— После насилия? — уточнила я. — Почему вы избегаете называть это? 'Насилие'! Ведь это правда! Моего согласия вы не получили, а даже наоборот.

— Да, хвалиться здесь нечем… — он поморщился, будто проглотил что‑то кислое. — Но и уделять излишнее внимание тому, что было, не стоит. Я думаю…

— Излишнее внимание?! Вы! Разрушили! Мою! Жизнь! — ого, я умею орать?!

— Без драматизма! Что я разрушил?! — он схватил меня за руку и ткнул пальцем в тату 'ночной' — Ты — Кайрими! Рано или поздно это бы случилось!

— Но не так и не здесь! И уж точно не с Вами. А с тем, кого я сама выберу! — я вскочила со стула, прикрывая ненавистную печать Богини краем простыни. — Не вам было решать!

— Ты в этом так уверена? Не мне? — его горячее дыхание обжигало мою шею, ухо, вызывая дрожь во всем теле. — Мужчина, если он действительно мужчина, берет то, что ему нужно и тогда, когда захочет. Или я ошибаюсь?

— Я не знаю! Мне… — я постаралась вырваться из его цепких рук. — Мне трудно дышать, отойдите!

— Нет! Меня вот всё устраивает! Привыкай, девочка!

— Не буду! Я не буду привыкать, мириться… — говорила твердо, уверенно, или мне это только казалось? — Вы — не тот, кого я хотела бы видеть рядом с собой!

— Что ж, сожалею! — ехидная улыбка расползлась по его лицу.

— Правда?! — с сомнением протянула я. — Сожалеете?!

— Конечно, нет! — кажется, кто‑то опять начинает злиться, а я вот отойду подальше от него, и не важно, что стеночка за спиной в полушаге. — И чем я тебе плох, любопытно? Знатен и богат! В этой дыре ты бы лучшего не встретила!

— Встретила!

— Нет!

— Да! — я уже кричала.

— Нет!

— А вот и да! — мне одной этот разговор кажется спором двух умалишенных?

— Хорошо! Бей! — я поняла, что он пришел к какому‑то решению, и оно мне заранее не нравилось. — Давай, строптивая малышка, ударь меня, и покончим с этим!

— Что?!

— Ударь меня! Со всей силы! — маг в очередной раз приблизился ко мне вплотную и заложил свои руки за спину. — Давай!

— Не буду! — опешила я, твердо помня, что бить лорда — преступление, которое карается смертью. А мага — так и вовсе мгновенной!

— Будешь! Ты должна меня ударить! Так надо! — объяснил, называется.

— Мне не надо! Мне вот на кухню… туда надо!

— Я говорю, ударь меня! Сейчас же! — мужские руки опустились на мои плечи и слегка встряхнули. — О, какая в тебе ярость!

— Вы ошибаетесь, я совершенно спокойна! — ведь это так?!

— Я её чувствую. Твой гнев, твоё разочарование… — его ладонь скользнула вдоль моей скулы, погладив щеку. — Мне не нужна твоя затаенная ненависть. И уж точно ни к чему месть! Поэтому, бей!

— Я не хочу!

— Хочешь! Человеческие женщины, вы так дорожите своей невинностью… А, впрочем, не важно! Мне нужно… — он прерывисто вздохнул и продолжил. — В общем, выпусти злость! Она разрушает тебя. Сразу станет легче нам обоим.

— Я не злюсь! Я… сама виновата… всегда… — мой запал угас, и я устало опустилась на стул, чтобы тут же быть поднятой.

— Девочка моя, так не пойдет! Давай — давай! Ручку поднимаем…

Нет, ну как же достал! И я ударила… прямо по его наглой роже! Сам же просил!

— Это что было?! Это ты меня так погладила? — и кривая такая ухмылка 'украсила' его лицо.

Ну, держись! Я с пацанами во всех драках побывала! Ударила сильнее. Еще пока ладонью. Открытой. Но хлёстко так. Наотмашь. На его правой щеке уже разливалось багряно — красное пятно… Я ударила ещё. И еще. Хотела остановиться, но в меня будто что‑то тёмное, демоническое вселилось. Оно шептало мне: 'Бей. Причини ему боль. Как он тебе…'. В ход пошли кулаки… Я выла, царапалась и кусала, точно дикое животное. До тех пор, пока вдруг не осознала, что мне не просто не сопротивляются, но даже не защищаются…

Тяжело дыша, я стояла в полушаге от него. Смотрела, как тонкая струйка крови ползет по его подбородку. Хотела стереть, но он перехватил мою руку. Сжал и поцеловал в ладошку, не отрывая от моего лица колдовского взгляда своих синих глаз.

