— Тогда давай возьмем что-нибудь другое. Чего тебе хотелось бы?

— Виноград. Я люблю виноград.

— Белый или синий? — Тео тщательно выбирает между прозрачными пластиковыми упаковками. Поворачивается ко мне. — Эндж?

— Я люблю любой.

Улыбается. И на секунду эта улыбка кажется такой же, как и прежде. Нежной и теплой. Предназначенной только мне. Наполненной сотней скрытых смыслов, известных только нам двоим. Проглатываю комок, образовавшийся в горле. Не думать об этом. Моя склонность к мазохизму начинает пугать. Наблюдаю, как Тео складывает в тележку обе упаковки.

— Спасибо.

Он кивает. Просто обычный легкий кивок. Не могу отвести взгляда. Хочу дотронуться до него. Отчаянно. До боли в кончиках пальцев. Но не могу.

— Еще что-нибудь?

— Нет. Можем идти, если ты все купил.

Возвращаемся домой. Тео готовит соус для спагетти, и этот аромат заставляет мой желудок захлебнуться от желания попробовать его.

— Можно?

Тео дует на деревянную ложку и протягивает ее мне. Аккуратно, чтобы не обжечься касаюсь краешком губ. Несколько секунд смотрю ему в глаза. Поцеловать. Сказать, что я до сих пор его ангел. Просто ощутить тепло и запах кожи. И будь, что будет. Если не сделаю этого, сойду с ума. Неосознанно облизываю губы и подаюсь вперед. Ложка выпадает из рук Тео и падает на пол, разбрызгивая остатки соуса. Момент разрушен. Варварски возвращает в новую реальность, где мы с Тео больше не вместе.

— Theós!

Он поспешно опускается на колени, чтобы вытереть кухонным бумажным полотенцем пол практически одновременно со мной, и мы случайно соприкасаемся руками. Замираем на несколько секунд. Сердце гулко бьется в моей груди и понимаю, что пауза вновь затягивается.

— Давай помогу, — заполняю ее, собирая последние остатки разлившегося соуса. Внезапно до меня доходит сказанное им в сердцах восклицание. — «Теос»? — повторяю вопросительно. — Это по-итальянски? — нужно отвлечься. Срочно.

— Нет, — открывает воду. Моет ложку и руки. — Это по-гречески. «Боже».

Еще несколько секунд уходит на то, чтобы мой смятенный неожиданными желаниями и ощущениями разум до конца осмыслил сказанное им.

— Мне только кажется или оно звучит как твое имя?

— Не кажется.

Поднимаю изумленно на него глаза и вижу легкую улыбку, спрятавшуюся в уголках губ.

— Твое имя на греческом означает «Бог»? — недоверчиво переспрашиваю.

— Ну, это всего лишь сокращение от Теодор. Хотя меня редко кто так называет, разве что мама, когда хочет подчеркнуть важность воспитательного момента, — хмыкает.

Я поднимаюсь с пола и тоже подставляю руки под открытую струю воды, даже не замечая, что мы с Тео соприкасаемся плечами.

— А как же тогда оно переводится полностью?

— «Подарок Бога», — он слегка отодвигается, уступая мне место у раковины и вытирая руки.

Подарок Бога? Почему-то сознание ухватывается за эту фразу и повторяет ее вновь и вновь. Пытается заставить меня осознать всю символичность этого неожиданного открытия.

— Ты, правда, не знал этого, Эндж?

Внезапно улавливаю всю иронию. Подарок Бога для Падшего Ангела. Что если в этом случайном ничего не значащем совпадении есть какой-то фатум? Что если судьба или Бог, в которого я перестал давно верить, действительно сделал мне подарок в лице Тео? Чтобы я смог, наконец, изменить свою жизнь, выбраться из засасывающей грязи, в которой погряз. Чтобы Тео помог мне в этом, а я понял это слишком поздно. Эти мысли продолжают крутиться в моей голове на протяжении всего ужина. Мы вновь почти не разговариваем, но сегодня мне есть над чем подумать. Разбредаемся по своим комнатам.

Полночи ворочаюсь, но сон не идет. Я так отчаянно сопротивлялся этим переменам во мне. Так болезненно переживал каждую из них. Чтобы в результате потерять то, что мне дорого? То, что наполняет мою жизнь хоть каким-нибудь смыслом? Знаю, что не усну. Есть ли хоть крошечный шанс все исправить? Изменить? Терпение на исходе. Оно никогда не было одним из моих достоинств. Последний рубеж. Больше не могу.

