Устав смотреть в окно и думать, Катя обернулась к своему спутнику и спросила:

— А вы знаете правителя Петербурга?

— Наслышан. Лично не знаком, к счастью.

— К счастью?

Тот наклонил голову набок.

— У него своеобразная репутация. За два века своего правления он казнил множество сотен вампиров, чем снискал себя дьявольскую славу.

Катя поникла. Незнакомец заметил это и понимающе похлопал ее по руке.

— Вы, видно, жительница Петербурга? Ну-ну, не нужно печалиться, насколько мне известно, ваш правитель знатный ловелас и к женщинам он куда снисходительнее, чем к мужчинам.

Сам того не желая, господин в белом сыграл роль человека в халате, известившего пациента: «У вас рак».

Девушка вымученно улыбнулась и больше ни о чем не спрашивала.

А через некоторое время ее спутник подсказал:

— Вы сейчас выходите.

Катя поблагодарила его и, когда поезд остановился прямо посреди леса, ей пришлось выпрыгивать из вагона. Подошвы кроссовок погрузились в мягкий торф, подняв черную пыль. Солнечные лучи прорезались между деревьями, вокруг зеленых листьев светились ореолы и весь лес, казалось, был залит золотистым сиропом.

«Совсем как летом», — изумилась девушка, разглядывая пышные кроны и безоблачное небо. Еще недавно она стояла посреди Антарктики на льдине, а сейчас попала в лето, миновав весну.

Катя обернулась, чтобы помахать на прощание незнакомцу в белом, но поезд уже исчез, оставив ее в одиночестве.

Мимо пролетела черно-белая с серым птичка и только тут девушка осознала, какая тишина стоит в лесу — ни звука. После чего заметила, что у трясогузки пустые глазницы, совсем как у голубя с перрона.

«Нужно было спросить, что с голубем», — досадливо подумала Катя и, перешагнув рельсу, побежала по шпалам. Направление выбрала наобум.

Пришла мысль прибавить скорости, но обдумать это девушка не успела, ее рука, а затем и тело, лицо пронзила острейшая боль. Уже хорошо знакомая после ксенонового прожектора.

Прежде чем резко отскочить назад, глазам успела открыться новая картина. На ней лес не был столь насыщенно зеленым, листочки на деревьях распустились еще не до конца и обладали нежным салатным цветом. Небо серо-голубое с рваными облаками, холодный ветер и звонкий щебет птиц. Деревянные столбы и блестящие рельсы исчезли, остались кое-где шпалы и лужи, множество луж, глубоких и чистых, в которых отражалось небо и солнце.

Девушка несколько минут стояла неподвижно, боясь, что, шевельнувшись, пробудит боль.

Там — за пределами альбома Вселенной была весна и был солнечный майский день.

Катя присела на рельсу. Не оставалось ничего иного, как ждать вечера. Несмотря на яркое солнце, порхающих птиц — тишина угнетала, и мир этот был в куда большей степени мертв, чем жив.

Примерно через пять часов девушка решительно поднялась и шагнула за невидимую черту, отделяющую один мир от другого.

Какую-то долю секунды она летела, а потом оказалась по щиколотку в луже, подняв со дна торфяную муть. В лесу смеркалось, ветер усилился, температура резко снизилась. Катя жадно вдохнула по-весеннему влажный воздух. Сколько обещания почувствовала она в нем! Лето теплыми и сухими прозрачными струйками вплеталось в него, осторожно, как будто боязливо. Земля остывала после дневного солнца, кверху поднимался почти прозрачный пар и особая, вечерняя болотистая сырость.

Катя сама, не осознавая того, улыбалась. Она была уже почти дома и чувствовала его близость.

Сперва ей пришлось долго шлепать по лужам, пока шла лесом, где когда-то проходила железная дорога. По обочинам росли маленькие солнечные цветы Мать-и-мачеха, дневные птицы со своими веселыми и звонкими трелями исчезли, лес наполнился другими звуками: пронзительными, где-то глухими и таинственными.

Огромное поле до деревушки Катя преодолела вихрем, ее ноги едва касались земли, с такой невероятной скоростью она передвигалась. Играл Шуберт «Вечер в лесу» — легкая, точно наполненная волшебством мелодия.

