Тропинка становилась все более незаметной, иногда почти исчезала, и людям приходилось отворачивать голову, чтобы колючие ветки мескита не хлестнули их по лицу.

Фолк спрыгнул наземь, наклонился и пошел вперед, светя карманным фонариком.

Потом вернулся и утвердительно кивнул.

Доналд прошел здесь. Он поджидает где-то неподалеку.

Пи-Эм тронул жеребца. Так оно справедливей. Он брат Доналда, значит, ему и рисковать в случае опасности.

Иногда порыв ветра доносил до них собачий лай, и будь на их месте индеец, он, приложив ухо к земле, наверняка различил бы конский топот.

Нора — молодчина! Вот единственное, что вынес Пи-Эм из серой горечи вчерашнего дня. Он не ожидал, что она поведет себя так. Недооценивал ее. При мысли о ней грудь ему словно захлестывало волной нежности и признательности.

Вместе с тем он сознавал, что заслужил подобное отношение к себе. Ей-Богу, он делал все, что мог, делал ежечасно, ежеминутно. И так ли уж важно, что изредка он навещал известный квартал в мексиканской части Ногалеса, где в дверных проемах на мгновение мелькнет обнаженная женская плоть?

Впрочем, вопрос выше его понимания. Недаром он теперь спрашивает себя: не затем ли он ездил туда, чтобы дать выход душевной тревоге, отвращению к себе и всему, найти легкий, хотя обманчивый способ извинить себя и заглушить угрызения больной совести?

Он прислушался: шум реки стал еще отчетливей. В нескольких метрах позади стучали копыта лошади Фолка.

Его жеребец запрядал ушами. Сперва Пи-Эм не обратил на это внимания.

И вдруг шагах в десяти от него возникла озаренная лучами луны фигура в изодранной рубашке, с всклокоченными волосами, лихорадочно горящим взглядом и револьвером, поблескивавшим в вытянутой руке.

Пи-Эм молча осадил жеребца. На мгновение он замер. В свой черед остановил лошадь и Фолк, хотя ничего еще не успел увидеть.

Наконец Пи-Эм бросил:

— Это я.

И с затекшими ногами слез с седла.

Был старик, который приехал из Ирландии, дал жизнь двум сыновьям и до сих пор строит коттеджи на Флоридском побережье, сдавая их внаем и прикапливая деньги.

Была Эмили, живущая в отличной квартире на Беверли-Хиллз и занимающаяся производством косметических товаров. Были Милдред, ее сын Фрэнк, пытавшийся стать чистильщиком обуви, ее дочка Энни с длинными бесцветными косичками, похожая, вероятно, на мать, и маленький Джон, которого приходится покамест брать на руки, чтобы он мог поговорить с отцом по телефону.

Была Нора, сейчас наверняка уехавшая к Лил Ноленд; была Лидия Поуп, которая бесится оттого, что ей не дают поднять на ноги полицию.

Были самолеты в небе, пароходы в море, поезда, пересекающие бескрайние просторы. Была лачуга Фолка, где в ожидании хозяина горит свет и не заперта дверь.

Были люди, скакавшие на лошадях следом за собаками, и другие, в машинах, прочесывающие дороги.

Были ногалесские пограничники, всматривавшиеся в лица тех, кто проходил через изгородь; была Санта-Крус, уносившая обломки и мусор.

Было трое мужчин, столкнувшихся в небольшом углублении земной коры, недалеко от реки, шум которой доносился до них, хотя они ее не видели.

И был Пи-Эм, шагнувший вперед:

— Я приехал, чтобы попытаться переправить тебя.

— Узнал, что я вооружен, и решился наконец, так ведь? Револьвер при тебе?

— Да.

— Закинь его подальше. Вместе с поясом.

Пи-Эм швырнул оружие в кусты, росшие в нескольких метрах впереди.

— Кто с тобой?

— Друг. Тот, у кого ты взял бутылку.

— Зачем он явился?

— Чтобы нам помочь.

— Оружие у него есть?

— Есть у вас оружие, Фолк?

— Нет.

— Как ты пронюхал, что я тут?

— Лил Ноленд сказала.

— Остальные тоже?

— Нет. Они устроили облаву с собаками, но не знают, где ты.

— В полицию сообщили?

— Нет.

Доналд повторил прежний вопрос:

— Зачем ты явился?