Выбираюсь из кровати и выхожу в гостиную. Темно и тихо. Бесшумно приоткрываю двери в спальню Тео и несколько секунд нерешительно стою на пороге. Мне нужно с ним поговорить. Хуже уже не будет. Хуже уже просто не может быть. Рассказать все. Прямо сейчас. Иначе до утра я вновь могу передумать, и вся моя смелость растворится с последними остатками ночи, а еще две такие недели я не выдержу.

Стараясь не громко ступать, подхожу к кровати и аккуратно сажусь в ногах Тео, обнимая себя за колени. Разбудить? С чего начать? Захочет ли он меня выслушать? Изменит ли это хоть что-нибудь? Но я просто обязан попробовать. Пока я мучительно решаюсь на следующий шаг, Тео сонно ворочается и случайно задевает меня ногой. Приподнимается на локте и несколько секунд смотрит на меня. Сквозь окно проникает лунный свет, и мы можем видеть друг друга даже без освещения.

Тянется к ночнику.

— Не включай, Тео. Я просто хотел поговорить с тобой.

— Эндж? Что-то случилось? — в голосе легкое беспокойство и уже почти нет сна.

— Артур, — выдыхаю, набравшись смелости. — Мое настоящее имя Артур.

Делаю паузу. Не знаю, хочу ли, чтобы Тео что-нибудь ответил или просто молча выслушал мою исповедь, но он привстает, придвигается ближе и садится напротив. Молчит. Ждет. Дает мне понять, что готов слушать.

— Я знаю, что уже слишком поздно пытаться что-либо менять, и что тебе вероятнее всего не важно, что я скажу, но это нужно мне. Чтобы ты просто выслушал меня, — делаю вдох, будто через мгновение собираюсь нырнуть в мутную воду, не зная, что меня там ждет.

— Расскажи мне, — негромко.

— Ты знаешь, я сирота и почти всю жизнь провел в приюте при небольшом монастыре. В пятнадцать лет я впервые со всей четкостью осознал, что я гей, но как ты понимаешь, это было не совсем удачной средой для подобного открытия, и я снова и снова замаливал свои пугающие мысли о других парнях. Пока не влюбился, — горько усмехаюсь. Замолкаю на несколько секунд, набираясь сил, чтобы рассказать то, что неизвестно никому, кроме меня.

— Впервые я увидел его на проповеди. Высокий, с волосами цвета платины и синими бездонными глазами. Мне казалось, это сам ангел спустился с небес, став ответом на мои молитвы. Его бархатистый голос завораживал, и я жадно ловил каждый звук, произнесенный этим голосом. Ни о чем большем я и помыслить не мог. Новый Преподобный Кристофер Гарднер, ему тогда было чуть за тридцать, превратился в мое личное идеализированное божество. Так продолжалось на протяжении года и продолжалось бы и дальше, если бы как-то он сам не пришел в мою комнату. После нескольких минут обычного разговора о содержании, которого я уже не помню, он вдруг поцеловал меня. И в этом поцелуе не было ничего религиозного… — воспоминания обнажают старые раны. Чувствую, как они вновь начинают саднить внутри. Невыносимо больно. Но я должен все объяснить. Хотя бы постараться.

Тео застыл неподвижным изваянием, и я не вижу его реакции на свои полуночные признания в темноте. Но так, наверное, даже лучше. Еще больше отвращения я не вынесу.

— Мне уже исполнилось семнадцать, и я прекрасно понимал реакции тела и свои желания. Он сказал, что любит меня, а потом… А потом просто изнасиловал. И продолжал насиловать на протяжении года. Я никому не мог об этом рассказать, и мне приходилось просто терпеть. Так я понял, что Бога нет, что за его именем скрываются двуличные и порочные люди, а любовь — это боль и стыд, лишь оправдание для грязной похоти.

Меня начинает трясти, и я еще крепче обхватываю себя за колени. Я никогда и никому об этом не рассказывал, а сейчас такое впечатление, будто заново переживаю тот кошмар. Сердце начинает колотиться в бешеном ритме, но чувствую, что уже не смогу остановиться.

— Иди сюда, — тихо и нежно. Тео придвигается ближе и пытается обнять меня, но я отодвигаюсь.

— Это еще не все, — отрицательно качаю головой.

Я намерен рассказать свою историю до конца. Хочу чувствовать, что я сейчас не один. Хочу чувствовать его тепло. Но боюсь, что не смогу договорить, если это произойдет.