— Узнаешь?! — и в спальню влетает пацан, еле на ногах удержался. Смотрю во все глаза. Кто такой?!

— Нет! Первый раз вижу! — честное слово, хотя — я-я, на Малого похож, такой же рыжий и тощий, может брат его. Но мой недавний знакомец говорил, что он сирота. Грязный, не мытый, в тине и ряске. Но мало ли в окрестностях таких мальчишек?!

— Да?! Значит так?! — я всё никак в толк не возьму, чего у Рихарда дым из носа валит?! Особый способ бессигарного курения?! Надо Сардосу рассказать, бог он или нет, а хватит всякую дрянь в рот тянуть!

— Рихард, у тебя глаз дёргается! Чайку?! — вежливость и еще раз вежливость, вот чему меня учила Тайя, но за безумной каруселью моей жизни, я как‑то это подзабыла. Потому встав с кровати, я правилась к столику и совершенно спокойно стала разливать травяной чай. Ах, да! Невозмутимость — вот еще одна ценная черта настоящей леди. М — да, походу до этого я леди и не была.

— А это?! Это ты узнаешь?! — и прямо на столик, сервированный к послеобеденному чаю, рухнул тяжёлый составной лук. Но я же леди! Вот с утра как из деревни вернулась, да как винцо, что накануне выпила, на холоде развеялось, так и решила: Даргерон — личность, развитая и полноценная, а я — леди! На том и расстались. Поэтому, тихо, стараясь не звякать разбитыми чашками и блюдцами, невозмутимо, совершенно спокойно, убираю лук, кладя его на трюмо, и еще раз спрашиваю:

— Чайку, мать вашу?! — вдыхаю полную грудь воздуха и добавляю, так же невозмутимо, — Милорд?! Господин?!

Всё‑таки истинная леди любую проблему разрешит, не прибегая к брани и грубой силе. Стоят двое, с отвисшими челюстями. Мальчишка еще и затылок свой чешет, уже хохолок как у чудо — птицы начесал. А герцог молодец, спокойный такой, сдержанный весь, только со зрением у него плоховато, теперь оба глаза дёргаются.

— Кья — я-яррра! Я тебя убью! Всё! Нет сил! — странный народ, эти мужчины, то лечит сам, от погибели спасает, то смертью грозит.

— Ваш вашество, не надо! Она мне еще место заветное не показало! Там, где лягушек тьма тьмущая! — и штаны так вверх дёрг — дёрг. Знакомый жест, где ж я его видела?! Где же, где…

Вот тут меня и проняло!

— Малой?! Малой, это ты?! — видно пол сегодня мыть не придётся, вытрут его вечно падающие челюсти присутствующих, вот и моя к остальным присоединилась.

— Малой, кто ж еще! — и невероятно повзрослевший мальчуган из Гнилушки шмыгнул носом и старательно размазал нечто по лицу. Даже думать не хочу, что, — Вот, лук твой притащил, думал, сам отдам, да этот вон отнял!

— Но… этого не может быть! Ты же… меньше был, и ростом, и… вообще! Я когда тебя встретила на болотах, тебе лет семь — восемь было, а теперь, — договорить мне не дали. Порывистый ветер рывком отбросил меня на постель. Не успела я глотнуть воздуха, как вокруг меня образовался кокон из льдисто неровного стекла, сквозь который я и наблюдала за происходящим.

— Кьяра, сиди и не смей вмешиваться, он опасен для тебя! — голос герцога приобрел небывалую твёрдость и зычность, в пору командиру королевских драгун, а не магу. Но меня командными нотками не пронять. Приподнявшись, я пыталась всмотреться в сгущающиеся сумерки в башне. Магия, так её через туды!

— Это Малой‑то опасен?! Рихард, он же ребёнок! — я кричала сквозь набирающий силу вой. Звериный, не человеческий, а потому ни кому из присутствующих здесь он принадлежать не мог. И, тем не менее, этот вопль о помощи, наполненный болью и небывалой обидой на мир, исходил от… Малого! Только существо, представшее пред герцогом Дахрейном, плетущим некое заклинание, всполохи огня от которого слепили мне глаза, мальчиком уже назвать было нельзя.

Его тело было охвачено судорогой, под невероятной силой которой скручивались и сокращались мышцы, выворачивались суставы. Я с ужасом наблюдала, как рвались хлипкие вещи Малого, в прорехи которых лезла… черная густая шерсть?! Боги, это шерсть?! Лицо его с каждым мгновением теряло человеческие черты, всё больше напоминая… волчью морду. Встав на задние лапы, прорвавшие ветхие сапожки, оно с новой силой взвыло, задрав свою лохматую голову к потолку. И тут же надсадный звериный клич оборвался. Слепящий луч света, идущий от ладоней Рихарда, собранных ковшиком, врезался в искореженное, не до конца измененное туловище… чудовища?! Боги, спасите меня! У меня в спальне… чудовище! 'Два, если быть точнее!' — подсказало мне моё подсознание.

