Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Галкин, потеряв из виду Люду Важенину, вернулся в буфет за пирожками и теперь шел к себе в кабинет, не имея в виду разговаривать с Мочаловым на скользкие темы очистки среды, без увеличения штатов и персональных надбавок к окладам. Но Мочалов придержал его за руку, через силу улыбаясь и обнажив ровные и острые для его возраста резцы. Губы лишь были синюшные и отечные, будто помороженные, вывернутые, как у лабуха — трубача похоронной бригады. Мочалов словно бы хотел подудеть в трубу. И он зад удел: не похоронно — бравурно и радужно.

— Товарищ Галкин, покоритель отвалов! Легок на помине. Мне-то вас и надо…

Галкин усиленно дожевывал пирожок, чтобы высвободить для продуктивной работы мозги.

— С печенкой? — сочувственно спросил Мочалов. — Кушайте, я подожду.

Галкин предложил ему полпирожка, чтобы жевать вместе, но тот понюхал начинку и сморщился:

— Я еще поживу… Пойдем-ка, снежный барс, к директору в кабинет. Там тебя ждут. Очень интересно! Натуральное кино…

Он тащил Галкина к директорской приемной. Приглядевшись, Галкин и сам заметил нечто необычное: дверь в приемную была открыта настежь, словно бы готовились вытаскивать мебель, из коридора по полу змеились в кабинет два толстых кабеля в черной резиновой оболочке. Слышались голоса, движение, форменный переполох.

— Не бойся, Галкин, счас телевидение за тебя уцепится и сделает кино насчет твоих подвигов! — пояснил Мочалов не без зависти. Он что-то не договаривал и поглядывал на Галкина со значением, дескать, если робеешь, меня позови, выручу. Пускай двоих снимают.

Директор сидел как обычно за столом, а кабинет был полон людей, которые хозяйничали, как хотели. Тащили прожектора на треногах, сдвигали в сторону стулья, перекладывали папки с деловой корреспонденцией, совали в руку директору трубку селекторной связи и просили кому-то звонить понарошке. Понарошке директор не умел, набирал номер и, увлекшись, распекал кого-то в фасонно-литейном цехе за перерасход шихты и осколки металла в отходах.

Режиссер в замшевой безрукавке и кепочке с жестким козырьком махнул рукой, дали свет и съемка началась.

— Снимают по-черному, для репетиции, — шепнул Мочалов, — а после начисто. Давай послушаем!

Накатывали камеру, тащили кабель. По знаку режиссера из боковушки вышли главный инженер с парторгом и подсели к директорскому столу, поглядывая в камеру и волнуясь.

— Десять лет назад мы взяли обязательство, — с чувством вины признался директор и поглядел на парторга, словно приглашая в свидетели, — экономить в год до двух тысяч тонн металла!

Парторг кивнул с тем же чувством вины и неловкости.

— Ишь ты, — просипел ехидно Мочалов, сунувшись к уху Галкина, — правду-матку…

— Обязательство мы не выполнили, к стыду своему. И винить в том, казалось, было некого. Нельзя сказать, что коллектив сидел все эти годы сложа руки и не прилагал усилий к экономии металла. Был создан совет перспективного планирования и внедрения безотходной технологии, он пересмотрел нормы расхода в сторону уменьшения, старались заинтересовать самих рабочих и ИТР морально и материально, поощрить поиск, новаторство, творчество…

Но эффект был скромный, вопреки ожиданиям. Впрочем, это проблема не только нашего завода…

— Других не касайтесь, — зашипел режиссер и панически замахал руками. На других заводах он не бывал и боялся огульной критики.

— Дело в том, что конструкторы и технологи на стадии проектирования мало думали о том, насколько их агрегат или узел будет экономичен по металлоемкости и все ли сделано, чтобы этот показатель был снижен, — подключился главный инженер.

— В то же время рабочий у станка, — живо откликнулся парторг, — вел себя подчас безучастно, перегоняя в стружку тонны металла. Например, на расточке в инструментальном цехе из заготовки весом в восемь килограммов у нас получали деталь в один килограмм. Это же абсурд! Но все молчали… Почему? Откуда взялось равнодушие, аморфность души…

— К слову сказать, не всякий конструктор все может предусмотреть заранее! Рабочему виднее, и по каждому случаю конструкторской недоработки он вправе бить тревогу, обратиться к руководству, выступить на собрании…

— Жди-и, — протянул с усмешкой Мочалов, — дураков нету…

— И выступали! — сказал парторг, листая протоколы собраний, — Вот… пожалуйста… Вопросы ставились неоднократно, конструкторов приглашали в цех, чтобы на месте… Но что-то гостей не видать.

