке, Тоши внакладе не осталась.