Порой Русу казалось, что прораб не говорит, а поёт. Так разнообразны были модуляции его баритонального от природы голоса, то опускающегося до баса, то взлетающего к теноровым нотам.

– А в аварию попадали? – спросил Рус, когда рассказчик остановился, чтобы прикурить.

– Случалось, не без этого. Машина есть машина.

Прораб помолчал, потом приоткрыл рот, в уголках его глаз обозначились лукавые морщинки.

– Такой вот был случай. Служил я тогда в Казахстане. Командировали меня почту доставить в дальнее сельцо. А лететь надо было через пустынную степь. Сам понимаешь, кругом ни кустика, голая земля. И жара, как в печке. Лечу. Вдруг мотор зачихал и заглох. Пришлось садиться. Час ремонтирую, второй. В глазах круги от жары. И вода кончилась. Лежу, изнываю… Вдруг откуда ни возьмись мальчонка такой крохотный, ростом с кошку… Нарисуй мне, говорит, барашка…

– Маленький принц? – подхватил Рус удивлённо.

Прораб тут же умолк, звонко шлёпнул себя по коленкам, раскатисто рассмеялся.

– Тебя не проведёшь! Знаешь про Маленького принца? Молодец! Я тоже когда-то читал. Только вот имечко автора сейчас вылетело из головы… Как же его, а?.. Он ведь тоже лётчиком был…

– Экзюпери.

– Вот-вот. А я забыл. Это надо же, забыл! – сокрушался прораб.

Усы его поникли, глаза посерели. Он взглянул на Руса так, словно видел его впервые. Потом бросил в костёр последний чурбачок, закурил и надолго замолчал.

Вскоре и костёр угомонился. Только изредка постреливал, пыля сизым пеплом. Оба Руслана неотрывно смотрели на пылающие угли, каждый думал о своём.

И Самосвал загрустил, завыл тихонько.

– А вы инопланетян там видели? – неожиданно спросил Рус.

– Где там-то? – вяло отозвался прораб.

– Ну, там, за облаками.

– Нет, брат. Там инопланетян не видел. А вот в нашей конторе до моего увольнения их развелось как тараканов. От начальника аэропорта до бухгалтера.

– Инопланетяне в конторе?

Прораб заговорил напористо, зло:

– А ты как думал! Один летать запрещает, другой денег не выдает. Они что же, думают, мой организм на аккумуляторе работает?! Сунул два пальца в розетку, подзарядился и живи дальше! Разве это люди? Конечно, инопланетяне!

Костёр догорал, образовав сферическую горку, на огненной поверхности которой кипели, дымясь, причудливые разломы.

– Заговорил я тебя, тёзка. Не пора ли домой двигать? Да и мне надо в город смотаться, за продуктами. Переночую там. А завтра с утречка вернусь. Брат у меня в Кукушкине. Берёзовый переулок, слыхал?

– Это на другом конце города, – ответил Рус не сразу, заглядевшись на огненную планету догорающего костра.

– Точно.

Небо потемнело. Проглянули звёзды. На небе повисла полная луна.

– Ну, двигаем? – сказал прораб.

Рус обнял пса.

– А можно я ещё здесь побуду? Самосвала доведу до автобуса, попрощаюсь, а потом поеду. Я на велосипеде.

– А! Ну, как знаешь. Мне-то что…

Прораб потоптался на месте, потянулся, достал сигарету. Но прикуривать не стал. Сунул сигарету за ухо. Рус хотел сказать ещё что-то, что-нибудь хорошее, ободряющее, но не знал – что.

Прораб коротко выдохнул, подобрал ружьё и быстро зашагал к воротам.

К автобусу Рус и Самосвал пошли не сразу. Сначала сбежали по крутой тропинке вниз, к реке, поплескались в тёплой воде, походили по песчаному бережку и, обсохнув, возвратились обратно.

Уже стемнело. От лунного света вся долина была как на ладони. Друзья совершили ночной полёт на автобусе, осмотрели с высоты окрестности, усыпанные, как горохом, огоньками населенных пунктов, и, утомлённые путешествием, задремали в объятиях друг друга.

Среди ночи Самосвал услышал подозрительное шевеление за бортом. Он насторожился. Со стороны оврага к автобусу подбирался какой-то зверь. На мгновение все затихло, и снова кто-то стал продираться сквозь нагромождение мусора. Луна зашла за тучку, звёзды померкли, и стало темно, как в погребе. Самосвал высунулся из автобуса, понюхал воздух. Его мохнатую фигуру обволакивала звенящая тишина. Где-то поблизости застрекотал ночной кузнечик и, словно испугавшись чего-то, тут же умолк.

