На борт поднялись береговые рабочие и подсоединили шланги. Заурчали насосы и африканский мазут, подогретый до необходимой температуры, потек по трубам в береговые резервуары.

Балалайкин, переодевшись после швартовки, подошел к Брумбелю.

– Николаич, у меня вахта вечером. Можно я в город схожу?

– Нет, одного тебя я не пущу.

– Это почему еще?

– Опять сбежишь.

– Не собираюсь даже.

– После обеда с Ниточкиным и Бугаевым пойдешь. Все, и не уговаривай!

Миша пошел назад в каюту, вытащил из-за пазухи сверток с бриллиантами и положил его в нишу за переборкой. Тяжело вздохнув, он пошел на завтрак. В кают-компании сидели Ниточкин, Вадик Сочинцев и Славик. Витя накрывал стол.

– О, эмигрант пришел! – весело крикнул Андрей.

– Чего такой грустный, хлопчик? – спросил Славик.

– Да ну вас! – сказал Миша и сел возле иллюминатора.

– Миха, ну вот, положим, ты сбежишь. А на что жить будешь? Там же за бесплатно ничего нет.

– А может у меня есть деньги, откуда вы знаете?

– Это восемьсот долларов, что ты за месяц заработал?!

– А может и больше, – тихо проговорил Миша, но Славик услышал эти слова.

– Все равно убегу, – твердо сказал Балалайкин после паузы.

После завтрака Андрей поднялся на мостик.

– Николаич, а Балалайкин опять сбежать хочет. Сейчас в кают-компании говорил.

– Вот же гад! А мне говорил, что не будет. Позови сюда Подбочко и Бугаева.

Когда боцман и матрос поднялись на ходовой мостик, Николаич продолжил:

– Вот что, мужики. Балалайкин опять хочет сбежать, чем, безусловно, поставит всех нас в очень неприятное положение.

В компании мы пока на хорошем счету, но если у нас пропадет матрос, все может измениться. Так что слушайте мой приказ. Изловить Балалайкина, связать его и посадить под замок в артелку. Будем выпускать его только в море.

Искать долго Мишу не пришлось. Он сидел на корме, с тоской смотря на видимый вдалеке генуэзский рыбный базар.

– Ты уж извиняй нас, хлопче, но приказ кэпа – закон, – сказал Славик и ловко схватил Балалайкина под мышки.

Скала, как клещами, сжал Мишины ноги и обмотал их веревкой.

Подпольный миллионер бился за свою свободу энергично, но безуспешно. Вскоре он оказался связанным и запертым.

– Ничего, гады, будет и на моей улице праздник. Да еще и с фейерверками и салютами. Дайте только время.

Пока Миша томился в застенках, экипаж готовился после выгрузки к выходу в море.

Генуя – один из красивейших городов северной Италии, столица итальянской Ривьеры, родина Колумба. Узкие улочки исторического центра петляют между великолепных зданий, построенных очень давно, тогда, когда архитектура была призвана радовать глаз, а не пугать уродством форм. Изящные дворцы, неповторимые церкви, площади, помнящие все перестуки истории, средневековый маяк – всего этого не увидели российские моряки с «Океанской надежды» из-за краткосрочности стоянки в порту. В дальнейшем они об этом, конечно же, пожалеют.

Вполне комфортно отстоявшись в Генуе, «Океанская надежда», гонимая здоровой алчностью владельцев компании «Адриатик», пересекла Средиземное море и оказалась в алжирском порту Скигда. Там ее загрузили нефтью и направили в американский Бостон.

Переход был длительный, и команда, чтобы не заскучать, развлекалась.

Вечером в кают-компании Андрей, Скала, Славик и Крошкин играли в домино.

– Шестерка пошла.

– Дуплюсь.

– Три очка пишу.

– Скала, блин, ты что ставишь?! Тройка – дом!

– Слышь, пацаны, а куда мы после Штатов пойдем? – спросил Крошкин.

– До этих Штатов еще дойти надо, – ответил Скала, – ставь, Андрюха, твой ход.

– Пятерка пошла. Николаич радиограмму получил: из Бостона через Панамский канал пойдем на Папуа-Новую Гвинею. А потом! Внимание! Во Владивосток!

– Класс! В Россию уже очень хочется.

– И товар, может быть, до хаты отправим, – задумчиво проговорил Славик.

