— Ты уверен? — спросила Вараиль. — Возможно, если ты, наконец, выскажешь все, твой поступок прогонит прочь ночные кошмары и фантазии и снова вернет людям почву под ногами. Или можно снова призвать магов, пусть они снова произнесут заклинания…

Он покачал головой и умоляюще посмотрел на Хозяйку.

Та ответила:

— Престимион прав, Вараиль. Ни публичным покаянием короналя, ни с помощью магии нельзя изменить прошлое. Мы уже видели, какие непредвиденные последствия вызвал шаг, порожденный исключительно добрыми намерениями. Мы не можем рисковать, чтобы это опять повторилось.

— Все равно, мама, теперь нам придется бороться с этими последствиями, — сказал Престимион. — Только — как? Как?

Пока они, остались на Острове, и Престимион не строил планов немедленного отъезда. Все еще господствовали западные ветры, дующие со стороны Алханроэля, так что обратное плавание было бы трудным и медленным, если бы они отправились сейчас.

И еще он чувствовал себя измученным и опустошенным, потому что все яснее сознавал, какую катастрофу вызвал и как велика вероятность, что исправить ничего не удастся. Это пятно, опасался он, ляжет на его имя в грядущих веках.

Много лет назад он постепенно пришел к пониманию того, что у него есть возможность стать короналем и что он способен справиться с этой должностью; и тогда он стал стремиться к ней всем сердцем. И, несмотря на небольшую отсрочку по вине Корсибара, он действительно получил корону, как до него Стиамот, Дамланг, Пинитор, Вильдивар, Гуаделум и все остальные, чьи имена высечены на огромной плите перед Домом Записей в Лабиринте. Они взошли на трон и правили более или менее успешно, и каждый из них оставил свой след в истории планеты и зримые доказательства своей власти, прибавив к Замку нечто ощутимое: тронный зал Стиамота, Стадион Вильдивара, сторожевую башню Ариока и тому подобное. А потом они становились понтифексами, а когда их время истекало, старели и умирали Но хоть кто-нибудь из них стал причиной катастрофы, подобной той, что устроил он?

Его место в истории будет уникальным. Он хотел, чтобы правление лорда Престимиона вошло в историю, как золотой век; а вместо этого умудрился потерять трон еще до того, как получил его. Он начал ради него войну, вызвавшую гибель бесчисленного, немыслимого количества прекрасных людей — наряду с некоторыми никчемными людьми, — а потом, когда корона наконец стала принадлежать ему, на него накатило мгновенное помешательство: он решил исцелить раны планеты и сделал то, что бесконечно ухудшило положение дел. «О, Стиамот! — подумал он. — О, Пинитор!

Я лишь жалкий преемник вашего величия!»

Большим утешением в эти мрачные часы Престимиону служила близость Хозяйки. И поэтому он сказал ей, что решил побыть на Острове еще немного, и тогда им с Вараиль отвели комнаты во Внутреннем храме.

Десять дней прошли спокойно. Затем до Третьего утеса дошло известие о прибытии в Нуминор корабля с паломниками из Стойена. В этом не было ничего необычного, поскольку стоял сезон западного ветра. Но вскоре пришло второе сообщение из гавани. На борту корабля прибыло срочное послание для короналя, и курьер с ним уже спешит во Внутренний храм.

— Это от Акбалика, — сказал Престимион, сломав толстую сургучную печать. — Он весь год провел в Стойене, собирая сведения, пытался узнать что-нибудь определенное по поводу местонахождения Дантирии Самбайла. Интересно, зачем он прислал мне сообщение сюда, если только он… — Вараиль! Храни нас Божество, Вараиль…

— Что случилось, Престимион? Скажи мне!

Он ткнул пальцем в письмо.

— Акбалик сообщает, что прокуратор жив. И все еще находится в Алханроэле. Он все это время скрывался где-то на южном побережье провинции Стойен, прятался среди пальм с пилообразными листьями, болотных крабов и плотоядных растений. Готовил, по-видимому, плацдарм для новой гражданской войны!

Вараиль тут же засыпала его вопросами. Престимион поднял руку, призывая ее к молчанию.

— Дай мне дочитать до конца. М-м-м… Перехвачены зашифрованные послания… Некий маг, су-сухирис, расшифровал их… Полный текст прилагается… — Он просмотрел стопку листов, присланных Акбаликом.

