Как видно на этой гравюре, 10-ствольная картечница Гатлинга — Горлова («4,2-линейная скорострельная пушка обр. 1871 г.») по размерам была сопоставима с 4-фунтовой (87-мм) нарезной полевой пушкой
В 1877 г. Рущукский отряд русской Дунайской армии получил со складов Киевского округа 8 картечниц, образовавших «полевую скорострельную батарею». Еще 8 картечниц действовали на Дунайских береговых батареях, под Никополем, под Плевной, на Шипке. Эти картечницы считались в составе осадной артиллерии. 16 своих картечниц русские передали болгарскому Земскому войску. Интересны попытки «приблизить» картечницы в бою к пехоте. Так, в октябре уже во время боев за Плевну генерал Тотлебен выдвинул идею формирования «подвижного стрелкового отряда», включающего несколько рот стрелков с винтовками Мартини и Бердана, а также нарезными крепостными ружьями, и картечницы. «Летучий отряд» из двух рот стрелков, 6 картечниц и команды в 50 человек с крепостными ружьями сформировали в составе отряда генерал-лейтенанта М.Д. Скобелева. Это было, пожалуй, единственной попыткой применить картечницы наилучшим образом. В этом отряде можно увидеть и отдаленный прототип совместных действий отборных стрелков, дальнобойных крупнокалиберных снайперских винтовок и пулеметов.
Малочисленность картечниц не позволила сделать определенных выводов об их боевой ценности. Тем не менее, во время Ахал-Текинской экспедиции 1880–1881 гг. генерал Скобелев попросил выделить ему кроме артиллерийских орудий и нештатные средства — «картечницы, ручные гранаты и ручные мортиры». С Кавказа из Александропольской крепости были выделены 8 картечниц Гатлинга — Горлова. Их использовали для защиты «этапных пунктов коммуникационной линии». Кроме того, Скобелев получил «морскую батарею», в состав которой вместе со скорострельными 1-фунтовыми пушками вошли 6 «морских» картечниц того же калибра 4,2 линии на легких десантных лафетах. Стоит отметить, что в сообщениях о действиях картечниц можно встретить словосочетания «противник отогнан», «принужден к молчанию» и т. п., но редко есть данные о количестве убитых или раненых (впрочем, и численность противника редко уточняется). По-видимому, психологическое действие картечниц намного превосходило их поражающее действие. Тем не менее картечницы в Ахал-Текинской экспедиции действовали в наиболее тесном взаимодействии с пехотой и кавалерией в обороне и в наступлении.
Мало кто из военных авторов тех лет обошел вопрос о картечницах, причем мнения высказывались порой полярные. Среди сторонников картечниц были генерал В.Л. Чебышев (разработавший в 1885 г. даже собственную легкую 6-ствольную модель), офицеры Генштаба И.П. Маслов, М.Н. Анненков. Ярым и последовательным противником картечниц стал генерал М.И. Драгомиров. Поскольку на мнение Драгомирова принято широко ссылаться в литературе, стоит остановиться на нем подробнее. Дело в том, что картечницы, считаясь артиллерийскими орудиями, и по размерам были таковыми. В 1891 г. Драгомиров писал: «Если бы одного и того же человека нужно было убивать по несколько раз, то это было бы чудесное оружие… На беду, еще не находилось таких музыкантов, которые были бы в состоянии переменять направление ствола десять раз в секунду». Генерал был не столь уж не прав — во время Франко-прусской войны в трупах пруссаков находили до 20–30 пуль митральез, в то время как их соседи в линии даже не были ранены. Ручной привод механизмов даже при нескольких человеках расчета затруднял огонь с рассеиванием по фронту и в глубину или быстрый перенос огня с одной цели на другую. Даже такие удачные системы картечниц, как Гатлинга — Барановского или Норденфельда, оказались слишком громоздки (сопоставимы с полевой 4-фунтовой пушкой), к тому же стрельба быстро утомляла стрелков. Именно к таким картечницам относилось ироничное замечание Драгомирова в статье «Калибры оружия в полевых армиях европейского состава». «Всякая скорострелка, называть ли ее картечницей или вновь придуманным словом пулемет (и избавь нас от лукавого и метафоры!), все же есть не более, как автоматический стрелок, т. е. самостоятельного вида поражения не дает… по всем неудобствам уже есть артиллерийское орудие». Драгомиров, впрочем, указывал: «Мотивы, но которым я считаю пулеметы нелепостью в полевой армии нормального состава, прямо указывают на те случаи, где они не только полезны, но и, пожалуй, даже необходимы… а именно: 1) на флангах в крепостях, 2) в степных экспедициях, где малый отряд может иметь дело с большой, но плохо вооруженной толпой» (опыт Ахал-Текинской экспедиции это подтверждал). Схожих взглядов придерживался генерал Г.А. Леер. Неудивительно, что положительно отзывались о картечницах генералы Эллис, Куропаткин, Давыдов, участвовавшие в «степных экспедициях». Неоднозначно относились к «рукояточным» картечницам и зарубежные специалисты. Картечницы в целом разделили судьбу своих средневековых прототипов — «органов» и «сорок» — те сошли со сцены с появлением легких полевых пушек, картечницы же становились не нужны с появлением новых скорострельных нарезных казнозарядных полевых пушек с новой гранатой и шрапнелью в боекомплекте.