В этот довольно радостный момент кто-то вошел в кают-компанию. Игроки дружно обернулись. То, что они увидели, заставило вытянуться их лица и остекленеть глаза. Из окаменевших рук на стол со стуком посыпались костяшки. Андрей зашевелил губами, пытаясь что-то сказать, но звук не вышел наружу. Скала глупо моргал глазами – ресурсов его головного мозга не хватало для более-менее разумного трактования возникшей ситуации. Крошкин застыл, как человек намеревающийся убить комара. Славик начал почему-то ощупывать карманы.

Вошедший что-то истерично говорил по-немецки. При этом он часто вскидывал правую руку. Атмосфера накалилась, как спираль в лампочке.

В конце концов, Андрей выдавил из себя слово.

– Гитлер! – хрипло промолвил он.

Длинная челка, маленькие усы кубиком, злые глаза, фашистский крест на галстуке и красная повязка со свастикой на рукаве пиджака, все говорило о том, что это был бесноватый фюрер. Разум Андрея говорил ему, что это невозможно, а глаза видели обратное. От тяжелого психологического заболевания всех спасло то, что Гитлер вдруг засмеялся. Андрей тут же понял, что это переодетый механик Вадик.

– Ах ты, скотина! Ты же нас чуть с ума не свел! – закричал Андрей.

Судя по сильно поглупевшему лицу Скалы, слово «чуть» подходило не для всех.

Вадик небрежно отклеил усы, снял фашистские атрибуты и убрал со лба челку.

– А не фиг в домино играть. Вахту надо нести.

Тут до Скалы дошел смысл происходящего и он, вскочив из-за стола, бросился на Сочинцева. Немалых усилий стоило механику избежать цепких объятий внезапно разбушевавшегося амбала.

– Ты чего? Я же пошутил! – кричал Вадим, убегая от Олега.

– Я тебе сейчас Сталинград устрою! – ревел Скала.

Забежав в машинное отделение, Вадим закрыл железную дверь. Скала, для порядка, немного в нее поломился, но быстро успокоился. Железо, после случая с гирями, он уважал.

– Ну и сиди, маслопуп, там до самых Штатов!

Время шло, Атлантический океан неспешно проплывал под килем «Оушен Хоп».

Человек – существо сугубо сухопутное, что бы там ни говорили ученые. Долго не чувствовать землю по ногами ему трудно. Необозримые морские просторы лишь первое время вызывают восторг, через неделю он сменяется тоской. Каждый борется с этим черным чувством теми способами, которые выбирает сам.

Вадик после того, как не был по достоинству оценен его актерский талант, присел на стакан. Приходя после вахты в каюту, он мылся в душе, доставал из холодильника взятую в артелке водку и включал магнитофон с записями Виктора Цоя. Где-то к середине бутылки тоска улетучивалась.

«Группа крови на рукаве! Мой порядковый номер на рукаве!» – нетрезво орал механик, прыгая по каюте. Когда бутылка закончилась, Сочинцев решил поделиться своим сверхотличным настроением с остальными членами экипажа. Для этого он подошел к кнопке аварийной сигнализации и восемь раз ее нажал: семь раз коротко, один раз длинно. Это означало шлюпочную тревогу.

Через три минуты очумевший экипаж сидел в полном составе в шлюпке. В том числе и Вадик. Он был захвачен толпой и его, слабо сопротивлявшегося, запихнули в бот. Боцман отдал глаголь-гаки и шлюпка опустилась на воду.

«Океанская надежда», покинутая моряками, малым ходом продолжила свой путь.

– Вроде спаслись! А что было-то? Пожар? – спросил Андрей.

– Дыма я не бачив, – ответил Славик.

– Может пробоина? – вновь спросил Андрей.

– Крена не было, – ответил Скала.

Николаич, придя в себя после экстренного оставления судна, спросил:

– Кто подал сигнал шлюпочной тревоги?

– Я! – гордо ответил Вадим.

– Да он же пьяный! Зачем ты это сделал?! – закричал, предчувствуя беду, Николаич.

– Скучно было. Потом, правда, когда вы бегать начали, стало веселее.

До Брумбеля стал доходить весь ужас происходящего.

– Кто на судне остался?! Все здесь! Ну всё, нам конец! Как же мы пароход догоним?