— И он не выгнал вас?!
— Да что вы! Узнав, что я беременна, Хайн настоял на том, чтобы я жила в родительском доме. Перечить ему никто не решился. Там же я и родила. Крепкую девчушку. Мою Майю.
— И как её приняли ваши родители?! И Хайн?!
— Родители в ней души не чаяли. А Хайн… он стал ей тем отцом, кем должен был быть Эжен. Мы жили как семья. Дружная семья. Хайн держался обособленно, но дружелюбно. И, порой, я жалела о своих прошлых поступках. О том, что, возможно, отказалась от своего настоящего счастья. Но как свойственно нам, девушкам, гнала крамолу из головы, до последнего веря в любимого. Пока…
— Пока что?! — меня так сильно увлекла история Элжбет, что не было сил терпеть.
— … пока не увидела Эжена среди мародеров, напавших на наше поместье. Ходили слухи о банде дезертиров, что грабит повозки и близлежащие деревни. Поговаривали, что во главе них стоит настоящий лорд. Но никто из нас не верил байкам прислуги. И мы ошиблись. Они напали ночью.
— Мадам Элжбет, может не стоит?! Я вижу, вам трудно!
— Да, мне всё еще тяжело это вспоминать, но… может, выговорившись, станет легче?! — в её глазах светилось столько надежды, и я не смогла сказать нет, — Хайна убили тут же, как только он спустился в холл. Слуг заперли внизу. Я проснулась на крик Майи, но с кровати так и не встала. К моей шее был прижат нож. Но даже в темноте, не видя, я поняла, кто его держал.
— Эжен?! — я едва смогла прошептать, ком стоял в горле.
— Эжен. Когда его дружки вошли с факелами в комнату, вот тут он меня и увидел. Был ли муж удивлён?! Не скажу. Мешало ли ему моё присутствие. Безусловно. Меня потащили в коридор. Не думаю, что ты хочешь знать, для чего. А мой муженек обыскивал спальню в поисках наживы, когда его родная дочь криком кричала в колыбели. Но и здесь им не повезло. Всем не повезло.
— Что вы имеете в виду?!
— Начался пожар.
Больше Элжбет не сказала ни слова. Она молча собрала посуду и направилась к двери.
— Мадам Элжбет, что же дальше?!
— Когда обвалилась горящая балка, преградившая остальным путь в спальню, Эжен метнулся к окну, разрывая простыни на полосы. Я умоляла его спасти Майю. Но он ушел. Один.
— Мне очень жаль, мадам Элжбет! Это чудовищно!
— Да, Кьяра. Мне тоже жаль, — и по лицу женщины потекли слёзы.
— Но… вы говорили, что снова обрели…
— Я обрела возможность отомстить. Это единственное, на что я могла рассчитывать.
— Как?!
— Герцог Даремский! — удивительно, как много я не знаю о Рихарде. А вообще, Кьяра, о ком из здешних ты хоть что‑то знаешь?! Вот — вот, заперлась в башне, словно принцесса из сказки, и сидишь сиднем. Если бы не мадам Элжбет… А госпожа экономка уже открывала дверь, чтобы уйти.
— Подождите! Мадам, но как же вы выбрались из горящего дома?!
— А я и не выбралась. Никто не выбрался.
— Я… я не понимаю! — кажется, у меня шок.
— Поверьте мне, Кьяра, герцог — воистину великодушный человек! И я многим обязана ему! Как и все в этом замке.
— Но как же…
— Уже поздно, леди. Приятных сновидений!
На этом экономка молча вышла за дверь, тихо прикрыв её за собой.
А я осталась со своими мыслями наедине. Под утро, уже засыпая, я поняла, что меня совершенно не волнует тот факт, что я весь вечер и часть ночи имела беседу с мёртвой женщиной, выглядящей живее многих живых. А вот её история многое заставила переосмыслить.
Жуть, Кьяра, что с тобой сделал замок 'Сумрак'?
* * *
Проснулась я с единственной мыслью в голове — жить хорошо! Ну, что вы, обычно у меня в кубышке мыслей — рой пчелиный, но толковых, к сожалению, маловато. Потому то, что со мной произошло сегодняшним утром, всецело моя вина.
Совершив ежедневные процедуры омовения, я как растущий организм озаботилась насущной проблемой — что и где можно съесть! До сего момента я была избалована вниманием Рихарда. К полудню, как мы просыпались, столик с завтраком чудесным образом меня уже поджидал. Вот именно, чудесным. С учетом вчерашней размолвки, а именно так с лёгкой руки мадам Элжбет я наши разборки и назвала, кормить меня явно не будут. Эх, нет в жизни справедливости!
