Его не страшит ни то, что насмешка прилипчива и рыцарственная защита осмеянной героини может раз и навсегда создать ему в глазах веймарского двора репутацию старомодного чудака или, чего доброго, недостаточно патриотически настроенного писателя.

Он не привык оглядываться на сильных мира сего, на общественное мнение, диктуемое прихотями моды, — не хочет оглядываться на них и на этот раз.

Он руководствуется только своими нравственными побуждениями. И, как всегда, взяв в руки перо, идет на бой с поднятым забралом.

О как отличен был патриотизм поэта от тупого пруссаческого солдафонства карлов августов и от национализма реакционных романтиков!

Именно теперь, во время войны Наполеона с коалицией монархических держав, видит Шиллер свою цель в том, чтобы реабилитировать исторический образ национальной героини Франции, противопоставив тем самым патриотизм народа преступным военным авантюрам правителей.

Всего лишь через два дня после премьеры «Марии Стюарт» Шиллер делится с другом замыслом нового произведения.

Это будет драма о простой крестьянской девушке, о народной героине, истинно романтическая трагедия, как понимает ее Шиллер; в ней оживет не только история подвига Жанны д’Арк, но и народный вымысел, фантастика, не отделимая от этого образа.

В июле Шиллер просит Кернера прислать ему материалы о процессах против ведьм и всевозможные старинные книги о колдовстве («…В сочинениях на эту тему нет почти ничего, что было бы хоть мало-мальски поэтично; Гете тоже говорил мне, что не нашел в книгах ничего интересного для своего «Фауста». То же и с астрологией; просто диву даешься, каким плоским и грубым шутовством так долго занималось человечество…») и уже 2 августа сообщает Гете, что познакомился с «целой литературой» об эпохе Жанны д’Арк.

С особым душевным подъемом трудится Шиллер над своей «романтической трагедией». Он неоднократно говорит во время работы, что испытывает горячую симпатию к своей героине. «Сам сюжет согревает меня, — пишет он Кернеру в январе 1801 года, — и драма эта в большей степени льется из сердца, чем предшествующие, где рассудок должен был бороться с материалом».

Как знаменательно это признание! В простой крестьянской девушке, вдохновленной на подвиг бедствиями своей страны, Шиллер нашел, наконец, героя, нравственная красота которого совпадает с его ролью в истории.

Этот подлинно высокий герой не нуждался в какой-либо искусственной идеализации, подобной той, к которой прибегал поэт, создавая своего Макса Пикколомини или просветленную Марию Стюарт пятого акта драмы. Он был истинно прекрасен, прекрасен своим патриотическим подвигом.

Но, ощущая особое качество самого жизненного материала, к которому он обратился на этот раз, Шиллер все же счел нужным внести в него некоторые изменения.

Следуя своим представлениям о том, что в основе трагедии должен лежать морально-этический конфликт, поэт привносит его и в судьбу своей героини. Шиллеровская Иоанна убеждена, что само небо повелевает ей во имя высокой чести спасти от неприятеля свою страну, отказаться от личного счастья: она не должна знать любви, никогда не будет у нее семьи и своего очага…

И вот Иоанна покидает родную деревню Дом-Реми, где ее сестры нашли тихое семейное счастье и где жители мало озабочены тем, чужеземец или соплеменник взойдет на французский престол.

Еще здесь, дома, жадно прислушивалась она к рассказам о бедствиях родины под игом вторгшихся врагов! Как чужды ей те, кто может думать в эти трагические для родины дни о своем благополучии! Отец Иоанны Тибо уговаривает и ее выйти замуж, как сделали сестры, ведь пастух Раймонд так искренне предан ей. Но, воодушевленная мыслью о своем высоком долге, Иоанна покидает родную деревню и своих близких.

В соображении пастушки Иоанны король, которому хочет она вернуть престол его отцов, это защитник народа, справедливый и сильный властитель, «хранитель стад, плодотворитель нив, невольникам дарующий свободу».

Шиллер развенчивает наивные представления девушки. Слабовольный, изнеженный Карл VII больше думает о развлечениях, чем о судьбе своей державы.

Возмущенные преступным бездействием короля, вассалы покидают его. Открыто высказывает Карлу свое недовольство храбрый рыцарь Дюнуа:

Наместник Орлеана уже вступил в переговоры с врагом, «чтоб город сдать через двенадцать дней, когда к нему не подоспеет войско, могущее осаду отразить». Волнуются наемные шотландские солдаты; они грозят покинуть французского короля, если им не заплатят жалованья. Но пиры и развлечения давно опустошили казну: Карлу нечем заплатить войскам.

Напрасно приближенные короля и возлюбленная его Агнеса пытаются пробудить в нем искру патриотического чувства, уговорить выступить против врага. Узнав о том, что его родственник — герцог Бургундский — перешел на сторону англичан, что он отвергнут парижским парламентом и родная его мать — королева Изабелла — присутствовала во время коронации англичанина Генриха VI, провозглашенного французским королем, Карл окончательно падает духом и решает без боя отступить за Луару.

Как далек этот ничтожный властитель от того идеала народного монарха, который создала себе в воображении Иоанна!

А между тем она уже на поле боя…

О появлении чудесной девушки рассказывает королю лотарингский рыцарь Рауль: