В письмах сестер мы постоянно встречаем упоминания об этом «проклятом усачевском деле».

Письма Натальи Николаевны за 1835—1836 годы рису­ют нам облик жены поэта с новой, неизвестной стороны. Мы имеем в виду ее участие в издательских делах мужа и в хлопотах по делам Гончаровых, особенно по усачевскому процессу. И в том и в другом случае она проявляла поисти­не удивительные энергию и настойчивость. «Что касается процесса, я сделала все возможное»,— пишет Наталья Ни­колаевна брату 1 октября 1835 года. Пушкина не было в то время в Петербурге, и, вероятно, посоветовавшись с Н. К. Загряжской (тетка Н.И.Гончаровой, пользовалась большим влиянием в свете) и тетушкой Екатериной Ивановной (сестра Н.И.Гончаровой), Наталья Николаевна начинает энергично действовать са­ма. Она снимает копии с нужных документов, посылает их знаменитому петербургскому адвокату Лерху, приглашает его к себе для переговоров, обращается за советом к сена­тору Бутурлину (члену Государственного совета), добивается через Н. К. Загряжскую сви­дания со статс-секретарем Государственного совета Лонгиновым  и даже пытается подать прошение от своего име­ни самому императору! В хлопотах по делу Усачева она не останавливается и перед подкупом нужного чиновника. В этом нет ничего удивительного: без взяток в те времена ничего не делалось. Но надо сказать, однако, что во всех этих гончаровских процессах Наталья Николаевна руко­водствовалась не столько своими интересами (она получа­ла значительно меньше всех остальных), сколько желани­ем помочь семье. Только в 1836 году, когда материальное положение Пушкиных стало катастрофическим, она обра­тилась к Дмитрию Николаевичу с настоятельной просьбой назначить ей ежемесячное содержание, равное тому, что получали сестры.

Однако самое важное для нас в письмах Натальи Никола­евны — все, что связано с Пушкиным, с ее отношением к му­жу. Из них мы узнаем, что она принимала участие в его изда­тельских делах. Так, мы неоднократно встречаемся в пись­мах Натальи Николаевны с просьбами к брату относитель­но бумаги.

В 1835 году Пушкин и Плетнев задумали издать альма­нах. В письмах от 18 августа и 1 октября Наталья Никола­евна не только от имени Пушкина, но и от своего просит Дмитрия Николаевича изготовить 85 стоп бумаги. «Прошу тебя, дорогой и любезный брат, не отказать нам, если про­сьба, с которой мы к тебе обращаемся, не представит для тебя никаких затруднений». Ответ Дмитрия Николаевича был получен в отсутствие Пушкина, уехавшего в Михайловское; Наталья Николаевна едет к Плетневу и с ним догова­ривается о сроках поставки бумаги. Нам удалось разыскать в архиве Гончаровых документы, из которых видно, что бумага была отгружена сравнительно срочно: 42 стопы — 26 октября и 12 декабря еще 45, а всего 87 стоп. В следую­щем году в письме от 28 апреля она опять пишет брату о бумаге, передавая просьбу мужа поставлять ему бумагу в счет содержания, которое Дмитрий Николаевич выплачи­вал сестрам. Вероятно, инициатива расчета за бумагу исхо­дила от Натальи Николаевны и была ею согласована с се­страми.

По письмам Пушкина мы можем проследить, что во вре­мя своего отсутствия он нередко давал жене поручения по издательским и иным делам.

«Мой ангел, одно слово,— начинает Пушкин письмо 11 октября 1833 года, — съезди к Плетневу и попроси его, чтоб он к моему приезду велел переписать из Собрания зако­нов (год 1774 и 1775 и 1773) все указы, относящиеся к Пуга­чеву. Не забудь... Я пишу, я в хлопотах, никого не вижу и привезу тебе пропасть всякой всячины. Надеюсь, что Смирдин (петербургский издатель и книготорговец) аккуратен. На днях пришлю ему стихов».

«...При сем пакет к Плетневу, для Современника, коли цен­зор Крылов не пропустит, отдать в Комитет и, ради Бога, напечатать во 2 №» (6 мая 1836 г.).

