В голове его — судьбы монгольской революции. И нет пощады врагам и нарушителям революционной законности.

Крепнут силы молсэдого государства. Уже созданы кавалерийская бригада и несколько отдельных полков. Восстановлена торговля в Алтан-Булаке. Новое народное государство установило также торговые связи с Дальневосточной республикой. Принят закон об отмене права частной собственности на землю. За пользование землей с иностранцев взимается арендная плата, взимаются таможенные сборы, налоги с иностранных торговых и промышленных предприятий. Есть даже законы о рыбной ловле, об охоте на зверей, о лесозаготовках. Много времени у народоармейцев и у населения уходит на рытье траншей, возведение укреплений вокруг города. Государство занято работой. Государство готовится к обороне. Но в Монголии наряду с временным Народным правительством существует и другое — правительство «многими возведенного» во главе с ханом богдо-гэгэном и его премьер-министром Чжалханцзой хутухтой. Богдохан — словно мышь, зажатая в кулаке белым бароном Унгерном. Правительство «многими возведенного» — послушное орудие в руках белогвардейцев.

С первых же дней своего существования временное Народное правительство пыталось установить связь с правительством богдо. Нужно было привлечь на свою сторону недовольных режимом Унгерна, избежать ненужного кровопролития. А то, что недовольные хозяйничанием белобандитов есть и в ургинском правительстве, Сухэ-Батор не сомневался.

Чойбалсан.

Янжима. 1947 г.

Бума-Цэндэ. 1947 г.

Памятник Сухэ-Батору в Улан-Баторе.

Ветераны Монгольской Народной революции. 1957 г.

Сухэ-Батор и Чойбалсан еще 23 марта писали лично Чжалханцзе хутухте: «…страдания будущих дней, если их сравнить с теми страданиями, которые были причинены монгольскому народу гаминами, покажутся незначительными. Время для окончательного выбора между страданиями и счастьем наступит дней через пятнадцать. Если вы согласны на переговоры, то предварительно шлите в Кяхту своего представителя с указанием места, дня и часа встречи. Наши войска гарантируют вам полную безопасность».

Получив письмо, Чжалханцза хутухта почувствовал слабость в ногах. То, что Сухэ-Батор и его единомышленники изгнали из Кяхты гаминов и создали на севере республику, он уже знал. То были страшные вести. Даже всегда пьяный богдо пришел в великое уныние. Богдохан ненавидел Унгерна за бесчинства и бесцеремонность, но все же лучше белый барон, чем аратская голытьба, которая по примеру русских подбирается к трону.

Когда-то Чжалханцза заигрывал с революционерами. Это было в те дни, когда он находился в забвении и пренебрежении. Генерал Сюй не допускал его к власти. Но сейчас, на склоне лет, хутухта получил все, о чем только может мечтать человек, — он стал первым человеком в государстве после хана, премьер-министром. Чего еще?

А теперь этот железный босяк Сухэ создал свое правительство, и, как ни странно, почтенный Бодо занимает в этом правительстве высокий пост и мечтает спихнуть с поста премьера его, Чжалханцзу, самому заделаться премьером.

Так ли уж силен Сухэ-Батор? Ему не справиться своими силами с Унгерном. Но на помощь революционерам могут прийти русские. А русские сильнее армии Унгерна, сильнее всех на свете. Они прогнали даже всесильного белого царя, разбили его генералов.

Даже изощренный в политических интригах Чжалханцза не знал, как поступить сейчас. Убить курьера и сделать вид, что письмо не дошло до Урги? Ну, а если Сухэ-Батор послал сюда десять курьеров и учел эту возможность? Чжалханцза считал себя самым мудрым человеком в государстве, но этому ненавистному Сухэ всегда удавалось перехитрить его.

— Передай Сухэ-Батору, что я, как премьер-министр Монголии, не могу вступать в связь с мятежниками. За это Унгерн отрубит мне голову, — сказал он курьеру. — Но я по-прежнему считаю себя сочувствующим Народной партии и ее делам. В Урге сохранилась группа партийцев. Мы сообща обсудим письмо и дадим ответ.

