Действовавшие самостоятельно, на свой страх и риск местные антиправительственные партии и объединения – РСДРП, социалисты-революционеры, анархисты, бундовцы, – остро нуждались в денежных средствах. Не из чего было платить не имевшим заработка, скрывавшимся от полиции членам боевых летучих отрядов, не на что покупать оружие, бумагу для подпольных типографий, содержать печатников, конспиративные квартиры, оплачивать переезды партийных функционеров, организовывать передачи посылок томящимся в неволе товарищам, устраивать побеги. Два проведенных за последнее время дилетантских налета – один на обувной магазин, принесший смехотворную сумму, другой, приведший к гибели участников группы, на почтовый вагон, перевозивший деньги для Земельного банка – вынудили руководство минских подпольных ячеек и групп обратиться за помощью к прославившимся дерзкими «эксами» анархистам Житомира – пусть пришлют опытного спеца, который помог бы пополнить отощавшую революционную казну.

Прибывший в Минск с молодой помощницей анархист Гарский, принятый для отвода глаз на работу в дом Измайловичей помощником конюха, время даром не терял. Бродил, освободившись от дел, в центре города, заглядывал в ювелирные магазины, отделения банков, в ломбарды. Чертил схемы, заносил в книжечку рабочие часы, перерывы на обед, время наплыва и спада посетителей, мерил шагами расстояния от центрального входа до тротуара напротив.

– Белоручки, черт их дери! – жаловался ей наедине на эсеровскую братию. – Болтать горазды, а серьезное дело организовать кишка тонка… Ничего, мы с тобой свое возьмем. Грабанем приличную кассу и отвалим. С хорошим кушем. Я им сразу условие поставил: четвертая часть добытого наша. Согласились, ни пикнули…

Уединиться хоть ненадолго им не удавалось: вокруг сутки напролет люди. Держались в общении деловито, сдержанно. Она ему «товарищ Василий», он ей «товарищ Бронислава». Конспирация, никуда не денешься.

В один из дней ее предупредили: быть готовой к посещению публичного места. Витя отыскал по адресу, полученному от поездного попутчика, родственника последнего, служившего счетоводом в Обществе взаимного кредита. Свел знакомство, пригласил посидеть вечером в кафе-ресторане в губернском саду.

– Сыграете роль сестры состоятельного человека, – наставляла Александра Адольфовна. – Счетовод человек молодой, неженатый. Постарайтесь ему понравиться, с вашей внешностью это нетрудно. Пофлиртуйте, плечиками поводите. В рамках благопристойности, – улыбнулась.

Какой это был удивительный вечер! Над городом только что прошумел короткий летний дождь, глянуло ненадолго из-за туч закатное солнце. Она прошла, спустившись с крыльца, по влажной дорожке вслед за Виктором. Приподнимала сбоку пальчиками наспех подогнанное выходное платье Кати, чтобы не запачкались полы. Обернулась напоследок у раскрытой калитки.

– Счастливо, счастливо! – замахала руками с верхней ступеньки провожавшая их Катя. – Я дождусь тебя, не буду спать!

Уютно раскинувшись на кожаном сиденье пролетки, она закрыла глаза: до чего хорошо, господи! Влажный ветерок в лицо, цокают весело по булыжнику лошадиные копыта, Витя обнял за талию, шепчет на ухо невозможные вещи. Вылетели из головы наставления Александры Адольфовны, то, что она едет на секретное задание, обязана играть заданную роль. Чувствовала себя Золушкой из сказки, торопящейся на бал в королевский дворец. Вертела по сторонам головой, замечала: прохожие на тротуаре оборачиваются в их сторону, провожают взглядами.

Коляска пронеслась по центральным улицам, свернула раз и другой за угол, покатила вдоль решетки губернского сада, остановилась у часовни перед главным входом.

– Прибыли, ваше благородие! – доложил с сиденья бородатый возница (подпольная кличка Герасим).

Они прошли под входной аркой, двинулись не спеша по центральной аллее.

Она поддерживала на ширину ладони низ муарового платья цвета померанца, как это делали на картинках модного журнала «Монитор» шикарные дамы с осиновыми талиями, переставляла аккуратно ножки.

«Фур-фур, – издавала шуршание нижняя юбка, – фур-фур».

– Спокойно, – сжал ее ладонь Виктор.

