— Будет исполнено, бакши! Завтра же перекочую сюда.

Теперь, когда напряжение немного спало, Сухэ-Батор мог оглядеться по сторонам. Русский город Троицкосавск. Русская Кяхта. Здравствуй, здравствуй, край новой жизни! Сколько раз в мечтах Сухэ-Батор уже бывал здесь. Еще тогда, когда в марте восемнадцатого года здесь провозгласили советскую власть.

А сейчас он едет по городу. Каменные дома, резные наличники, высокие амбары, садики с огородами, деревянные тротуары. Спокойно прогуливаются люди, дети возятся в жарком песке. В общественном саду даже днем играет музыка. Там красные флаги: должно быть, митинг… Горы закрывают Кяхту с трех сторон, но далекие синеющие горы Монголии отсюда видны хорошо. Советские люди… Сухэ-Батор готов был обнять их всех сразу. У пожарного депо он остановился, спросил у бурята, греющегося на солнце, как попасть к коменданту города. Тот лениво зевнул, не открывая глаз, указал рукой вдоль улицы.

Кяхта была довольно древним городом. Основали ее еще в 1728 году как важный пункт, через который вот уж почти два века шла оживленная торговля России с Монголией и Китаем. Дни и ночи шли из Калгана китайские караваны с тюками шелка, бархата, далембы, дабы, чая. Русские купцы также стремились в «Забалуй-городок», как они называли Кяхту. Бойко торговали мехами, железными изделиями, кожами, седлами, тарантасами. На улицах и во дворах лежали верблюды, стояли монгольские двуколки, в Гостином дворе зашивали цибики чая. Сюда царское правительство ссылало политически неблагонадежных. Торговая слобода Кяхта разрослась в город Троицкосавск с собором и церквами.

Ко времени революции большинство старых кяхтинских купцов вымерло, фирмы закрывались. И все же товарообмен, несмотря на строгие запреты китайских властей, поддерживался. Приезжали в Кяхту и китайские купцы и монгольские торговцы. Нужно было лишь уплатить «пошлину», или, вернее, дать взятку, которая неизменно оседала в карманах китайских пограничников. В то время армия каждого китайского генерала представляла из себя большую банду бессовестных грабителей и стяжателей. Двенадцатитысячная армия генерала Сюя была такой бандой. Каждый торопился обогатиться за счет монгольского народа. Китайские купцы втридорога продавали свои товары, а часть прибыли вынуждены были отчислять в пользу не менее алчных военачальников.

Комендант города сразу же отвел Сухэ-Батора к консулу. Каково же было удивление Сухэ-Батора, когда в консульстве он встретил своего старого знакомого — представителя Коминтерна Сороковикова.

— С благополучным прибытием, товарищ Сухэ-Батор! А я уж забеспокоился…

Сороковиков обнял Сухэ-Батора.

— А где Чойбалсан?

Сороковиков успокоил:

— Жив, здоров. Завтра поедем к нему. На пароходе, в Верхнеудинск.

…Пароход плыл по широкой Селенге. Делегаты сидели прямо на палубе, поджав под себя ноги. Сороковиков и Сухэ-Батор переговаривались. Представитель Коминтерна расспрашивал о положении в Монголии, о партийных делах, о Кучеренко и Гембаржевском. Потом посвятил собеседника в международные дела, рассказал о положении на Дальнем Востоке.

— Обстановка очень сложная. Еще в прошлом году в это время Советское правительство обратилось к китайскому народу и правительствам Южного и Северного Китая с декларацией. Мы хотим установить дипломатические отношения с Китаем. Весной этого года китайцы послали в Москву свою миссию. Пока что ведутся переговоры, но, судя по всему, успехом они не увенчаются.

Важные новости. Только вчера получили известие: клика аньфуистов «в Китае свергнута. Войска чжилийцев У Пэй-фу и Цао Куня заняли Пекин. Дуань Ци-чжуй больше не у власти. Генерал Сюй бросил свою армию и удрал из Монголии.

Известие потрясло Сухэ-Батора. Пока он пробирался с делегацией на север, в стране произошли такие важные события. Значит, Сюй Шу-чжена больше нет!

Не ведал Сухэ-Батор, что это известие было сюрпризом не только для него. Чжалханцза хутухта со своей миссией прибыл в Калган и, соблюдая осторожность, передал письмо американскому консулу. Поздравив себя с удачей, он направился в Пекин.