Выдающийся русский оружейник и историк оружия В.Г. Федоров писал: «В общем необходимо прийти к заключению, что опыт вооружения армии картечницами был неудачен, и вся эта история не могла не оказать некоторого влияния на развитие вопроса о всеобщем введении нового могущественного средства, а именно картечниц, функционирование которых было основано на отдаче при выстреле, т. е. пулеметов». С одной стороны, картечницы побудили к исследованию свойств и возможностей скорострельного оружия, позволили отработать ряд узлов и систем, использованных потом в автоматическом оружии (а система Гатлинга, как известно, смогла вернуться на вооружение в виде высокотемпных многоствольных авиационных пушек и пулеметов и зенитных автоматов). В тактическом же плане наследие картечниц скорее негативно — благодаря им автоматические пулеметы первое время вызывали недоверие и, даже доказав свое значение в Англо-бурской и Русско-японской войнах, вплоть до Первой мировой войны считались все же родом артиллерии.
Однако предложения картечниц долго не оскудевали. Улучшить «скорострельную пушку» пытались братья С. и В. Валицкие. В 1880 г. изобретатель Вильнер предложил ГАУ 4,2-лин картечницу, включающую 2500 (!) стволов, а мещанин И. Дубинин в 1883-м — 8-ствольное орудие с патронами типа картечных (по 50 пуль в каждом), выстреливающее веерообразно 1600 пуль в минуту. В 1885 г. Гатлинг предложил Артиллерийскому Комитету ГАУ испытать две его новые картечницы — 10-ствольную на легком лафете со щитом и 6-ствольную, пригодную для «перетаскивания на руках». Еще в 1884 г. Артком составил программу испытаний систем Гатлинга и Норденфельда, а в 1885 г. утвердил программу более широких испытаний «скорострельных пушек» ружейного и артиллерийского калибра — от 4,2 линии до 1,65 дюйма (калибры около 1,5 дюйма позволяли стрелять картечью или шрапнелью). Осенью 1885 г. на Главном артиллерийском полигоне близ Санкт-Петербурга прошли сравнительные испытания «малокалиберных скорострельных пушек». Картечниц Гатлинга там уже не было, зато участвовали 5– и 1-ствольные картечницы Гарднера, 2-ствольная Пратт-Уитней, 5-ствольная Норденфельда, выполненные под русский 4,2-лин патрон, 37– и 47-мм 5-ствольные револьверные пушки Гочкиса (именовавшиеся «многоствольными гранатными пушками»). В октябре 1886-го — феврале 1887 г. прошли дополнительные испытания картечниц Норденфельда, и большинство членов комиссии повторили мнение, «что митральезы представляют собой прекрасное средство для усиления ружейного огня в бою». Однако полковник А.И. фон дер Ховен записал особое мнение, в котором, между прочим, заметил: «Если же предположено было бы ввести митральезы в состав вооружения наших войск, то, по моему мнению, недавно испытанная у нас одноствольная автоматическая митральеза системы Максима заслуживает большего внимания, чем митральеза Норденфельда».
