– Нет, только вызываемое лицо. Только мистера Андерсона, и никого другого.

Дождавшись, когда она повесит трубку, я направился к ее конторке.

– Не затруднит ли вас сообщить мне, куда вышел мистер Дервин?

Она как будто заинтересовалась мной, взгляд ее был доброжелателен. Но ответила она только на сам вопрос:

– Он звонит из кабинета мистера Андерсона.

– Вы не стали бы врать мне просто для практики?

– Мне она не требуется, благодарю.

– Хорошо. Если не возражаете, я займу один из этих стульев. Одному там довольно жутковато.

Я уселся футах в трех от входной двери, но стоило мне лишь устроиться, как дверь распахнулась и с деловым видом вошел здоровяк в синем костюме, черных туфлях и жесткой соломенной шляпе. Не поворачиваясь в мою сторону, он направился к девушке, и со своего места я без труда разглядел у него на бедре пушку. Девушка поприветствовала его:

– Здрасте, мистер Кук. Мистер Дервин в кабинете мистера Андерсона.

Когда гость исчез за другой дверью, я поинтересовался у секретарши:

– Неужто Бен Кук?

Не поднимая глаз, она кивнула. Я ухмыльнулся, снова устроился и принялся ждать.

Прошло пятнадцать минут, прежде чем дверь в кабинет Андерсона вновь отворилась. На пороге возник Дервин и позвал меня:

– Проходите, Гудвин.

Я вошел. Оказавшись внутри и увидев, как они срежиссировали мое выступление, я не смог удержаться от смеха. Бен Кук занимал кресло рядом с другим, за столом, несомненно предназначенным для Дервина, а третье было выставлено для меня, прямо напротив них и против света.

– Смешно ему, видите ли, – пробурчал здоровяк.

Дервин занял свое кресло и только после этого соизволил сообщить мне:

– Это начальник полиции.

Я притворился, будто сощурился от света.

– Могли бы и не говорить. Неужто вы думаете, что слава Бена Кука не простирается дальше Бронкского парка?

Дервин сурово воззрился на меня. Боже, как же смешно это выглядело. Он даже зашел столь далеко, что погрозил мне пальцем:

– Гудвин, я потратил целых полчаса и теперь готов сообщить вам, что́ последует дальше. Если вам что-либо известно, вы всё выложите нам, пока мы будем ждать Вульфа. По какой причине вы…

Мне было крайне досадно прерывать представление, но что еще я мог поделать?

– Ждать Вульфа? Здесь?

– Конечно здесь. Если он не захочет неприятностей. Думаю, я все разъясню ему по телефону.

Я не стал смеяться, просто сказал:

– Послушайте, мистер Дервин, сегодня один из ваших черных дней. Вы опять сделали никудышную ставку. Ниро Вульф способен приехать сюда не больше, чем я сообщить вам имя убийцы Барстоу.

– Да? – подключился Бен Кук. – Ты много чего нам расскажешь. Много чего.

– Возможно. Но я не скажу вам, кто убил Барстоу, потому что не знаю. Если хотите поспрашивать, например о дорогах…

– Уймитесь! – Дервин еще напустил на себя суровости. – Гудвин, вы выдвинули вопиющее обвинение, и поразительнейшим способом. Я не буду притворяться, что у меня к вам множество вопросов, потому что мне нечем их обосновать. Зачем ваш наниматель направил вас сюда сегодня?

Я вздохнул и принял важный вид:

– Я же сказал вам, мистер Дервин. Заключить пари.

– Да бросьте вы! Пошевелите хоть немного мозгами, если они у вас есть. Вы не отделаетесь этим. И, черт побери, вы это знаете! Давайте же. Мы вас слушаем.

Бен Кук изрек:

– И не пытайся умничать. Ты будешь удивлен тем, как мы порой обращаемся с умниками.

Будь у меня желание, я смог бы, полагаю, затянуть спектакль на всю ночь, но время шло, да и они начинали меня доставать. И потому я разразился речью:

