— Машина все еще на месте, Скроггинс?

— Подождите, взгляну Да Только ее почти не видать — совсем стемнело Уорд, поколебавшись, набрал номер меблирашек и по голосу ответившей ему Элинор понял, что она не в духе — Наконец-то! Вам уже несколько раз звонили.

— Кто?

— Не сказали. Что отвечать, если позвонят снова?

— Ничего.

Джастин чуть было не отправился бродить по мирным, обсаженным деревьями улицам Холма, но сообразил: машина с зажженными фарами, бесшумно скользящая по снегу, выследит и настигнет его там, как кролика Нет, лучше уж толпа на Главной улице, где он будет для согрева заходить в магазины, пропахшие свежей хвоей и оглашаемые одними и теми же елейными песнопениями Проходя мимо офиса шерифа, он кое-что придумал.

В офисе наверняка тепло В ту ночь, когда Уорд угодил туда, ему пришлось снять пиджак. Кеннету он что-нибудь наплетет шериф — не из сообразительных, а кресло у него удобное.

Он вошел, заранее испытывая облегчение, но застал только Бриггса. Помощник шерифа надевал фуражку.

— Вам шефа? Вернется только к ночи, а может, сегодня его и вовсе не будет. Он за городом. Приходите завтра, если, конечно, я не могу его заменить. Но тогда поторапливайтесь — меня ждут.

Встречаясь, Джим и Чарли подолгу засиживались за столом. Вот и сейчас Коберн сочувственно слушал, выпятив живот и ковыряя зубочисткой во рту.

— Повторяю, устрой так, чтоб его сфотографировали Пришлешь снимок, я свяжусь с ребятами, и мы живенько выясним, все ли с ним в порядке. Кстати, что слышно о Луиджи? Кажется, дела у него идут со скрипом.

Раздался стук: багажник «Бьюика» открыли и закрыли. Джо вернулся из Кале и, не стряхнув снег со шляпы, вошел в бар, сопровождаемый Мануэлем, приятелем Чарли.

— Опять сыплет, босс. На обратном пути хватим лиха.

— Сделано?

Джо только кивнул: разве могло быть иначе?

Чарли, зайдя за стойку, чтобы наполнить стаканы, спросил Мануэля:

— Минутка найдется?

Он, видимо, хотел поговорить с ним насчет Джастина.

Уж не стало ли это у бармена манией, как всем своим видом дал ему понять Коберн?

— Сегодня нет, старина. Тороплюсь домой: велел своему приказчику ждать меня — вечером будем расставлять товар.

Коберн отвел его в угол, вытащил толстый бумажник и по-особенному пожал Мануэлю руку.

— Благодарю. В любое время к вашим услугам.

— Не откажусь. Чарли вас известит. А теперь, Чарли, красавчик ты мой, не подумай, что я у тебя соскучился, но нам ехать всю ночь.

Он зашел в кухню, расцеловал Джулию и, возвращаясь назад мимо стойки, сунул в карман плоскую бутылку.

— Не возражаешь?

Когда Джастин вновь отважился выйти на аллейку, окончательно стемнело, и он не раз натыкался на неожиданные препятствия, в том числе на консервные банки, которые громко дребезжали под ногами. Наконец, собравшись с духом, он высунул нос на улицу, где освещены были теперь только четыре здания: типография закрылась, и Честер Нордел вернулся к себе на Холм.

Пиджак на Джастине отсырел и стал как ледяной»

Живот порой так схватывало, что У орд останавливался и прислонялся к стене.

Обойдя вокруг дома Элинор, он увидел на кухне хозяйку в фиолетовом халате, беззвучно повернул ключ в замке, на цыпочках поднялся по лестнице и очутился в теплом мраке своей комнаты, пропитанной запахом его тела.

Вцепившись в штору, он посмотрел в окно. На тротуаре и мостовой пусто: ни прохожих, ни даже бездомной собаки, только на фоне четырех освещенных витрин под северо-западным ветром косо падают хлопья снега.

Уорд собирался полежать всего несколько минут, грея руками живот, а потом встать и выпить чего-нибудь горячего, но тут же впал в полузабытье, прерываемое спазмами, от которых его подбрасывало, хотя он так и не мог стряхнуть с себя оцепенения.