«Показалось, поди, – подумал пёс с тоской. – Ничего не чую. Не тот я стал, совсем не тот. Да и какие теперь звери! – город к самому лесу подступает. Всех разогнал. Вот раньше было… Помню одного жёлтого волка-людоеда. Кукушане ночью-то к оврагу и близко не подходили. Опасались. Он ведь того беднягу охотника, что выслеживал его, в момент загрыз. Сзади подобрался. Хитрая была животина. И свирепая. Клыки, что тебе гвозди. А лапы как из дуба изготовлены. Махнет – не обрадуешься. С одного удара глушил. Это он, поганец, раскроил мне лоб. Но и я тогда был не промах. Так отделал стервеца, что он еле ноги уволок. Где он теперь? Жив ли? Эх! Пойти что ли косточки размять».

Лизнув спящего Руса в щёку, Самосвал грузно спрыгнул с подножки автобуса и направился к краю оврага. Но до края он не дошёл – внезапно резкая боль молнией пронзила его череп и сбила с ног. На две-три секунды Самосвал отключился. А когда очнулся, увидел над собой оскаленную волчью пасть. Жёлтый волк стоял над поверженным псом, его зрачки горели ненавистью.

Самосвал судорожно соображал: если он сейчас не даст отпора злодею, значит Русу грозит беда. Волк наверняка пронюхал о его присутствии. И как только расправится со мной, разорвёт спящего мальчика на куски. Поэтому выход один – держаться до победного.

И не успел волк ухватить Самосвала за горло, как пёс резко увернулся и вскочил. Волк взвыл от досады и снова, в бешенстве скалясь и тараща глаза, бросился на пса. И на этот раз Самосвалу удалось отскочить невредимым. Волк только задел клыками за край его уха. Третий волчий бросок оказался для Самосвала тяжёлым испытанием. Его грудь ожгла рваная рана. Пёс охнул, осел на задние лапы. Кровь брызнула, как из шланга, и залила волку глаза. Волк зажмурился, заметался, завыл протяжно.

Волчий вой разбудил мальчика. Спросонья Рус не сразу понял, что происходит. Темнота стёрла предметы до неразличимости. Он пошарил возле себя – Самосвала рядом не оказалось. Тогда Рус поднялся, выглянул из автобуса, зябко поёживаясь, окликнул собаку. Услышав человеческий голос, волк замер. И в этот миг Самосвал, единым махом преодолев разделявшее их расстояние, вонзил клыки в волчье горло. Волк рванулся в сторону, потащив за собой пса, но Самосвал крепко сомкнул челюсти и не отпускал их, пока волк не затих.

А тут и тучка посторонилась, выпустила луну из плена, и всё кругом вновь озарилось ровным бледно-серебристым светом. Сражение было окончено. Волк лежал на боку, вытянув лапы, его жёлтые зрачки безжизненно уставились на луну, а из порванного горла сочилась на землю тёмная жидкость. Самосвал лежал рядом, на животе, подрагивая всем телом, и часто дышал.

Рус осмотрел пса, скинул с себя рубаху, перевязал ему рану и поволок его к автобусу.

К утру Самосвал уже не поднимался. Повязка намокла, заскорузла по краям, сделалась красной. Рана не заживала.

Тогда Рус решил сбегать домой за бинтом, пообещав Самосвалу скоро вернуться. А дома получил от матери хорошую взбучку. Мало того, мать запретила ему до школы выходить за порог.

А через два дня закончилось лето, и начался учебный год. Рус прибегал к Самосвалу ежедневно, но ненадолго. В ожидании мальчика пёс лежал на мягкой подстилке, которую Рус притащил для него из дома, и тихо скулил. Ему становилось все хуже и хуже. Жизнь его угасала.

В первое воскресенье сентября работы у Чёрного оврага возобновились. Застрекотал пусковой движок бульдозера. Забегали, закопошились люди в оранжевых жилетах. Снова потянулись к свалке самосвалы, гружёные чернозёмом, лесом, бетонными плитами, саженцами. Такого скопления людей и техники, такого объёма и ритма разнообразных работ на одном объекте город Кукушкин ещё не знал.

Ближе к обеду на территорию свалки с ослепительно горящими фарами въехала чёрная иномарка. За ней – другая. Из второй, как чёртики из табакерки, выскочили чёрные фигурки и рассредоточились на некотором расстоянии от автомобилей. Две из них заняли позицию у ворот, две застыли у мусорной кучи, ещё две подбежали к первой иномарке и, встав к ней спиной, устремили взор туда, откуда могла грозить непредвиденная опасность.