Да, пожалуй, лучшего выхода не придумать.

«Партийцы», о которых упомянул Чжалханцза, уже давно изменили делу партии. Они так же, как и хутухта, пресмыкались перед солдатами Унгерна. Они составят ответ, а он, Чжалханцза, вынужден подчиниться воле коллектива.

Собрав членов Центрального Комитета, Сухэ-Батор развернул скатанную в трубочку бумагу и прочитал:

— «Письмо партийных товарищей столицы».

Густые брови сдвинулись, по лбу побежали морщинки.

«С самого начала организации партии мы все договорились: получив помощь извне, мы не нарушим старых традиций — возведем богдохана на престол, восстановим автономию. Вы носите высокое название Народной партии, но подрываете авторитет богдо и основы религии. Барон Унгерн пришел на помощь несчастным монголам, восстановил автономию, избавил нас от китайского ига. Все вздохнули свободно. Барон Унгерн преисполнен силы, ему помогают иностранные государства. Оставьте свои нечестивые дела. Вернитесь к нам, своим друзьям. Мы обещаем вам защиту и высокие должности…»

— Негодяи! — Сухэ-Батор брезгливо отшвырнул письмо. — И эти людишки смеют называть себя нашими товарищами! Проститутки! Жалкие холуи. Изменники! Но мы напишем им ответ…

Чжалханцза не терял даром времени. Он доложил обо всем Унгерну. Министерство внутренних дел от имени богдо выпустило специальное обращение к аратам Тушету-ханского аймака, где влияние партии было особенно сильным. Этим обращением Унгерн стремился нейтрализовать воздействие революционеров на пришедшее в движение население аймака. Богдо-гэгэн безоговорочно подписал бумажку:

«Пропаганда «смены высших устоев» — пропаганда красных, врагов человечества. Их пропаганда враждебна богу, ханам, добродетели. Она подрывает автономию. Не верьте вожакам красной партии. Они обманывают доверчивых аратов. Без высочайшего соизволения богдохана они выпустили манифест «смены высших устоев». В вашем аймаке имеются люди, впавшие в заблуждение, слепо следующие за манифестом. Поэтому, если в Тушету-ханском аймаке возникнет партия «смены высших устоев», ее следует немедленно уничтожить. Сухэ-Батор и его единомышленники обязаны немедленно явиться к богдохану. В случае неповиновения оных их необходимо убить на месте. Их действия означают борьбу с ханским правительством. Такие намерения неосуществимы даже в больших, цивилизованных государствах, а тем более в нашей Монголии».

Но воззвание не оказало никакого воздействия на аратов Тушету-ханского аймака. Здесь уже работали уполномоченные Центрального Комитета, создавали партизанские отряды под носом у белогвардейцев.

— Если богдохану белый барон пришелся по вкусу, то у нас от его нагаек шкура трещит, — говорили степняки и вынимали из бурьяна припрятанные ружья.

Посмеиваясь и перемигиваясь, они по складам читали:

«Сухэ-Батор сговорился с гаминами, сделал их советниками и инструкторами, а сам он — враг Монголии. Нет мятежнику никакого прощения!»

— Ай, как не любит «солнечно-светлый» нашего Сухэ-Батора! А по заповедям «великий святой» должен быть всемилостивым и всепрощающим. А тут — «никакого прощения»!

— Зато Унгерну и его солдатам «лучезарный» отпускает все грехи и позволяет вешать аратов. Я думаю так: на небе тоже революция, и всемилостивейший Будда давно удрал на японское небо, оставив свой престол. Теперь всюду революция. Русские не побоялись бога, а их белый хан тоже называл себя наместником бога на земле.

В ставку революционных войск прибыл известный сибирский партизан Щетинкин. Слава о делах Кравченко и Щетинкина шла по Сибири, по Урянхайскому краю, знали об отважных партизанах и на севере Монголии.