Со скамейки в глубине аллеи поднялся мужчина в светлой тройке, замахал в их сторону сложенной газетой.

– Все в порядке, это он…

Катя, дождавшаяся ее, несмотря на поздний час, затащившая в спальню, выспрашивала взволнованно: как все происходило? Был флирт или нет?

– Господи, какой флирт, Катерина Адольфовна! – отбивалась она. – Я кушала, а он глаз от стола не поднимал.

– Ну, говорили, по крайней мере, о чем-то?

– Говорили. Они с Виктором… товарищем Василием. О бумагах каких-то, рекомендациях… Ой, расшнуруйте меня, пожалуйста, а то лопну сейчас!

Катя справлялась, освобождая ее от корсета: каков он на вид? Молодой, старый?

– Блондин, приятной наружности, одет чисто. Не старый еще. Лет, наверное, тридцать.

– Все было спокойно? Ничего подозрительного?

– Вроде ничего.

Ужин в самом дорогом ресторане Минска выдался на славу. Столик им отвели в большом зале, неподалеку от оркестра с роялем и дюжиной музыкантов. Играли что-то мелодичное, завораживающее, пела красивая дама в вишневом платье, с сапфировым бантом-сквалажем в вырезе декольте. Вокруг было шумно, хлопали пробки из бутылок с шампанским, носились между столиками половые с подносами.

– Что ж, давайте остограмимся, – предложил Виктор, после того как половой в фирменной сорочке с вензелем расставил закуски. – За государя, за Россию! – поднял рюмку.

– За победу…

Счетовод, назвавшийся при знакомстве Павлом Кормилицыным, поперхнулся допивая водку.

– Не в то горло пошла… – откашливался.

– Осетринкой закусите! – закричал Виктор. – С хренком.

– Я, знаете, по питейной части не очень, – отирал Кормилицын губы. – Если по-честному, первый раз в ресторане.

– Да и мы с сестрой не большие кутилы – Виктор наливал из замороженного графинчика по второй. – Решили как-то отметить переезд в Минск, начало новой жизни.

Выданных под расписку эсеровским казначеем денег он, судя по всему, экономить не собирался. Ели раковый суп, кулебяку с начинкой, домодельный курник, заказали на десерт банановое сорбе, ликер.

Кормилицын сидел с распаренным лицом, охотно говорил о делах в Обществе взаимного кредита. Числе заемщиков, перевалившем за три сотни («поляки даже есть, представьте!»); растущем год от года уставном капитале; замечательной атмосфере, царящей на ежемесячных собраниях пайщиков.

– …У нас, уважаемый Виктор Валерьянович, демократия, – решился расстегнуть, наконец, долго мучимую верхнюю пуговицу сюртука. – Не важно, каков у тебя капитал в общей кассе. Все равны, каждый обладает одним полновесным голосом при принятии решений.

– Приятно слышать. – Виктор разливал в тонкие рюмочки ликер «куантрэ». – Равные возможности! Взял кредит, и на штурм. Все зависит от тебя.

– Именно!

Она все же сумела вставить словечко в мужской разговор. Обмолвилась, сочувствуя: мол, у господина Кормилицына ужасно трудная работа. С утра до вечера за столом: бумаги, расчеты.

– Вовсе нет, мадемуазель Бронислава, – заулыбался он. – Бывает, что в крестики-нолики играем. После четырех часов. Когда начальство не видит.

– Это как же? – заинтересовался Виктор.

– Посетителей в это время, почитай, нет. А уйти не положено: дисциплина. Вот и развлекаемся.

– Капиталы, надеюсь, хранятся надежно?

Виктор отпил глоток кофе, глянул вопросительно.

– Больной вопрос, Виктор Валерьянович, – поморгал озабоченно светлыми ресницами Кормилицын. – Помещение, как говорится, оставляет желать лучшего. Несгораемый шкаф приобрели в Австрии, столичным банкам не снился: фирмы «Миллер». Слыхали, наверное. Дверные створки по десять пудов – пушкой не прошибешь. А хранилище с кирпичными стенками, осыпается. Персональные ящики заемщиков вовсе за деревянной перегородкой. А ведь в них кроме денег залоговые документы хранятся, акции, векселя, золото, драгоценности… Строим нынче на Захарьевской новую контору в три этажа. Бетон, железо – что твоя Европа! Года через три-четыре справим новоселье, а пока…