Надя слабо улыбнулась. Эти трудные дни оказались самыми лучшими днями её жизни за последние двадцать лет. Словно вернулась молодость, словно она снова попала в стройотряд, на БАМ люди, приходившие к ним, не делились на своих и чужих, а, закусив удила, весело и дружно впрягались в работу и тянули, тянули самих себя и её семью из первобытного состояния. А потом что-то случилось. Её любимые мужчины, самые умные и самые добрые, ожесточились. Почему? Зачем? Отчего? Надя не спала ночами, пытаясь найти ответ и не находя его. Люди, жившие в посёлке, незаметно, исподволь, изменились. Стали лицемерны и злы. Стали делиться и делить. На своих и чужих, на нужных и лишних. На первый сорт и второй. Многих изгнали, избили, унизили. Некоторых убили. Женщина закрыла лицо руками. Её сын, её первенец, самый любимый, самый коханый. Как он мог? Его слова, что всё это делается ради детей, её не убедили. Никто никогда здесь не угрожал детям. Их все любили и баловали, как могли.

Злоба может родить только злобу, насилие — только насилие. Внешне всё было, как раньше, но червяк беспокойства в её душе всё рос и рос. Надя чувствовала: грядёт беда.

— Стриги давай. — Фридрих Гансович выпрямил спину. — Стас не прав был, когда разорил тот посёлок. Я уж знаю, что говорю. Помню ещё, как нас раскулачивали. Мало я ему про свою жизнь рассказывал, мало.

Дед окаменел, вспоминая те страшные годы. Из одиннадцати братьев и сестёр в ссылке выжили только двое. Он и его старший брат Вилли.

— И второй раз он был не прав — когда врага за спиной живым оставил. И зятёк мой… а, ладно. Стриги.

Дед снова недовольно скривил губы.

Вечернее собрание впервые проводил дед. Лужин сидел рядом с замотанной и зафиксированной челюстью и тянул через трубочку бульон.

— Ты, как тебя… Звонарёв. Назначаю тебя старшим по охране, понял?

Сергей оглянулся на Ксюшу и кивнул. В большом доме Лужина собрались все жители посёлка.

— Проверишь, как ворота заперты, обязательно, костёр проверишь. Дежурных назначишь. — Дед Федя неторопливо махал скрюченным пальцем перед носом Сергея.

— Утром ушли и не вернулись почти все рабочие. И из рыбацкого посёлка сегодня рыбы и соли должны были принести. Не было никого.

Звонарёв кивнул. Ситуация вырисовывалась какая-то говённая. Этот лось, не слушая никого, ломанулся убивать отцова обидчика и увёл всех. ВСЕХ, мля! Всех бойцов посёлка, которые ставили здесь существующие порядки. Остались только люди в возрасте, кто не мог быстро ходить. И сразу же исчезли все работяги и поселенцы в округе. Как по команде.

«Ой, ё! По команде…»

Серый почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы.

«По команде…»

Звонарёв огляделся. Кроме себя самого, он мог смело рассчитывать на своих двоих строителей и на одного из мастеровых — Женьку. Всё. Николай Егорович староват уже, если честно. Только за руки золотые тут и держат. Док, мля, не подойдёт. Трус и алкаш. Лужин не сможет. Ой, ё!

— Тут ещё такое дело, — влез Женька. — Они с собой все самострелы унесли и тот арбалет — тоже.

— Как все? — Фридрих Гансович подскочил как ужаленный. — Он чем там думает?

— Да чего вы кипяшитесь? Скоро ребята вернутся, а там и рабочие найдутся. — Док снова был слегка «расслаблен». Лужин молча погрозил ему кулаком, и Док заткнулся.

Женщины встревоженно зашушукались, и даже неугомонные дети притихли. Звонарёв вздохнул поглубже и принялся раздавать указания.