— Ну это, можно сказать, дело прошлое, — с явным облегчением подытожил директор, видно было, что вспоминать ему нелегко и хочется поскорей перекинуть мостик в день сегодняшний и будущий. Он увидел в дверях за телевизионщиками Галкина и улыбнулся, словно бы приглашая к себе поближе. Но режиссер предостерегающе поднял клешню растопыркой и в плечо Галкина вцепилась пальчиками ассистентка, понимавшая своего босса без слов:

— Стойте тут! Четверым будет тесно… Теперь поздно менять. Съемка началась!

— Черновая? — спросил Галкин.

— Набело! Где вы раньше были? Все этажи обегала, вас искала — с упреком сказала ассистентка, ворочая кабель. — Помогите!

— Я в буфете стоял, за пирожками, — шепнул ей Галкин, надеясь дождаться перерыва и подключиться к парторгу. Ему хотелось вставить пару слов про отвал, о том, как нелегко было к нему подступиться и ходить в дурачках, потому что все считают, что мусор — дело несерьезное. Речь не получалась. Сказать надо много, толково и на техническом уровне, как главный инженер или парторг, но они специалисты и давно женаты, а Галкин ничего такого не успел, и невеста шарахалась от него, как от чумы или от банки из-под ядохимикатов, которыми он провонял, растаскивая свалку.

— Положение круто изменилось к лучшему, когда комсомольцы во главе с Аркадием Галкиным, рабочим из кузнечного цеха, проявили инициативу и убрали отвал! — сказал директор, торопясь и не желая останавливаться на этом моменте, и Галкин понял, что опоздал со своей речью. Свалка для директора — в прошлом, неприятный эпизод, и для него гораздо приятней работать без нее. Самое интересное только начиналось.

— Прямо скажу, к такому экспромту мы были не готовы, в какой-то момент были озадачены. Как работать дальше, без отвала? Куда девать шлак, отходов у всякого завода, как вы понимаете, достаточно, с головой! Галкин человек молодой, на заводе новый, но вряд ли он думал о последствиях…

— У ИТР переполох, — признался главный инженер, — приходится перешерстить всю технологию, учитывая, что отходы некуда девать, разве что сваливать под стол!

— Но ведь дело, видимо, не только в кучах шлака и мусора, которые Галкин с комсомольцами выпроводили за черту города, в заброшенный карьер! Не надо упрощать. Если так просто, — включился ведущий, чего-то добиваясь подспудного, — то давайте сроем все отвалы и…

— Давайте! — с явным облегчением сказал директор: его поняли правильно. Еще месяц-два назад в этом кабинете без конца заседали на темы безотходной технологии и выполнения постановления правительства. А корень зла — отвал! Само сознание того, что бракованную деталь можно отправить за ворота с кучей шлака, и «концы в воду», сводило на нет все усилия и планы. Отвал как высшая инстанция, как палочка-выручалочка, спишет все: брак, халтуру, бесхозяйственность.

— Я советую всем директорам начать с отвала! Расстаться с ним сегодня же, поставить коллектив перед фактом: свалки нет, выход один — внедряй на каждом рабочем месте безотходную технологию и строжайшую дисциплину в расходовании материалов или… останавливай производство.

— В отвалы города, — редактор заглянул в записную книжицу, — вывозится около двух миллионов тонн промотходов! А если прибавить бытовые отходы, то можно предположить, что цифра удвоится и нас с вами ожидает перспектива — утонуть в собственном мусоре! Самый крупный отвал, кстати, был не у вас, а у металлистов…

— Безусловно, пальма первенства у них, — печально кивнул директор, — там счет ведут на десятки миллионов тонн. Рукотворные горы. С ними надо что-то делать уже сейчас, иначе будет поздно. Я думаю, что руководители металлического завода понимают и примут меры…

51
{"b":"248160","o":1}