– Одну минуту, джентльмены. Вы, естественно, раздражены. И это очень плохо. Но тут уж я ничем не могу помочь. Допустим, я пошлю вас к черту, встану и уйду. Ну и что вы сделаете? Да, господин начальник, я знаю, что до участка недалеко, но я туда не отправлюсь. Честно говоря, вы ведете себя как два тупых копа. Я удивлен вами, мистер Дервин. Ниро Вульф пытается приобщить вас к самому началу крупного расследования, а вы сначала разбалтываете о нем Бену Куку, а затем принуждаете меня вывести из игры вас обоих и просто бросить на съедение волкам. Вы пальцем не тронете меня, не глупите. Ниро Вульф с удовольствием притянет вас к суду за незаконный арест. В полицейский участок я захожу исключительно затем, чтобы навестить друзей, и не пойду туда, если вы не предъявите мне ордер. И подумайте только, какой смех поднимется, когда о моей истории проведают репортеры, а потом появятся доказательства, что Барстоу был убит. По правде говоря, все это начинает меня немного раздражать. Я уже склоняюсь к мысли потребовать назад свой чек и распрощаться с вами. Уясните: я ничего вам не скажу. Понятно? А теперь либо отдавайте чек, либо говорите по делу.

Дервин сидел скрестив руки и смотрел на меня, даже не пытаясь открыть рот. Бен Кук произнес:

– Приехал, значит, на село поучить деревенщину уму-разуму. Сынок, я достаточно большой, чтобы оттащить тебя в участок, было бы желание. Больше ничего не надо.

– Вы можете позволить себе разыгрывать беззаботность, – ответил я ему. – Дервин вручил вам хлопушку, которую побоялся взорвать сам, и вы это знаете. – Я повернулся к Дервину: – Кому вы звонили в Нью-Йорк? В главное управление?

– Нет. Окружному прокурору.

– Вы застали его?

Дервин положил руки на подлокотники, откинулся в кресле и беспомощно посмотрел на меня:

– Я говорил с Морли.

Я кивнул:

– С Диком Морли. И что он сказал вам?

– Сказал, что сам охотно поспорил бы со мной, если Ниро Вульф предлагает пари на десять тысяч. Только дал бы мне десять к одному.

Я был слишком раздражен, чтобы ухмыльнуться.

– И вы зовете меня сюда точить лясы, вместо того чтобы хвататься за лопаты и раскапывать Агауокское кладбище? Повторяю, я ничего вам не скажу. И Вульф вам ничего не скажет. Но дело верное. Следующее, что вы сделаете, вернете мне чек, и что потом?

Дервин вздохнул и прочистил глотку, однако ему пришлось откашляться еще раз.

– Гудвин, – начал он, – я буду с вами честен. Мне это не по зубам. Между нами, Бен, дело обстоит именно так. Мне это совершенно не по зубам. Боже мой, да вы знаете, что́ это означало бы? Эксгумация и вскрытие тела Питера Оливера Барстоу?

Я снова его прервал:

– Чушь. На то можно найти десяток оправданий.

– Что ж, может быть. Я не очень силен в оправданиях. Как бы то ни было, я знаком с семьей. Я не могу пойти на это. Я звонил Андерсону в Лейк-Плэсид и не застал его. Он перезвонит до шести часов, до семи уж точно. Он может выехать ночным поездом и завтра к утру будет уже здесь. Тогда он и решит.

– Значит, сегодня не получится, – подытожил я.

– Да. Исключено. Я не пойду на это.

– Ладно. – Я поднялся. – Пройдусь до угла и позвоню Вульфу. Узнаю, станет ли он ждать так долго. Если он согласится, двину на юг, подальше от деревенщины. Так что отдавайте чек.

Дервин достал его из кармана и протянул мне.

Я с усмешкой обратился к Бену Куку:

– Вас подбросить до участка, господин начальник?

– Подвези, сынок, подвези.

Тем вечером Вульф был сама доброта. Я вернулся домой как раз вовремя, чтобы поужинать с ним. Он слова не дал мне сказать о Уайт-Плейнсе, пока мы не вышли из-за стола. По правде говоря, мы вообще ни о чем не разговаривали, потому что он включил радио. Вульф неизменно повторял, что нынешняя эпоха идеальна для домоседа. Некогда он мог удовлетворить свое любопытство по части минувших времен, читая Гиббона, Ранке, Тацита или Грина[9]. Но если он хотел встретиться с современниками, ему приходилось выходить из дому. Сегодня же домосед, которому прискучили Гальба или Вителлий[10], может включить радио и вернуться в кресло. Одну программу, под названием «Шутники», Вульф пропускал редко. Даже не знаю почему. Он усаживался рядом с приемником, сцепив пальцы на животе, прикрыв глаза и скривив рот, словно держал что-то за щекой и готовился в любую минуту выплюнуть. Я в это время обычно отправлялся на прогулку, но, когда ужин начинался немного раньше и передача выпадала как раз на него, мне приходилось слушать ее. Да, у меня есть любимые передачи, но «Шутники» представляются мне просто верхом пошлости.