– Река впереди! – сообщил Карасу, возвращаясь. – Готовь монеты лодочнику, Акира! Если поторопишься, ждать не придется.

Дан прибавил шагу, вскоре дорога привела к обрывистому берегу. Взглянув вниз, он увидел покачивающуюся на воде лодку, в которой сидел широкоплечий человек. Пожилой сутулый лодочник стоял на шатких мостках и отвязывал от колышка веревку.

– Подожди! – крикнул ему Дан. Он скатился по отвесному склону, подбежал к лодочнику: – Сколько возьмешь за переправу на другой берег?

– Две мон, – старик почесал в затылке. – Вдвоем уместитесь?

Дан снял с шеи шнурок, на котором болтались медные монеты с дыркой посередине, развязал, протянул лодочнику два кругляшка.

– Садитесь, господин, – поклонился старик.

Широкоплечий человек обернулся, и Дан узнал Миямото Мусаси.

– Вот и снова встретились, – ничуть не удивился воин. – Здравствуй, Акира-сан. Садись напротив.

Выглядел он более чем странно: лицо заспанное, недовольное, одежда помята, голова обмотана грязным полотенцем.

– Вы ранены, Мусаси-сэнсэй? – спросил Дан.

– Не найдется в мире бойца, который ранил бы меня, да еще и в голову, – мастер меча поморщился, поправил полотенце. – Я не выспался.

Лодочник наконец отвязал веревку, спустился с мостков, забрался в суденышко, оттолкнулся от берега веслом. Мусаси достал из кармана веревочки, принялся подвязывать рукава, сердито бормоча:

– А все этот Сасаки Кодзиро, чтоб ему провалиться! Слыхал о таком, Акира-сан?

Дан порылся в памяти: Кодзиро был молодым, но очень талантливым фехтовальщиком, который создал собственную технику цу-бамэ-гаэси – «Ласточкин заслон», моделью для нее послужило движение хвоста ласточки.

– Немного, – дипломатично ответил он.

Казалось, Мусаси не понравилось, что Кодзиро известен Дану.

– Этот наглый юнец вызвал меня на поединок, о чем прислал письмо, – фыркнул он. – Что тут поделать? Не терять же лицо. Пришлось отправляться в путь. Я шел два дня и две ночи, чтобы попасть сюда! Местом сражения назначен остров Бунтаро. Кстати, тебе, Акира-сан, придется сначала отправиться со мной туда, потому что я уже опаздываю. Ну да ничего, быстро управлюсь…

Мусаси огляделся, взял запасное весло, повертел его в руках, немного поразмыслил, спросил лодочника:

– Сколько хочешь за эту деревяшку, старик?

– Три мон, – невозмутимо ответил тот.

– Грабеж! Ну да ладно, сегодня у тебя удачный день.

Мастер меча швырнул на дно лодки три медные монеты, достал нож, принялся обстругивать весло, срезая лопасти.

– Зачем вам палка, Мусаси-сэнсэй? – осторожно поинтересовался Дан.

– Не марать же боевую катану о голову этого самозванца! – нахмурился Мусаси.

Дан уже заметил, что великий мастер меча эмоционален, как ребенок. Сейчас он явно злился, что не выспался из-за поединка.

– Я пришел поздно ночью, остановился в доме своего доброго знакомого. Только прилег отдохнуть, как меня принялись трясти. Видите ли, пришли господа, которые будут присутствовать на поединке. Они решили, что я испугался Кодзиро и собираюсь бежать! Я, Мусаси-Кэнсай[14], бежать от какого-то недоучки! – Воин злобно потряс головой. – Долго они не могли меня добудиться. Я убил двоих слуг, но все же пришлось вставать.

Окончательно превратив весло в дубину, он критически осмотрел свою работу, махнул рукой:

– Сойдет! – Зевнул, улегся на дно лодки. – Я еще посплю, Акира-сан. Не буди меня до острова, хорошо?

Дан согласился. После рассказанного у него и мысли бы не возникло потревожить мечника.

Мусаси захрапел, а Дан, сам того не желая, погрузился в воспоминания Акира.

…По мосту один за другим шли обозы с мешками риса, свиными тушами, бочками масла – в замке Осака пополнялись запасы провизии на случай долгой осады.