И тогда во мне что‑то сломалось. Рыдания вырвались из груди. Слёзы, горячие, обжигающие, крупным горохом катились по моим щекам. Судорога в области живота скрутила меня точно жгутом. Как же больно. И я заскулила… заскулила раненным зверем. Спрятаться. Убежать. Забраться в самую глубокую нору.

Сильные мужские руки обняли меня, прижали голову к груди. Теплые мягкие губы целовали мой висок, щеку… Я слышала его шепот, но ответить не могла. Не сейчас. Только не сейчас.

— Маленькая моя, отпусти себя! Дыши, вот так! Глубже! — горячие широкие ладони гладили мою оголенную спину, поднимаясь к затылку, и вновь опускаясь к лопаткам. — Всё будет хорошо! Я обещаю!

Я понимала, что пора остановиться, но не могла. Вся влага ни разу в жизни непролитых слёз решила прорваться бурной рекой. Да, я плакала. И презирала себя за это, несмотря на то, что мой утешитель явно не видел в этом ничего постыдного. Я почувствовала, как меня подхватили на руки, и затем мы опустились на постель.

— Плачь, моя драгоценная! Слёзы, знаешь, они очищают! — его тело ритмично покачивалось, баюкая меня. — Женщины должны плакать. Даже самые сильные. Особенно сильные. Иначе не выживут. Не сдерживайся, моя девочка!

— Я… я не плакса! — просипела я в мужское плечо.

— Конечно, малыш! — меня снова целовали, теперь уже лоб, веки, мои зареванные щеки. — Ты очень смелая! Сильная девочка! Какая же ты плакса?

И опять меня прижимают к груди, укрывают ноги покрывалом.

— Успокоилась? Всё, маленькая?

— Да, — мне хочется спать. Я уже почти не плачу. Так, вздрагиваю иногда. Но голос мага не даёт уплыть в страну сновидений:

— Мы неправильно начали, моя драгоценная! Я — Рихард Дахрейн, герцог Даремский, маг высшего порядка, властелин Даркенвейла! А как тебя зовут, маленькая?

— Мамочки! — глаза мои быстренько открылись.

— Так и зовут?! 'Мамочки'?

— Кья… Кья… Кьяра! То есть Рокьяра! Но обычно зовут Кьярой! — вот и познакомились. И чем я госпоже Судьбе не угодила? — Мне плохо!

Зачем, скажите, вообще об этом говорить?! Плохо и плохо!

— Это от волнений! А чего глазки круглые? — и улыбается так ласково, и прижимает бережно, но чувствую, что неспроста. — Так, у тебя причин для беспокойства нет! Ты ж меня не боишься, правда?

Как же… не боюсь… Это ж герцог Даремский, даже в нашем захолустье о нем слухи ходили. И, кстати, ничего хорошего. Поэтому боялись. Сам король Прайоры не желал с ним ссориться. Герой войны, как — никак. От него даже нечисть да нежить Мертвого леса разбегалась, кто куда. Во всяком случае, так старики говорили. Вурдалак меня раздери, это ж сколько ему лет?

— Боюсь! — взвизгнула я, но тут же поправилась: — то есть боюсь в разумных пределах!

— Меня? — он что, правда, удивлен? — Маленькая, то, что было ночью, уже не повторится! Во всяком случае, так. Я обещаю! Ты для меня очень ценна, поверь!

— Правда?!

— Правда, моя нежная! — ага, а я с детства доверчивая, вот как родилась, такой и осталась.

— Но я всё ж поостерегусь! И простите, что я вас того… этого, — я попыталась встать. — И вообще, пойду я, наверное! Можете отпустить!

— Не — а, не отпущу! — так, а сжимать меня сильнее не надо. — Никуда не отпущу!

— Как так?!

— А вот так! Моя ты теперь! И еще, давай на 'ты'!

— Как так ва… то есть, твоя? — Кьяра, соберись, вопросы не блещут умом. — Я же не рабыня!

— Не рабыня! — согласно кивнул он. — Но Кайрими!

— Я не давала согласия!

— Дашь, малыш! Вот сейчас ротик закроешь, послушаешь, что взрослый дядя скажет, подумаешь и согласишься! — я что, похожа на умалишенную, что он так со мной говорит?! — Правильно?

— Не… — рот мне всё‑таки закрыли. Укусить его что ли за язык?! Да, Кьярка, дожила, второй раз в жизни целуют, и то, чтобы замолчала! Надо с этим что‑то делать! Первый поцелуй с богом, первый ммм… опыт с не человеком, магом… так, лучше не думать об этом. Что дальше?!