— Чтобы помешать тебя схватить.

— Выходит, больше не боишься себя скомпрометировать?

Пи-Эм промолчал. Он не простил брату вторжения в его жизнь, но обида была, так сказать, безотносительная к личностям и направлена не на Доналда.

Может быть, на судьбу?

Нет, на судьбу он тоже не вправе обижаться.

— Надо найти переправу.

— Целый час ищу.

— Теперь поищем вместе. Она где-то тут.

— А переберемся втроем?

— Верхом, может быть, да.

Доналд все еще держал в руке револьвер. Теперь ему стало неловко, и он сунул оружие в карман брюк.

— Что? Совесть замучила?

— Не знаю. Прежде всего надо найти спуск к реке.

— Я присмотрел одно место, но берег там обрывистый. Твоя жена знает, что ты здесь?

— Да.

— Обозлилась?

— Нет. Пусти, я пойду первым.

Ведя жеребца в поводу, Пи-Эм зигзагами пробирался по зарослям в воде.

— Возьмите мой фонарик, — предложил Фолк.

А так как он верхом на лошади замыкал шествие, фонарик передал из рук в руки сам Доналд. Потом услышал лай собак и ухмыльнулся:

— Ага, струсили!

— Пожалуй, не без причины.

— Их счастье, что появились не первыми.

Они сбились с пути, угодив в такую чащу, где не то что лошадям, но и людям было не пройти.

— Почему ты не сказал мне вчера про этот брод?

— Потому что сам не знал. Я и теперь не уверен, что здесь можно перебраться.

Доналд — до чего же неисправим! — буркнул:

— Раз надо, значит, можно.

Упали первые крупные капли дождя. Если в Мексике был ливень, вода поднялась здесь так же высоко, как в Тумакакори, и реку не форсировать.

— Кажется, мы опять на тропе.

Пи-Эм неизвестно почему потянулся за плоской бутылкой, но устыдился брата. Кровь непрерывно бросалась ему в голову, затылок и спина между лопаток взмокли от пота. Порой череп его пронизывала боль — напоминание о недавнем похмелье.

— Вижу воду.

Еще несколько шагов, и они достигли берега Санта-Крус. По расположению тропинки легко было догадаться, что в обычное время она спускается вниз и ведет через пересыхающее русло. Переправа здесь возможна только верхом, но это все-таки переправа.

Доналд поравнялся с Пи-Эм, а Фолк, ехавший позади, слез с седла. Все трое уставились на реку, мчавшуюся со скоростью самое меньшее пятнадцать миль в час. Иногда мимо проносились ветки, а то и целое дерево, и люди машинально провожали их взглядом.

— Отсюда недалеко до Ногалеса, — заметил Пи-Эм.

— Глубоко тут?

— Точно никто не знает. За несколько часов вода вымывает в песке ямы. Вероятно, будет по грудь лошадям.

Он повернулся к Фолку, который удивленно и растерянно поглядывал то на одного, то на другого.

— Не дадите ли мне свою лошадь, Фолк?

Пи-Эм чуть не добавил, что он — или Нора — заплатит за нее, но упоминать об этом не стоило.

— Я и сам могу переправиться вместе с ним, — возразил бывший автомеханик.

— Это будет не то. Я понадоблюсь на той стороне — без меня Доналду не перебраться через границу.

Он отдавал себе отчет, что немного прилгнул. Гроза над Ногалесом в полном разгаре. Если чуточку повезет, брат справится и один.

В то же время Пи-Эм сознавал, что жест его был необходим: он как бы подвел итог.

Итог чему? Пи-Эм этого не знал. Голова у него и так забита нерешенными вопросами. Он осведомился у брата:

— Ездить верхом умеешь?

— Да.

— В воде обязательно держи лошадь грудью против течения.

— Понятно.

Луна светила достаточно ярко, чтобы каждый из братьев мог рассмотреть лицо другого. На лице Доналда виднелись царапины, и — самое главное — во взгляде его, только что таком ожесточенном, читалось безграничное удивление.

— Ну, кто первый?

Вчуже показалось бы, что наиболее опасна роль головного: ему придется выбирать дорогу. Пи-Эм думал иначе. Если переднего начнет сносить, заднему, пожалуй, удастся его удержать, а вот в противном случае это начисто исключено: на быстрине лошадь не развернешь.