Литмир - Электронная Библиотека

Мысль о ней была ему ненавистна, но ее образ жил в нем: цветущее, роскошное тело, жаждущее любви. Лукас опрокинул бокал в рот, стремясь погасить пожар, бушующий внутри. Горячие языки пламени проникали все глубже, словно щупальца, грозя захватить его целиком — мысли, волю, душу, ясность рассудка. Ему надо быть начеку, чтобы избежать опасных чар Грейс Уитни и сосредоточиться на защите «Полумесяца». Ранчо — смысл всей его жизни, единственное, что имеет для него значение.

Он подозревал, что придет день, когда над его правом владения нависнет опасность.

Но он даже представить себе не мог, что эта угроза явится в образе прекрасной, соблазнительной женщины. Когда из сухого официального послания ему довелось узнать о смерти мистера Уитни, он немного расслабился. Мысль, что в один прекрасный день Стивену взбредет в голову идея увидеть ранчо и своего сына, перестала его мучить.

Раньше времени успокоился, горько усмехнулся Лукас. Жадная до денег вдова представляет гораздо большую угрозу, чем старый Стивен. Ему нужно выяснить, какие права у Грейс Уитни, пока она не пустила их в ход. Хорошо бы, она согласилась продать ему свою половину… Но стать полноправным владельцем ранчо слишком соблазнительная, слишком далекая мечта, и он боялся, что может ее сглазить.

Лукас очень сомневался, что Грейс в действительности намерена провести на ранчо всего лишь пару дней, как утверждает, особенно если судить по количеству чемоданов, а перспектива сталкиваться с ней каждый день в течение долгого времени очень тревожила его.

Но, пожалуй, было бы приятно почувствовать это цветущее тело в своих объятиях. Черт побери, мужчина должен быть каменным, чтобы не реагировать на сцены, подобные той, в ванной комнате. А он отнюдь не из камня.

Лукас не был уверен, что ему удастся устоять, особенно теперь, когда он увидел ее всю и узнал то, чего больше не скроет от него никакая одежда. Сумеет ли он посмотреть ей в глаза и не показать, о чем думает?

С другой стороны, случившееся, вероятно, ему на руку: если у нее есть хоть малейшее представление о скромности, она будет чувствовать себя с ним неловко. Кривая усмешка смягчила мрачное выражение его лица. Но что, если Грейс Уитни не имеет ничего против легкого развлечения?

Разве это не было бы его местью человеку, который причинил его матери столько страданий и до самой смерти не пожелал признать своего сына? Эта идея сулила такое удовлетворение, что Лукас тихо рассмеялся, сознавая, что ее воплощение принесло бы ему двойное удовольствие. Обладание Грейс Уитни могло бы не только исцелить множество его душевных ран, но и стать самым пьянящим любовным приключением в его жизни.

Мрачно усмехаясь, он расплатился за пиво и вышел из бара. Стояла теплая тихая ночь, и Лукас, взглянув на часы, с удивлением обнаружил, что уже довольно поздно. Теперь все уже, должно быть, легли спать, и можно идти домой, не опасаясь встретиться с ней.

Грейс перевернулась на другой бок и открыла глаза. Какой-то звук в тишине ночи разбудил ее. Через распахнутое французское окно струился лунный свет, заливая комнату серебристым сиянием, отгоняя внезапно нахлынувший страх. Она тихо вздохнула и, немного успокоившись, попыталась снова заснуть. Грейс полной грудью вдыхала аромат пышной зелени, цветов, деревьев. Где-то вдалеке послышалось лошадиное ржание, и на нее разом нахлынули воспоминания о прошедшем дне.

Без Лукаса Мартина ранчо «Полумесяц» обрело совершенно иной облик. Обед прошел прекрасно. Ей очень понравился Роб, брат Джуди. Он был лет на пять-семь моложе сестры, у него были светло-русые редеющие волосы и добрые карие глаза. Втроем они по-дружески беседовали и осматривали дом, разговаривая, главным образом, о ранчо. Джуди жила здесь более тридцати лет, а Роб двенадцать. Это был их дом, и они отзывались о нем с любовью и гордостью.

Роб пообещал, что утром провезет Грейс по ранчо, и, вспоминая об этом, она предвкушала приятную прогулку. Только бы Лукас не вмешивался и держался на расстоянии. Возможно, эпизод в ванной и для него стал потрясением, и он тоже чувствует себя неловко. Что, впрочем, маловероятно, судя по тому, как долго он стоял и нахально глазел на нее.