Замок, стоявший в устье реки Едо, был самой неприступной крепостью Японии. Высокие толстые каменные стены, заключенные в два кольца глубоких каналов и рвов, выглядели надежными и нерушимыми. Снаружи их окружали внешние укрепления. К тому же замок был построен в святом месте – там, где стоял когда-то древний храм Исияма Хонгандзи. Говорили, сами боги защищают Осака от врагов.

Лишь южная сторона крепости, где стена была чуть ниже, а рвы чуть мельче, – могла быть уязвимой. Сейчас там круглые сутки стучали топоры, раздавались покрикивания каменщиков – это дайме Санада Юкимура, знаменитый полководец, знаток осадного искусства, верный вассал Тоетоми – возводил барбакан[15]. Строение выдавалось наружу и при необходимости могло вместить пять тысяч воинов.

Акира, служивший во внутренней охране Осака, стоял на стене, наблюдал за строительством. Зимний ветер бил в лицо, забирался под плащ, леденил тело. И на душе было холодно: все знали, война близко, это лишь вопрос времени. Кланы Тоетоми и Токугава тщательно готовились к сражению, и вся Япония притихла в ожидании.

Грядущие битвы не страшили Акира – самурай не распоряжается своей жизнью, берет ее взаймы у господина и войны. В любой миг он готов к смерти, встречает конец без грусти и сожаления.

Тревожило другое. Войско Токугава огромно, хитрость и подлость его бесконечны. Пусть неприступны стены Осака, а каждый воин готов сражаться за Тоетоми до последней капли крови – поможет ли это выстоять? Акира мучили сомнения, несвойственные самураю, и причиной была любовь. Он готов был погибнуть, но не желал такой участи Кумико. Однако в случае падения замка быстрая смерть для дочери Хидэери стала бы избавлением. Девушку могла ждать гораздо более ужасная судьба – пытки, издевательства, рабство, бесчестье, унижения. Разве можно допустить, чтобы нежный цветок был сломан и растоптан?..

Акира подставил лицо ледяному ветру, как будто хотел, чтобы он унес тяжелые мысли. Стиснув зубы, дал клятву…

По прикидкам Дана, прошло не меньше часа, когда впереди показался маленький островок. Лодка подошла достаточно близко, и он смог рассмотреть собравшуюся на берегу толпу – богато одетых самураев со слугами. Виновник плохого настроения Мусаси стоял возле воды, нетерпеливо ожидая, когда причалит лодка.

– Мусаси-сэнсэй, – осторожно произнес Дан. – Мы прибыли, пора вставать.

Днище заскребло по прибрежному песку. Мусаси вскочил, подхватил обструганное весло, спрыгнул в воду и побежал к берегу. Толпа с изумлением наблюдала за встрепанным гигантом, который, размахивая длинной палкой, несся на Кодзиро.

Знаменитый фехтовальщик сделал шаг назад и поклонился. Мусаси не стал останавливаться и отвечать на приветствие. Кодзиро обнажил меч, отбросил ножны.

– Правильно, они тебе уже не пригодятся! – прорычал на бегу Мусаси.

Он подскочил к Кодзиро, замахнулся дубиной совершенно по-крестьянски. Чтобы не получить удар, молодой фехтовальщик вынужден был первым сделать выпад. Мусаси легко, одним движением отразил атаку и шарахнул Кодзиро по голове. Тот упал, но неловко подвернул руку с катаной и напоролся животом на собственный меч. Клинок пронзил его насквозь, вышел из спины. Из-под тела вытекла и расплылась лужа крови.

Мусаси отступил от противника, который корчился, умирая, словно жук на булавке.

– Теперь можно и поздороваться, – пробормотал великий мечник и отвесил онемевшей толпе вежливый поклон.

Он отшвырнул палку, выдернул из ножен оба меча и с торжествующим воплем прошелся по берегу в диком танце. Спустя несколько мгновений Мусаси уже бежал к лодке.

– Вот и все, Акира-сан. Надеюсь, я тебя не слишком задержал. Лодочник, правь на тот берег! Я еще посплю, Акира-сан. Не буди, когда соберешься уходить.

Великий воин улегся на дно и тут же богатырски захрапел.

– Какая деревня ближе всех на том берегу? – спросил Дан лодочника.

– Сато, – вздохнул тот. – Я там родился. Там было хорошо…

– Почему было? – насторожился Дан.

– В Сато уже год как повадилась Юки-Онна[16], – грустно ответил старик. – Прилетает каждые несколько недель, убивает юных девушек. Скоро в деревне останутся одни старики…