Как можно поднять культуру производства с качеством, коли нет приличного склада? А в душевой грузчики стоят в валенках, чтоб к полу не примерзнуть… Потому и вагоны стоят. Администрация тряслась над миллионным подотчетом на складах, но не дала Пал Палычу ни рубля, чтобы заделать дырку в заборе. Ее затыкали на ночь автопогрузчиком…

Заткнуть стену цеха сепарации было нечем. Пал Палыч сел на радиатор, выломанный из стены мародерами, но оставшийся в цехе, вспомнил, каких трудов ему стоило добыть радиатор. Гости выкрали стремянки, малярные козлы, шкафы, фаянс, трубы, ободрали плитку, повыворачивали полы. Мародер попался маломерный, он не осилил бункера́, чтобы приспособить их хранить картошку, а за неимением лестничных пролетов не очень шарил по этажам, рассудив, что жизнь дороже.

Задрав голову и осматривая верх, Пал Палыч проводил инвентаризацию. Выходило, что не все потеряно и можно начинать.

Рабочие деловито разбрелись по цеху, собирая в кучу трубы, вентили, все то, что забраковали мародеры. Могло пригодиться на первых порах. Галкин о старье не помышлял, блуждая мысленным взором по базе Богдановой. Он вспомнил ящики, защемившие ногу под забором, и чуть не застонал от запоздалого вожделения: там были ящики с машинами для сепарации. Разве что опять лезть на забор?

— Подножный материал отставить! — сказал Пал Палыч раздраженно. Он не собирался клеить стены из кусочков шифера.

— Вчерась на базу кирпич завезли, вагона три! — мечтательно подсказал Махиня, поглядывая на Пал Палыча с надеждой. Тот не откликался.

Бригада засмеялась:

— А ты пойди попроси, Махиня!

— И попрошу! — с вызовом сказал бригадир.

— Попроси!

Но Махиня не решался.

— Кирпич наш, — сказал Пал Палыч, глядя ясно и не замечая робости бригадира в вопросе снабжения. Галкин кивнул, считая, что люди спешат на помощь тому, кто попал в беду. А уж если в беде завод, то сомневаться нечего…

— Поживем — увидим! — настроились на ожидание строители, усаживаясь в кружок и закуривая.

От заводских корпусов отделилась и запылила в сторону сепарации машинка. То был грузовичок с брезентовым верхом. Грузовичок гнал ходко, прибавляя в размерах. Солидно тормознул и накатил, отключив мотор. Из кузова прыгнули два длинноногих паренька, с мотками кабеля и гирляндой телефонных трубок.

— Вы Галкин? Вас ищут. Сейчас подключим…

Они поставили к ногам Галкина аппарат и мигом размотали кабель. Галкин взял трубку.

— Кирпич проси! — видя его растерянность, подсказал бригадир. — Со стен начнем…

— Товарищ Галкин! — заверещало в трубке осуждающе. — Куда вас занесло? Обещали полчаса…

— Слушаюсь! — ответил Галкин виновато. — Слушаюсь! Вероника Андреевна…

То была секретарша директора.

— От телефона ни на шаг! — приказала она. — Соединяю с городом!

И началось привычное.

— Дмитрий Павлыч? Вы слышите? Дмитрий Палыч, вопрос об отвале назрел, мы его выносим на исполком! И в самом деле, сколько можно медлить?! Много жалоб, с одной стороны — от заинтересованных организаций, вы меня слышите? с другой — от граждан! Видимо, нужен компромисс. Пришлите представителя. Вы не надумали уступить?

— Отступать не будем! — сказал Галкин. — Только вперед! Представителя вышлем…

Бригада слушала, раскрыв рты. Впервые узнавала, как делается высокая политика. Ай да Галкин!

Дали отбой. Но телефон трезвонил, наверстывая потерянное время.

— Сепарация? Алло! Не слышу. Станция? Девушка, милая, дай сепарацию.

— Что за сепарация? Цех, что ли? Не знаю такого! — сердилась станция.

— Как не знаешь? Отыщи! На то и поставлена. Станция? Черт знает, что такое. Говорит центральная база. Ба-за! Директор Богданова…

Галкин сунул трубку Пал Палычу и сел подальше.

— Слушаю, товарищ Богданова! Очень рад, очень, — с чувством сказал Пал Палыч, сейчас судьба его и цеха сепарации была в руках снабженцев. Дадут материалы — будет сепарация, не дадут… Пал Палыч ждал.

— Пишите телефонограмму, — приказала Богданова, — ваш адрес поступил кирпич, лист стальной кровельный, профнастил, уголок, доска обрезная, нержавеющий лист, эмаль импортная, заказы 350230, 360566…, — Богданова диктовала быстро, Пал Палыч едва успевал помечать в блокнотике, страшно волнуясь отчего-то. Привалило?! Надо ехать.

— Я не поеду, — испугался Галкин, — знаю эту базу?

— Я поеду! — сказал Махиня, понимающе усмехнувшись. — Зубами вырву, если что!