Возглавив поход по спасению себя любимой и собственного живота, я смело направилась к шкафу — одеваться и скоренько. Завтрак пропускать нельзя. Тем более что просить прощение и вынуждать принять его нужно на сытый желудок. Во — первых, спокойней буду, во — вторых, если выгонит, то до следующего приёма пищи как‑нибудь протяну.
Накинув лёгкое светло — зеленное платье и подвязав волосы, я рванула дверцу на себя. Ничего. В смысле, ничего хорошего. Но я не расстроилась. Ударив себя ладонью по лбу, я вспомнила, в чём секрет здешних дверей:
— От дурында, они ж здесь все от себя открываются! — изрекла я гениальную мысль и налегла на серебряную фигурную ручку.
— Что?! Нет. Этого не может быть! — дверь невозмутимо продолжала быть запертой.
— Серьезно?! — для верности я саданула по ней кулаком.
— Нет, правда, серьёзно?! — в бешенстве я колотила уже ногами и руками куску дерева. Выбившись из сил, я прислонилась к нему, шумно втягивая воздух в лёгкие. Поверить до сих пор не могу! Меня заперли. Последней из комнаты выходила экономка, но неужели мадам Элжбет столь вероломна?! Хотя, чему удивляться, если герцог ей приказал, она беспрекословно исполнит.
Устало откинув волосы со лба, я решила искать другой выход. Он есть, я знаю.
— Окошко, окошко, ну‑ка скажи, да всю правду расскажи, что прячешь за стеклом?! — уверенность в собственной правоте, подкрепленная злостью, та ещё смесь. Вцепившись в раму, я потянула её на себя. Затем от себя.
— Да вы издеваетесь?! Ну — у-у, ладно! Имущество не моё, а посему! — схватив стул, стоящий у маленького круглого столика, за которым мы обычно с Рихардом обедали, я отправила его в оконный проем. На силу увернулась. Не знаю как, но предмет мебели будто отпружинил от окна, не разбив его. А это странно!
— Демоны побрали б вашу магию! Выпустите меня! Выпустите! Я есть хочу! Есть хочу! И выйти! Хочу! Хочу! Хочу… да адское пекло! Я что, руку поранила?! — дергая за ручку окна, я только сейчас заметила, что ладонь у меня мокрая от крови! И тут внезапно створка поддалась и со скрипом отварилась, — Ничего не понимаю…Ай, да ладно! Ну, что Кьяра, на волю, на свободу?!
Выглянув в окно, я узрела уже такие привычные красоты: разрушенные постройки западного крыла замка, незабвенное кладбище невест моего дражайшего Рихарда, болотце с весьма отзывчивыми и талантливыми лягушками и… огромную раскидистую яблоню, увешанную сочными краснобокими плодами. Мать вашу, что ж я раньше её не заметила?!
— Итак, Кьяруся, жизнь всё‑таки прекрасна! Осталось только достать это прекрасное, и наверняка вкусное, сочное, ароматное… — мой многострадальный желудок поддержал все мои планы и действия торжественным 'Урррр! Выррррр!'.
Что мы имеем?! Мы?! Ну, я и желудок! Имеем мы окно, открытое, и… высоту до земли примерно в два — три десятка моего роста. Что нам поможет преодолеть такое расстояние без риска расшибиться в лепешечку?! Так, о лепешках лучше не думать… О, я знаю! Крылья!
— Да, мозг, с голодухи ты тупеешь! Какие крылья?! — горестно подперев ладошкой подбородок, я сидела на кровати и думала. И еще думала… и еще… и еще… пока мой взгляд не наткнулся на белоснежную шёлковую простынь.
— Канат! Сплетем канат!
Схватив простынь, покрывало, наволочки, три гардины, два полотенца и четыре моих платьев, включая бальное, я связала всё это воедино, предварительно перекрутив. Свесив в окно самодельный канат, вынесла вердикт:
— Кьяра, ты — дура! Даже если собрать всё, разорвать на полосы, а затем связать, тебе всё равно не спуститься по нему. Почему?! А потому, что на полпути твои ручки устанут и ты что?! Правильно. Лепешечка!
С грустью и печалью, мне пришлось признать, что выбраться из этой комнаты мне вряд ли удастся. Рука нещадно саднила. Её нужно было перевязать. Схватив первое, что подвернулось, я решила сделать импровизированную повязку. Это оказалась простынь, которая ни в какую не хотела ни рваться, ни резаться об уже с успехом разбитое мною оконное стекло. Ткань постоянно норовила выскользнуть из моих ладоней.