Сергей Александрович был тихим и спокойным пожилым человеком. Имея глубочайшие познания в агрономии и в ботанике, он сразу пришёлся ко двору в посёлке дяди Геры. Именно он взял на себя всю ответственность за овощи, вывезенные с дачи, разбил огороды и устроил настоящие экспедиции за нужными растениями. Полгода тяжелейшего труда не пропали даром — урожай был просто отличным! Сообразив, что зима будет мягкой, Сергей Александрович рискнул и засеял всё вновь. Риск оправдался, и агроном уже было собирался получать заслуженные похвалы начальства, но неожиданно для себя получил несколько ударов по почкам, пинок под зад и пожелание проповедовать агрожизнь где-нибудь ещё. Так мужчина оказался в маленькой мужской общине рыбаков и солеваров вместе с изгнанной «мадам». Женщину аборигены приняли на ура, а вот постоянные проповеди Александрыча о всеобщем братстве, любви и чистой жизни на лоне девственной природы восприняли в штыки, пару раз крепко поколотив философа за его слишком творческое и поэтическое отношение к жизни. Так что отныне свои мысли он держал при себе, занимаясь выпариванием соли из морской воды.

Оборванец возник из ниоткуда. Сумерки сгустились, и пришелец своим появлением изрядно напугал старика.

«Опять этот гонец…»

— Дед, где все? Не тормози, дед! — Пацан остекленелым взглядом смотрел сквозь Сергея Александровича.

— А… там. — Экс-философ махнул в сторону шалашей.

— Короче. С вами нас — тридцать человек. Большой со своими уродами прошлой ночью ушёл через перевал в степь. На три дня — минимум. Там пятнадцать тёлок и семеро стариков. Всё оружие унёс, ха! — Пацан, шарнирно виляя всем телом, сумбурно прыгал с темы на тему. — Сбор всех желающих — завтра к вечеру, ну там… где ручей поворачивает.

Тут взгляд гонца упал на приковылявшую к месту сбора «мадам».

— Фу, мля, нах! Западло. Ха. Я посплю лягу. У вас есть что пожрать?

И, не дожидаясь ответа, пацан рухнул прямо на замусоренный глинистый берег.

— Ты?

— Да.

— Да.

— Иду.

— Да.

— Я с вами.

— Да.

— Знаете, ребята, — голос Сергея Александровича дрожал, — я тоже с вами пойду!

«Отольются кошке мышкины слёзки!»

— Геннадьич, как думаешь, когда вернётся Стас? Минимальный срок?

— Знаешь, Семёныч, если постараться, то и за два дня обернуться можно. Но это вряд ли. Дня три, а скорее — четыре.

— Значит, кроме этой ночи, ещё две.

— Не робей. Видишь — светает уже. — Звонарёв зевнул. — Только я думаю, Ваня себя так просто убить не даст. Там ещё беготни будет… Видел я уже однажды, как он в одиночку на десяток человек с дубиной кинулся. Отбивные те ещё были. Боюсь, как бы Стасу и его парням не досталось. Да и арбалет он обратно отнял. Страшная штука.

Дежурившие мужики навострили уши.

— Так всё серьёзно? Да? Расскажи о нём.

Серый призадумался.

— Здоровый, как медведь. Сильный. Он… — Звонарёв хотел сказать «добрый», но припомнил драку и замялся. — Он странный. Непонятный, если честно. Никогда не знаешь, чего же он хочет, и что он будет делать. Думаю, он и сам этого часто не знает. Одно могу сказать — он всегда держит своё слово. Он верный друг и страшный враг.

— Вы с ним друзья?

Звонарёв тоскливо посмотрел на тёмный силуэт гор.

— Приятели.

И Юра, и Настя, сидевшие вместе с ними за столом, очень понимающе переглянулись. Маша не выдержала первой: хрюкнув от смеха, она подавилась и отложила ложку.

— Ну чего вы? Мы же просто так. По-дружески!

Стол грохнул. Даже Ваня от неожиданного пассажа девчонки зашёлся судорожным кашлем.

— Ну, Мария. Ну, сказала — так сказала.

Юра с преувеличенной серьёзностью приподнял свой зад с кресла и пожал Ивану руку.

— Это если так, до утра — по-дружески, то, блин, даже не знаю, что же будет, если не только по-дружески.

Отсмеявшись, жители хутора дружно разбежались по своим делам. Настя — к сыну, Юра — на огород, а Ваня решил помочь убраться на кухне.

Маша деловито мыла посуду, не обращая внимания на топтавшегося поблизости Маляренко. Только по очень прямой и напряжённой спине можно было догадаться о состоянии девушки. Иван неслышно подошёл к Маше сзади и положил ладони на её талию.