Никогда еще его не приглашали взять с базы профнастил или нержавейку, да еще лично директор. Со стороны Галкина глупо было упираться и ждать второго приглашения. Богданова могла обидеться и сплавить материалы в моторный цех. Там-то уж не откажутся! Махиня забыл в спешке про накладные с печатями, про документ и личное удостоверение. В его кармане вряд ли что имелось, кроме расчески и сигарет. Но день был какой-то волшебный…

Ехал Махиня на попутном самосвале и выглядел женихом. «Меня заждались, — рассказывал угрюмому шоферу, — директорша звонила, дескать, все отдам, что имею…»

— Отдаст! — глядя на дорогу, пробурчал шофер, после оглянулся и добавил; — Догонит и еще… поддаст!

Он лучше знал Богданову, зимой снега не выпросишь. Нашли кого назначить?! Будто мужиков нету. На базу шофер делал третий заход на дню, не ночевать же там? Дважды возвращался порожняком, несолоно хлебавши. Приписан грузовик к загородному свинокомплексу, там ждали блоки с электронной памятью. Вещь, по мнению шофера, пустяшная. Свинья она и есть свинья. С ней надо просто. Но без памяти на этот раз ему велено не возвращаться, потому как дирекция на себя не надеялась в смысле привесов, кормов, убытков и прибыли. Шофер в отличие от восторженного Махини, был уверен, что директорша «темнит», в конторе ее не дозовешься, «слиняла», хотя рабочий инструмент на месте: расческа, пудра, лак для «когтей»… Шофер опять усмехнулся и почти лег на руль, спина устала, глаза слезились от напряжения. Баба она и есть баба! Дело для нее второе, а главное — лоск навести. Считай, нету там директора. А коли нет головы, скоро не будет никого. Грузчики начнут «керосинить» и раскиснут…

В ворота базы они въехали без задержки: успел примелькаться грузовичок со свинокомплекса. У конторы шофер откинулся на спинку, собираясь вздремнуть и доверяя все дальнейшее чумному от ожиданий бригадиру строителей.

— Иди, коли звали! Чай что, дай мне знать, встану под погрузку!

— Будь спок! — Махиня бодренько сиганул на землю, минуя подножку. — Я мигом!

В конторе он прошагал первый этаж, не задерживаясь, по опыту зная, что начинать надо с головы. Его интриговал тот факт, что предстоит беседа с женщиной, при исполнении и в отдельном кабинете, а не с каким-нибудь бюрократом. Бригада ждала материалы и верила в бригадира, вернуться с пустыми руками он не мог, лучше вообще тогда не возвращаться.

В приемной первое, что бросилось в глаза Махине, была расческа, а также пудра и лак для «когтей». Шофер не соврал. Девица в кофте с широкими рукавами «зыркала» в зеркальце и учесывала пышную шевелюру. Махиню она разглядела, не оборачиваясь:

— Вам кого, гражданин?

— Вас, — сказал Махиня, думая обрадовать. Девица отложила зеркальце и глянула на него в упор, с такой усталостью и раздражением, будто он был сто первый за последние полчаса и говорил то же самое, что другие. С мужчиной-директором, видимо, ей жилось спокойней.

— Директора нет, уехал! — про Богданову она говорила в мужском лице, намекая, что от других ждет того же, то есть без пошлости.

— Как нет? — удивился Махиня, чувствуя какой-то бабий подвох: назначила свидание и сбежала! — Только что звонила… то есть звонил директор!

Девица отвернулась к зеркалу и подняла расческу, осторожно будто нож, примериваясь к локонам.

— Ждите! — предложила неприязненно, лично ей Махиня был неприятен.

— Где ждать-то? — он нацелился взглядом на стул рядом с девицей.

— Здесь сейф, не видите?! — девица, как видно, имела подотчет в ценных бумагах или купюрах, в отличие от Махини, и никому не доверяла через это. «Бумажная душа!» — сердился Махиня, вышагивая по коридору и прислушиваясь к собственным шагам, больше слушать было нечего. За голову снабжения ухватить не удалось, можно было попробовать… Отделы один другого заманчивей: «бумпродукции», «красок и эмалей», «строительных и отделочных материалов», «метизов», «санфаянса», «цемента»… Махиня заглянул в «санфаянс», скрипнул дверью: вместо раковин, ванн и голубых унитазов увидел плотно сдвинутые столы, шкафы, набитые бумагами. Бумаги были на столах, в них просто тонули три товароведа. На Махиню они не взглянули, выводя цифирь. В «цементе» было то же самое: подшивали наряд-заказы, копии накладных, сверялись с журналом сводного баланса, чтоб не обмишуриться. «На слово не поверят!» — Махиня нехотя спускался вниз. Показываться на глаза шоферу было стыдно. «Что им до сепарации?» Праздник на душе у Махини тускнел, и хотя он верил, что времена переменились и цех сепарации встал костью в горле у заводского начальства, благодаря заботам Галкина, база к заводу не относилась, тут было свое начальство, которому и без сепарации хорошо. Тут даже не знают, за что воюют Галкин с Пал Палычем, а должны бы знать, промежду прочим!