— Рихард, умоляю! Ему больно! — не знаю откуда, но я чувствовала это. Внезапно, что‑то кольнуло в моей груди, остро и мгновенно. Я знала, что он, это действительно всё еще Он, Малой, не причинил бы никому вреда. Это случайность.

— Кьяра, твоё милосердие сейчас больше смахивает на безумие! Или дурость! Ни тому, ни другому я потворствовать не желаю! — а несчастное существо уже не пыталось загородиться лапами от смертоносного света, как было в начале. Оно лежало на каменном полу, свернувшись в калач, и тихо скулило. Жалобно, отчаянно вымаливая жизнь, утекающую в образовавшуюся под телом лужицу крови.

— Рихард, пожалуйста! Я прошу тебя… — положив руки на преграду, отделявшую меня от происходящего в спальне, я встала на колени и молила, — Он же… умирает, Рихард! Пожалуйста… пожалуйста…

— Кьяра, такая тварь давно должна быть мертва! Я понимаю, тебе его жаль, но он не тот, кем ты его считаешь! — лицо мага исказила судорога, и я поняла, что всё… еще миг и мне уже не спасти несчастного.

— Рихард… он же ребёнок! Не человек, но ребёнок! Я… прошу… — предприняв последнюю попытку, я содрогнулась в рыданиях. И наступила тьма.

И в непроглядном мраке приговором мне прозвучал голос герцога:

— Он жив, Кьяра! Ранен, слаб и не способен на сопротивление, но жив! А тебе, моя дорогая, придётся многое объяснить!

— Всё, что угодно! Рихард, всё… что угодно! — моё севшее горло могло только сипеть, но я была услышана. В спальне было так тихо, что только тяжёлое прерывистое дыхание Малого и хруст разминаемых пальцев мага, уверяли меня в том, что я еще здесь, в Западной башне.

— Что ж, тогда объясни мне, моя любимая девочка… — тихо и ласково обратился ко мне герцог, что весьма подозрительно.

— Да?!

— …где в этой глуши… ты смогла найти живого мрара?! — последнее Рихард уже орал, тряся меня за грудки.

— Ой! — и тьма наступила вновь, повторно, только уже для меня единственной.

— …натерпелась, девочка! А вы, милорд, не знаю, как и сказать! Так благородные лорды не поступают! — о, Элжбет кого‑то уже распекает.

— Не учи меня! Мне и только мне решать, как поступать с Кьярой! — ну, надо же, и Рихард здесь.

Хм, а 'здесь' — это где?! Вот — вот, самый правильный вопрос! Лежу я на твёрдом, очень твёрдом, а еще холодном. И руку правую саднит, в районе локтя. Знакомое неприятное ощущение, просто до жути мне что‑то напоминает, что‑то… вот тут я глаза и распахнула.

Ну, здравствуй, кошмар! Я лежала в комнате, где всё, что я могла обозреть, было удивительного белого цвета. От ощущения нереальности происходящего, мне стало дурно. И я зажмурила глаза.

— Элжбет, покиньте нас!

— Как вам будет угодно, милорд!

Тёплые мужские руки погладили мои щеки, убрали волосы со лба, а затем к моим векам поочередно прикоснулись губы.

— Маленькая моя, тебе плохо?! — этот тихий заботливый голос, эти нежные прикосновения, — кто ты, и где Рихард?!

— Да, — я с трудом разлепила губы, — я не хочу здесь быть. Я хочу проснуться.

— Ты не спишь, малыш. Ты в лазарете, — я всё еще не открывала глаз, но чувствовала, что герцог улыбается, — хочешь, я унесу тебя отсюда?!

Я нашла его руку и сжала её, очень крепко, во всяком случае, мне так казалось.

— Пожалуйста, — и тут же почувствовала, как нечто вытянули из моей руки, зажали пальцем ранку, и саднящие ощущения прекратились.

— Хорошо, милая! Обними‑ка меня! Вот так, умница, — меня подхватили на руки, и я с невероятным удовольствием прижалась к горячему мужскому телу. Мимолётное головокружение — проходили сквозь портал — и меня снова опускают вниз, на этот раз на что‑то мягкое и воздушное. На постель. Только не на мою. Запах. Терпкий запах сандалового дерева с нотками имбиря и корицы.