Каково же было изумление хутухты, когда ему сообщили, что правительства, которому он должен выразить «чувства преданности», больше не существует. Даже всесильный генерал Сюй, боясь расправы, дал тягу из Урги и, опережая делегацию Чжалханцзы, прикатил в Пекин и укрылся в стенах японского посольства. Другой на месте Чжалханцзы растерялся бы и стал спасать свою жизнь, но престарелый «святитель» даже бровью не повел.

— А кто теперь правит? — невозмутимо осведомился он.

— Цао Кунь.

— Его-то нам и нужно! Смиренно просим великого управителя великой страны принять ничтожных посланцев Внешней Монголии. Мы должны поздравить его с победой и выразить чувства преданности.

— Грязные черепахи… — проворчал Цао Кунь. — Введите их!

…А пароход все плыл и плыл по Селенге на север, к неведомому Верхнеудинску.

— В Верхнеудинске придется соблюдать конспирацию, — сказал Сороковиков. — Вы слышали что-нибудь о Дальневосточной республике?

Верхнеудинск считался первой временной столицей Дальневосточной республики. Советы там отсутствовали. Город был переполнен иностранными и белогвардейскими шпионами. ДВР, как демократическое государство, было создано под руководством большевиков совсем недавно, в апреле этого года. В марте освободили Верхнеудинск, а в мае Советская Россия уже признала правительство ДВР как правительство всего Дальневосточного края. Фактически власть этого правительства распространялась лишь на Прибайкалье. В Чите по-прежнему сидел атаман Семенов, Приморье находилось в руках областной земской управы, претендовавшей на роль центральной власти всего Дальнего Востока. Островком, где укрепилась советская власть, была Амурская область.

В. И. Ленин писал тогда: «Обстоятельства принудили к созданию буферного государства — в виде Дальневосточной республики… Вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для Того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее, потому что нам она по понятным условиям сейчас непосильна».

Части 5-й армии, вступив весной в Иркутск, чтобы не столкнуться с японцами, приостановили продвижение на рубеже озера Байкал. Таким образом, в Иркутске была советская власть, а в Верхнеудинске буржуазно-демократическая форма правления. Созданием ДВР была обеспечена длительная передышка на Восточном фронте, необходимая для мобилизации новых сил. ДВР, по существу, проводила советскую политику, руководство этой политикой осуществлялось через назначенное из центра Дальбюро ЦК РКП (б), непосредственно подчинявшееся ЦК РКП (б).

На рассвете пароход сильно загудел, и от этого гудка было задремавший Сухэ-Батор проснулся. По палубе среди поднимавшихся пассажиров ходили матросы. Солнце встало, и река засеребрилась. Сквозь дымку на правом берегу проступали очертания большого города. Часа через три, когда пароход приблизился к городу и остановился посреди реки, к нему подошел катерок. По трапу поднялись бойцы Народно-революционной армии ДВР. Они проверяли документы, осматривали вещи пассажиров и ощупывали их одежду. Сороковиков что-то сказал командиру, и монгольскую делегацию наряд обошел стороной.

Пароход причалил к пристани. Увлекаемый пассажирами, Сухэ-Батор побежал по узким мосткам и сразу же попал в объятья Чойбалсана. Перебивая друг друга, они заговорили на родном языке, но опомнились и замолчали.

— Едем в гостиницу!

День промелькнул незаметно. Но и ночью они не могли заснуть: так велика была радость встречи.

— А я решил, что тебя сразу же схватили гамины! — говорил Сухэ-Батор.

— Я уступил это неприятное дело тебе, — отшучивался Чойбалсан. — С моей поездкой вышло не все гладко. Через границу перешел хорошо, а вот дальше начались неприятности. До Верхнеудинска добрался, и тут меня замели бойцы Народно-революционной армии. «Почему бежал из Монголии?»— и тому подобное. Стал я пробиваться к правительству ДВР. Добился своего. Приняли меня. Выслушали. Как будто поверили, но не совсем. «Может быть, вы вовсе не тот, за кого себя выдаете. Подождем, когда подъедут остальные делегаты с письмом…» Строгий здесь народ. А наше дело считается особо секретным. Формально правительство ДВР держит нейтралитет. Как иначе обманешь врагов?