Как могут чувствовать себя люди и нелюди на следующее утро после сельской свадьбы? Селяне, возможно, и были тертыми калачами по части пьянок, но сегодня с утра село выглядело, как улицы в родном Питере 1 января. Пусто, гуляет ветер и вдалеке маячит одинокая фигура, пытающаяся куда-то дойти. Солдатики подвалили к середине дня, наемники были бодрее, но вернулись позже и поодиночке, а бравый капитан пришел лишь в сумерках, но зато чеканя шаг. Завидя привязанного вора, он сделал зверскую физиономию и пообещал самолично казнить каждого, кто посмел запустить свою грязную лапу в государев груз. Человечек опять заныл, затрясся от страха и стал клясться, что он ничего даже потрогать не успел, не то что унести, как вот этот нелюдь сграбастал его, несчастного, и скрутил, невзирая на то, что он и не подходил…Капитан зло цыкнул, пообещав найти старосту, хозяина постоялого двора, местного жреца и еще пяток облеченных властью и уважением селян, дабы они и помогли пролить свет на эту темную историю. Тут человечек завыл от страха, пообещав рассказать все, что знает, лишь бы господин капитан соблаговолил его выслушать. Господин капитан соблаговолил, но отвязать не позволил, хоть пленный и слезно упрашивал, поминутно дергая ногами. Зато Норкхар достаточно наглядно прищемил ночному визитеру одно место, после чего тот очень быстро выложил капитану всю историю. Дело было проще простого — на свадьбе подошел к нему один мужчина, не из местных, в этом Бикар, так звали задержанного, мог побожиться. Среднего роста, колючие темные глаза, одет, как все селяне, а вот что запомнил этот Бикар, так очень неприятный взгляд, аж мурашки по коже у него забегали и голова заболела страшно. И этот самый чужак попросил мужичка пошарить в телеге да прихватить одну вещицу, которая должна была лежать сбоку у стеночки, а именно — книгу в деревянной обложке. А заодно и кувшин вина, мол, вино хорошее, чего солдатикам его тащить, а так Бикар и выпьет его. В подтверждение своих добрых намерений чужак дал за труды ему один золотой, якобы за возвращение книги, дорогой его сердцу. Далее все было уже известно — мы с арком приперлись ночевать, чем и обломали все планы местного воришки, а Схаркр его скрутил, хотя обещал лишь отлупцевать. Ждать Бикара этот чужак должен был на окраине села до полудня. Услышав рассказ, Крилл и гоблины исчезли в сумерках, а капитан продолжал трясти пленного, хотя тот уже выкладывал по третьему разу все, что знал. Крилл и гоблины вернулись довольно быстро — место, где человек прятался, они нашли, но его не застали. Гоблины рванули по следам, но чужак вышел на дорогу и там они были вынуждены признать свое поражение. Даже понять, в какую сторону он ушел, было невозможно.
Капитан и Схаркр начали трясти мужичка уже вдвоем, заставляя его во всех подробностях вспоминать, что и как говорил ему чужак, куда он смотрел при этом, как чесался и кто был рядом. Через час вконец зашуганный абориген наконец вспомнил, что из-под рукава на внутренней стороне запястья чужака, он видел краешек татуировки, чем вызвал тихое переругивание между арком и Верденом. Капитан на чем свет стоит костерил свадьбу и женщин, утащивших всю команду на попойку, а Схаркр цедил сквозь зубы, что-де и свою голову иметь надобно…не указывая, впрочем, пальцем. Напоследок уже арк ехидно спросил Бикара, как он собирался пить вино, один да такой здоровый кувшин, как тот неожиданно загнусил, что вино-то он перелил бы в жбан, коий заранее спер со стола, а кувшин его просил отдать тот чужак ему под предлогом дорожной надобности. Капитан при этих словах затрясся и заскрипел зубами, а Схаркр уселся на край телеги такой довольный, разве что не веселился в голос. В итоге телегу ночью охраняли трое солдат, причем один лег прямо в ней.