Конечно, он не в состоянии был понять сами зашифрованные послания, которые так ловко вставили в невинные декларации груза. «Эмиджикук джибпий ясснин ис? Кезиксм риктип джумли айви?» Чтобы найти в этом смысл, нужен су-сухирис с тремя головами, подумал Престимион. Но Акбалик, очевидно, нашел нужного специалиста, потому что после заявления мага, что тайный лагерь Дантирии Самбайла находится на побережье Стойена, Акбалик послал агентов прочесать весь район, и они действительно нашли лагерь прокуратора на том самом месте, которое было указано в расшифрованных сообщениях.

— Но как ты думаешь, почему он так долго оставался незамеченным? — спросила Вараиль.

— Ты знаешь, на что похоже южное побережье Стойена? Нет, откуда тебе знать. Ни один человек в здравом уме туда не отправится. Никому это даже в голову не придет. Полагаю, именно поэтому он выбрал его в качестве укрытия. Говорят, там жарко, как в парной. Там есть дерево, манганоза, у него листья с острыми краями — его называют «пальма-пила». Эти деревья образуют такие густые заросли, что невозможно пробраться. А еще, куда ни пойдешь, гигантские насекомые, огромные крабы, которые способны одним махом перекусить лодыжку человека. Самое подходящее место для лагеря Дантирии Самбайла.

— Ты, должно быть, сильно ненавидишь этого человека, — заметила Вараиль.

Эти слова удивили Престимиона. Ненавидит? Он не считал себя ненавистником. Это слово было ему чуждо.

Ненавидел ли он кого-нибудь в жизни, спросил себя Престимион? Может быть, Корсибара? Нет, только не его. Он мог найти оправдания для Корсибара. Ошеломляюще внезапный захват власти Корсибаром его сильно разгневал, но все равно Престимион всегда считал его всего лишь недалеким, добродушным тупицей-принцем, которого кучка его зловещих, преследующих собственные цели приспешников поставила в такое положение, с которым он не способен был справиться.

А Фаркванор и Фархольт, подлые прихвостни Корсибара, без которых мир стал гораздо лучше? Ненавидел ли он их? — спросил себя Престимион.

Не слишком. Фаркванор был злобным мелким интриганом, а Фархольт — здоровым, чванливым грубияном. Престимион его очень не любил. Но ненавистью его чувство к ним нельзя было назвать. Он даже сомневался в том, что ненавидел Санибак-Тастимуна, чьи темные чары принесли так много бед планете и который отнял жизнь у Тизмет. Но когда Тизмет погибла, она держала в руках меч. Разве Санибак-Тастимун убил бы ее, если бы она на него не напала?

Все это сейчас едва ли имело значение. К людям не испытывают ненависти за То, что они глупы, как Корсибар, или хитры, как Фаркванор, или хвастливы, как Фархольт. А Санибак-Тастимун верил, что служит интересам своего господина Корсибара: должен ли он ненавидеть за это су-сухириса? В идеале, людей вообще не ненавидят: с ними просто не соглашаются, не позволяют им причинить вред себе и своим людям и продолжают заниматься своим делом.

Но как насчет Дантирии Самбайла, настоящего виновника стольких бедствий на планете? Применимо ли это слово к нему?

— Да, — ответил Престимион. — Этого человека я ненавижу. Он злобен до мозга костей, этот человек. Это понятно с одного взгляда на него, на его поразительно прекрасные, обманчивые глаза, мягко сияющие на жирном, уродливом лице. Ему не следовало родиться.

В какой-то момент я сделал ужасную глупость — сохранил ему жизнь возле Тегомарского гребня, а потом позволил вернуть ему воспоминания о стертой из его памяти войне, которую он вел против меня; и теперь был бы рад отменить эти свои решения, если бы только мог.

Он в сильном возбуждении заметался по комнате.

Одна мысль о прокураторе приводила его в состояние бешеной ярости.

Предатель Дантирия Самбайл всякий раз оказывал поддержку партии Корсибара, иначе узурпатор потерпел бы поражение из-за собственной некомпетентности. За каждым поворотом в гражданской войне стоял Дантирия Самбайл, который с дьявольской хитростью изобретал какое-то новое предательство или отступничество. Именно прокуратор послал своих отвратительных братьев, пьяницу Гавиада и уродливого великана Гавиундара, возглавить войска на стороне Престимиона — с тайным приказом в критический момент перебежать на сторону противника. Именно Дантирия Самбайл уговорил Корсибара взорвать Мавестойскую дамбу. Именно он…