Окончательно придя в себя, он увидел разводы обоев — на стену падал свет уличного фонаря. Уорд бросился к окну, ничего не заметил и сообразил, что уже девятый час: освещенными остались только три витрины — закрылся кафетерий. Еврей-старьевщик, окна у которого были забраны прочной решеткой, оставлял в витрине свет на всю ночь.

Чарли у себя в баре томился желанием потолковать с кем-нибудь о Джастине, лучше всего с заведующим почтой, но тот почему-то в этот вечер не появился.

Посетителей вообще почти не было, видимо из-за погоды, и Чарли поглядывал то на мышино-серое пальто, все еще не взятое с вешалки, то на бильярдную напротив.

Наконец, в последний раз позвонил Элинор:

— Уорд вернулся?

— Оставьте меня в покое или я выключу аппарат! Нет его, понимаете, нет. И он велел сказать, что не знает, когда вернется. Удовлетворены?

Джастин, прильнув к двери, слушал. Девушки были у себя и по привычке оставили дверь открытой: они уверяли, что так теплее. В комнате слышались приглушенные звуки радио и — чуть громче — голоса, но Уорд не давал себе труда связывать между собой обрывки доносившихся до него фраз.

Сидя на кровати и по-портновски поджав под себя ноги, Аврора шила. Мейбл писала письмо, но оно никак не получалось.

— Право, не знаю, что написать. О чем бы ты рассказала ей на моем месте?

— Она — твоя мать. Моей давно уже нет.

— Но я же должна черкнуть хоть несколько строк о Рождестве!

— Кстати, что будем делать сегодня вечером?

— Норман тебя не приглашал?

— Еще нет. Вероятно, вынужден провести вечер с семьей.

— Не съездить ли нам в Кале?

— Для этого надо найти кого-нибудь с машиной.

Она вскинула голову и прислушалась.

— Ты ничего не слышала?

— Нет.

— Вроде треск какой-то.

В эту минуту Аврора первой увидела, как в дверном проеме возникла фигура Джастина Уорда. Она чуть не вскрикнула — так ее напугало его бескровное лицо, словно вынырнувшее из полутьмы коридора.

— Мейбл! — выдавила она.

Мейбл, в свою очередь, обернулась. Взгляд ее застыл.

Она не произнесла ни слова, не шевельнулась — У орд показался девушкам привидением. Может быть, просто потому, что обе думали — его нет дома: пять минут назад они слышали, как хозяйка ответила по телефону, что не знает, когда он вернется.

Джастин был без галстука и воротничка, из-под расстегнутого жилета выглядывали подтяжки. Вернулся он, видимо, уже довольно давно, потому что на ногах у него были шлепанцы, а волосы растрепаны, как после сна.

Казалось, ему трудно говорить, и он жестами, вернее, всем своим видом требует, чтобы Мейбл отправилась с ним. Но она молчала, сжимая в руке перо, и он, раскрыв рот, наконец произнес:

— Зайдите ко мне на минутку, хорошо?

Позже Аврора рассказывала подруге:

— Ты была как загипнотизированная. Я тебе подаю знаки — не ходи, а ты встаешь, берешь с кровати свою шаль — и к дверям.

Мейбл была в белом пеньюаре. Она проследовала за Джастином по коридору, вошла к нему в комнату. Прежде чем закрыть дверь, Уорд указал на стол, где заранее положил пятидесятидолларовую бумажку.

— Побудьте со мной — и только, — прохрипел он. — Я болен. И, боязливо взглянув в окно, добавил:

— Мне нехорошо.

Она дала ему закрыть дверь. Взглянула на постель, еще хранившую отпечаток его тела.

— Почему же вы не ложитесь?

— Не могу больше оставаться один.

— Вы больше не один, — не слишком ласково отозвалась она.

— А вы не уйдете? Даже если у меня температура?

Даже если вам кажется, что я немножко не в себе? Тогда ступайте скажите подруге, что я заболел, а вы за мной ухаживаете. Пусть она вас не беспокоит.

Мейбл подчинилась. Джастин вышел вместе с ней в коридор, чтобы послушать, что она скажет, и увериться, что она вернется. Войдя к себе и став спиной к двери, девушка поднесла палец к губам, но это не помешало Авроре громко заявить:

— Надеюсь, ты к нему не пойдешь? Он же псих, разве не видишь?

— Он болен.