Возле самого первого дома с перекошенным забором девушка спросила у старика нужное направление. И с трудом справившись с желанием отведать его крови, бросилась прочь, подальше от населенного пункта. Ей казалось, она не ела несколько дней. Такого страшного голода ей еще испытывать не приходилось.

Поля, леса, дороги и снова поля, леса. Ночь близилась к концу, когда девушка достигла центра города. Она сама толком не знала, зачем ей центр, почему не пошла сразу в дом братьев, где ее ждала холодная кровь в красивом бокале на ножке.

Но вот впереди показался Краснофлотский мост, ее место встречи с Анжеликой в ту ночь, когда наивно отправилась в Тартарус.

«Пойду сейчас к ней и убью, сожгу дотла эту суку, — гневно размышляла Катя, и в животе поворачивался огненный шар. — И пусть тогда Лайонел достанется кому-то другому, лишь бы не ей!»

Девушка быстро двигалась вдоль Мойки, с плавающим в черной воде отражением желтых фонарей. Под ногами на сухом асфальте хрустел песок. В окнах старинных домов свет нигде не горел, улицы были пустынны — ни одного прохожего.

Что-то заставило девушку обернуться, и она увидела позади четыре гранитных обелиска Поцелуева моста. Мысли о мести и ненависти настолько захватили ее, что она прошла мимо, даже не вспомнив о Лайонеле, их поцелуе и самое главное — о замке с гравировкой.

Девушка вернулась на мост и приблизилась к зеленой решетке, взяв в руки замок — блестящее сердце.

— С тобою рядом и вечности мало... — шепотом прочла она надпись. Немое сердце в груди едва ощутимо, и оттого столь горестно, сжалось. Катя нащупала под кофтой ключ и сняла цепочку с шеи.

«Девочка моя, вечность — это слишком долго. Л. Н.» переливались красивые буквы на ключе.

Когда была тут в прошлый раз, ей очень хотелось знать: приходил ли сюда Лайонел посмотреть на ее подарок? Теперь точно знала — приходил. Доказательство лежало у нее в ладони — ключ, холодный и бесчувственный, совсем как его создатель.

Девушка вставила ключ в замок, повернула три раза и сняла блестящее сердце с перил. Какое-то время она держала замок в одной руке, ключ в другой, а потом размахнулась и швырнула их в канал. Те, подняв брызги, ушли на дно, а гладкая поверхность воды покрылась рябью, и отражение круглых фонарей, покачиваясь, превратилось в один сплошной блеск.

Катя брела по городу, обессиленная от голода и раздавленная могильной плитой собственных чувств.

Ей нравилось прикасаться к холодным шершавым парапетам, фигурным решеткам перил вдоль каналов, любоваться спокойной водой, всматриваться в трещинки на старых зданиях. Девушке впервые казалось, что она все тут знает наизусть: набережные, мосты, переулки, соборы, здания музеев, памятники. «Весну» ей играл на скрипке Вивальди, и в невероятном вихре звуков спящий город оживал. На другой стороне набережной катил экипаж, мимо под зонтиками шли дамы в пышных платьях, длиннобородый господин скакал на коне.

До дома братьев Катя добралась с первыми лучами солнца. В пустой прихожей с одиноко свисающей с потолка лампочкой и ржавыми крючками на стене ее встретила Ксана.

Служанка, одетая в откровенное красное платье до пола, удивилась появлению хозяйки, а Катя учуяла в воздухе знакомый морозный аромат.

— Лайонел тут? — недоверчиво выдохнула она.

Ксана отрицательно мотнула головой.

— Нет.

— Лжешь!

— Его тут нет, — спокойно произнесла служанка.

— А для кого же ты так разоделась? — Не дожидаясь ответа, девушка побежала на второй этаж, проверила каждую комнату, кабинет. Второй этаж оказался пуст, ничего интересного, кроме открытого люка на потолке в своей спальне она не обнаружила. А свежий морозный аромат между тем жил повсюду, в каждом уголке дома.

Катя вернулась на первый этаж, обошла комнаты и остановилась перед дверью в гостиную — последней надеждой.

При нажатии на кнопочку сбоку кирпичная стена отъехала в сторону, девушка толкнула дверь и застыла, не в силах переступить порог. На полу лежала огромная картина-пазл — та самая, которую собирали Кира с Йоро перед путешествием в Тартарус. Та самая, которую Лайонел подарил на память своему оборотню. Та самая, с надписью на белой коробке «Собери любовь».