Ей никогда не забыть выражения этих кобальтово-стальных глаз, блуждающих по ее телу. В тот момент они были отнюдь не холодными. Они напоминали раскаленную лаву, излучающую такой жар, что Грейс до сих пор ощущала его.

Сердце ее вдруг сбилось с ритма, горячая волна окатила с ног до головы. Приписав это не обычайно теплой ночи, Грейс выскользнула из постели и подошла к окну. Длинная ночная рубашка из шелка обвивалась вокруг щиколоток, переливаясь в серебристо-голубом свете луны. Она поправила соскользнувшую с плеча бретельку. Ночной ветерок соблазнительно обдувал разгоряченную кожу, и она вышла на веранду.

Грейс вздохнула, подставляя лицо этому ветерку, и закрыла глаза. Ощущение прохлады было божественным. Она дышала глубоко, чувствуя, как волнуется ее грудь, как соски наливаются от мучительно-сладостных прикосновений шелка.

Господи, неужели это все из-за Лукаса? Он зажег в ней огонь, казавшийся неутолимым и почти нестерпимым. Сон ее был неглубоким, и кто знает, не собственное ли внутреннее смятение разбудило ее? Почувствовав себя несчастной, Грейс вздохнула и в этот момент вдруг поняла, что на веранде она не одна.

Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Грейс боялась вглядеться в темноту и обнаружить того, кого та скрывала. Она медленно повернулась, готовая броситься бежать. Но у нее перехватило дыхание: длинная, вытянутая тень шевельнулась, распрямилась и отделилась от стены. Лукас!

Сознание того, что он молча стоял в темноте и снова рассматривал ее, тревожило, будоражило. Он придвинулся ближе — безмолвный, обнаженный, шаги его босых ног были бесшумны, каменные черты лица едва различимы в лунном свете. Сердце ее бешено колотилось.

— Что вы здесь делаете? — Голос ее прозвучал сдавленно и хрипло.

— Дышу воздухом, так же как и вы. Для вас здесь слишком жарко, не так ли?

В вопросе послышалась нескрываемая ирония. Грейс с облегчением отметила, что он в джинсах. Поначалу ее внимание привлекла только обнаженная грудь, и ей показалось, что он совершенно голый.

— Нет, — произнесла она быстро, проигнорировав двусмысленность вопроса. — Что-то разбудило меня, какой-то звук.

— Может быть, вы услышали, как я пришел. Я только что вернулся. — Лукас ощущал ее присутствие каждой клеточкой своего тела.

В этом серебристом свете она казалась струящейся и призрачной, точно фея. От малейшего ее движения нежный шелк призывно мерцал. Изящные чашечки лифа, удерживаемые на плечах тонкими бретельками, едва вмещали полные груди и подчеркивали набухшие соски. Он неотрывно смотрел на эти соблазнительные округлости, и ему внезапно до боли захотелось прикоснуться к ним, почувствовать их, завладеть ими.

Грейс понимала, что нужно уйти. Она должна вернуться в свою комнату, он не посмеет последовать за ней. Но он так близко, что можно даже дотронуться до него… И она медлила, глядя, как ритмично поднимается и опускается его грудь.

Жар во всем теле причинял ей почти ощутимую боль. Она еще никогда не испытывала столь сильного физического влечения. Грейс облизнула внезапно пересохшие губы.

— Вы пропустили обед, — прошептала она.

Торжество опьянило Лукаса. Он был прав, она не имеет ничего против флирта. Вот так насмешка над дорогим старым папочкой! Лукас не мог и мечтать, что возможность испытать моральные принципы Грейс представится ему так быстро, а он не из тех, кто отказывает леди. Вызывающе медленно он сократил расстояние между ними на несколько дюймов. Его рука скользнула вверх по шелковистой коже ее плеча, ощутив ответную дрожь. Она была готова, она почти задыхалась от желания!

— Тогда я не был голоден, — пробормотал он, наклонился вперед и прижался губами к ее плечу, ошеломленный почти электрическим разрядом, пробежавшим между ними.

От нее пахло так сладко, что ему хотелось погрузиться в этот аромат и вдыхать его без конца. Кровь бешено пульсировала, а губы двигались неспешно, прижимаясь к мягкому изгибу шеи.

4
{"b":"247997","o":1}