«...Благодарю и Одоевского (писатель, музыкальный критик, общественный деятель) за его типографические хлопоты. Скажи ему, чтоб он печатал, как вздумает — поря­док ничего не значит. Что записки Дуровой? пропущены ли цензурою? они мне необходимы — без них я пропал. Ты пи­шешь о статье Гольцовской. Что такое? Кольцовской или Го­голевской? Гоголя печатать, а Кольцова рассмотреть. Впро­чем, это неважно» (11 мая 1836 г.).

Упрекали Наталью Николаевну и в том, что она якобы совершенно не интересовалась литературными делами му­жа, чуть ли даже не читала его произведения. Трудно себе представить, чтобы это было так.

Обратимся опять к письмам Пушкина.

«Ты спрашиваешь меня о Петре? идет помаленьку; скоп­ляю матерьялы — привожу в порядок — и вдруг вылью мед­ный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одно­го конца города на другой, с площади на площадь, из переул­ка в переулок. Вчера видел я Сперанского, Карамзиных, Жуковского, Вельгорского (композитор, один из друзей Пушкина), Вяземского — все тебе кланяются» (около 29 мая 1834 г., Петербург).

«...Так как теперь к моим прочим достоинствам прибави­лось и то, что я журналист, то для Москвы имею я новую прелесть. Недавно, сказывают мне, что приехал ко мне Чер­тков (историк, археолог). От роду мы друг к другу не езжали. Но при сей вер­ной оказии вспомнил он, что жена его мне родня, и потому привез мне экземпляр своего Путешествия в Сицилию. Не по­бранить ли мне его по-родственному? ...Чедаева (философ, писатель, один из друзей Пушкина) видел всего раз. Письмо мое похоже на тургеневское — и может тебе доказать разницу между Москвою и Парижем» (11 мая 1836 г., Москва).

Ссылаясь на письмо Тургенева, Пушкин имеет в виду на­печатанные в первом томе «Современника» письма Турге­нева из Парижа под названием «Париж. (Хроника русско­го)». В этих письмах сообщались новости парижской поли­тической, литературной и театральной жизни. Сравнивая эти письма со своим письмом из Москвы, Пушкин иронизи­рует, подчеркивая разницу между Москвою, которую он не­долюбливал, и Парижем. Следовательно, Наталья Никола­евна была знакома с этой статьей Тургенева и вообще, ко­нечно, с первым томом «Современника».

«... Слушая толки здешних литераторов, дивлюсь, как они могут быть так порядочны в печати и так глупы в разго­воре. Признайся: так ли и со мною? Право, боюсь. Баратын­ский, однако ж, очень мил. Но мы как-то холодны друг к другу» (14 мая 1836 г., Москва).

По письмам Пушкина в сочетании с письмами Натальи Николаевны мы можем проследить, как менялась, как взрослела она с годами. Если в 1831—1832 годах мы часто встречаем в них его дружеские советы, как вести себя, это понятно: молодой женщине было всего 19—20 лет. А в более поздние годы поэту уже хотелось побеседовать с женой, по­делиться своими мыслями, своим настроением.

Письма Натальи Николаевны свидетельствуют о ее де­ликатности, большой доброте и душевности. Заботы о де­тях, о муже, о родных красной нитью проходят через все ее письма.

Особенно любила она младшего брата Сергея. В пись­мах от начала лета 1835 и августа 1836 года мы видим, что она переживает его безденежье и тяжелое моральное со­стояние, хлопочет о переводе в Москву, где он жил бы в се­мье, старается получить для него место повыгоднее. Очень тепло относился к Сергею Николаевичу и Пушкин. Мы не­однократно встречаем упоминание о нем в письмах поэта к жене:

«... Я рад, что Сергей Ник. будет с тобой, он очень мил и тебе не надоест» (12 сентября 1833 г.).

«... У меня отгадай кто теперь остановился? Сергей Ник., который приехал было в Ц. С. (Царское Село) к брату, но с ним побранил­ся и принужден был бежать со всем багажом. Я очень ему рад. Шашки возобновились» (3 июня 1834 г.).

«... Serge еще у меня, вчера явился ко мне в офицерском мундире, и молодец» (30 июня 1834 г.).

Судя по письмам Сергея Николаевича, это был веселый и добрый молодой человек. В характере младшего Гончаро­ва было много общего с Натальей Николаевной, нам кажет­ся, и именно поэтому к нему хорошо относился Пушкин. Сергей Николаевич часто подолгу живал у сестры, которая всегда была ему рада и всячески заботилась о нем.