Наутро бодрый капитанский окрик поднял нас ни свет ни заря, и вышли мы из села буквально через час после восхода. Дорога в этом направлении была оживленной — не проходило и часа, как в обе стороны попадались конные и пешие, с телегами и тюками, идущие и сидящие на обочине селяне и люди с мечами и топорами, охраняющие того или иного путешественника. Наш отряд вызывал большое оживление в массах и непрекращающийся гудеж сопровождал нас всю дорогу до вечера. Что так привлекало внимание селян, встречающихся нам по дороге, стало ясно, когда мы завалились на постоялый двор. Наемники требовали ужин, пиво и девочек, особенно Хайлор и Курт, которые уже успели налюбоваться селянками по обе стороны дороги, а капитан цедил слова сквозь зубы и разве что не кусался. Мест за столами было мало и Вердену пришлось сесть с нами рядом, как бы ему этого не хотелось. Ужин не заставил себя ждать, девочки крутились тут же, подавая еду и пиво и я уже спокойно вздохнула, что на сегодня исчерпан весь лимит неприятностей, как в трактир вошла приметная троица и решительно направилась в нашу сторону. Мужчины все были в возрасте, но не старики, один седой, по виду — типичный вояка, темноволосый с небольшой бородкой и брюшком, и невысокий плотно сбитый мужичок со здоровенными кулаками и носом-картошкой. Троица присела за соседний стол, откуда за секунду до их приближения испарились все четверо сидевших там посетителей. Трактирщик без слов принес им пиво, из чего было понятно, что этих людей он знает и это не просто селяне, а личности, облеченные властью. Итак, мы ужинали, а троица за соседним столом, ждала своего часа….
— Господа военные, позвольте представиться, — начал темноволосый мужчина, без разрешения приставив свой стул к нашему столу. — Меня зовут Краус, я здешний староста. Это — Борел, — седой поднял правую руку со сжатым кулаком и переместился к нам со своим стулом. — Он у нас главный по страже в селе, раньше воевал, да тут осел, так что меч в руках держать не хуже вас умеет. А это — Порал, кузнец и шорник.
Порал подсаживаться за стол не стал, а повернул стул и сел на него задом наперед, обняв спинку.
— Мы идем в крепость Барнарда, — капитан был сух и немногословен. — У меня приказ, полученный еще задолго до прибытия в ваше село и я намерен его выполнить.
— Простите,…- Краус наклонил голову, — не знаю вашего имя-звания…
— Верден, капитан королевских войск из гарнизона Барнарда.
— Барнард…знаю, бывал там. Комендант Баеро — прекрасный человек, мы с ним знакомы уже лет пять…впрочем, мы тут по другому поводу. — Краус и Борел переглянулись. — За последние две луны ваш отряд — единственный, который прошел по этому тракту в сторону Барнарда. В основном по тракту идут небольшими группками, а в последнее время и это стало редкостью. В ту сторону, на полдень, люди идут, а на полуночь — нет.
— И что же у вас такое случилось, что перестали ходить? — Крилл уже выпил пива и полез в разговор раньше капитана, тот скривился, но промолчал.
— Разбойники объявились, разбойники… — начал было Борел, но дружный хохот Хайлора, Крилла и Курта заглушил стражника. Тот помолчал, но удержался от взрыва эмоций, хотя у него на лице и было написано желание врезать этим зарвавшимся воякам…
— Зря смеетесь. — Порал был не серьезен, он был мрачен и зол. — Мы не из трусливых, край у нас хоть и обжитый, но всякое бывает, и никто за бабьи юбки не прячется. Трубим общий сбор, выходим и вперед, наши лесовики такие тропы знают, что кого хошь догонят в болотах, да вокруг пальца обведут. Но тут дело иное, иначе бы мы к вам и не пришли.
— Правду говорит Порал, я сам воевал и знаю, с какого конца за меч держаться. — Борел все-таки решил доказать, что он до сих пор воин, а не селянин, лишь для виду нацепивший себе нож подлиннее. — Раньше по дорогах проезжих грабили, так мы это дело живо просекали и сами ловили сукодеев. Ждать помощи долго — пока до ближайшего города доберешься, пока маг отправит письмо, пока солдаты придут…сколько душ погублено будет. Вот мы сами и разбирались потихоньку. А тут — другое дело. Люди пропадать стали, да без остатку — никаких следов не оставалось. К нам едут, так не доезжают, от нас один с женой поехал — пропал, думали, у детей решил остаться, а они сами приехали отца с матерью разыскивать. Еще трое через седьмицу пропали, мужик с двумя сестрами поехал с товаром, никаких следов не нашли. Потом четверо пропали…тут одни мужчины были, вооруженные и не деды старые, так тоже сгинули. Тут мы опасаться уже стали в ту сторону ездить…И вот ведь какое дело — у последних конь один был, приметный, звездочка белая на лбу и один лучик подлиннее, чем остальные. Так вот сынишка пропавшего коня своего признал.
