Пикировке пришел конец. Для всех территория была новой, и с каждой уходящей милей пейзаж становился все более чуждым и угрожающим. Дорога сузилась и превратилась в тропинку, по которой с трудом могли пробраться экипажи. Местами она полностью заросла, и им приходилось останавливаться и расчищать для себя путь с помощью энергобластеров. А через некоторое время дорога и вовсе исчезла, и необходимо было пробивать дорогу при помощи основной тяги экипажей, часто останавливаясь, чтобы рубить лианы и даже деревья, которые преграждали путь вперед.

Здесь дождя не было, но эта местность оказалась даже более влажной, чем в Каджит-Кабулоне. Постоянный плотный туман висел повсюду. Сама почва испускала влажные пары, выбрасывая столбы пара вверх при малейшем прикосновении к ней солнечных лучей.

С каждой ветки каждого дерева свисали покрывала из мохнатых растений-паразитов. И сами деревья выглядели порождениями кошмара. Одни, которые сами по себе уже являлись целым лесом, выбрасывали тысячи тонких вертикальных побегов из одного толстого горизонтального ствола, который тянулся, словно черный канат, по земле на протяжении целой мили. Другие росли корнями вверх, которые поднимались на десять — пятнадцать футов над землей и раскачивались, словно ловили пролетающих птиц. Третья разновидность деревьев, казалось, растаяла и растеклась у основания, так как их ствол выходил из раздутой деревянной массы по крайней мере пятидесяти футов в поперечнике и выше роста самого высокого человека.

Были там и просто курьезные вещи, странные и любопытные, не представляющие опасности для путешественника. И были другие, которые даже привлекали своей странностью, как то дерево, с которого на концах длинных плетей свисало множество ярких желтых цветов, подобно многочисленным фонарикам, или еще одно, похожего строения, с висящими сине-серыми семенными коробочками, издающими на ветру приятный звон. Немного дальше они наткнулись на огромную рощу деревьев, которые на восходе солнца расцвели все одновременно. Септах Мелайн, который рано встал, видел, как это произошло.

— Посмотрите! — закричал он и разбудил остальных, когда повсюду вокруг них начали одновременно распускаться гигантские ярко-красные цветы, создавая симфонию цвета, единую гамму красок. Весь день они ехали по этому волшебному лесу цветущих деревьев, но в сумерки лепестки начали опадать тоже почти одновременно, как и распускались, и к рассвету все облетели, а землю покрыл розовый ковер.

Но по мере продвижения на запад такие мгновения прекрасного случались все реже и реже, а то, что им теперь встречалось, выглядело все более угрожающим.

Сначала появилось несколько манкулейнов, мрачно крадущихся в подлеске: это были одиночные длинноносые, многолапые создания, медлительные и робкие, с узкими красными ушами. Они были целиком покрыты длинными желтыми иглами, острыми, как стилет. Их черные кончики легко ломались при малейшем прикосновении, казалось, даже от одного взгляда на них, и могли глубоко вонзиться в тело, словно обладали собственным разумом и волей.

Потом они заметили круглых волосатых насекомых с двойным рядом злых глаз, которые поедали маленького миккинонга, повредившего одну из своих хрупких ног: за считанные секунды от него остались лишь голые кости. А потом, на открытой поляне в лесу, путешественники встретили рой энергетических созданий, каждое из которых представляло собой сверкающую белую вспышку, не крупнее большого пальца.

Когда они поняли, что замечены, они быстро вытянулись в горизонтальные тела длиной в два ярда и заплясали в воздухе отдельными группами на расстоянии сотни ярдов. Один неосторожный офицер подошел к ним слишком близко, и они с диким радостным жужжанием обрушились на него, окружили в таком количестве, что его совсем невозможно было разглядеть внутри этого облака мечущихся полосок света, а когда они взлетели опять, от него ничего не осталось, кроме почерневших угольков.

Энергетические создания больше не появлялись. Но жара и влажность, невыносимые с того момента, как экспедиция въехала на полуостров, с каждой милей все возрастали. Они теперь находились уже недалеко от берега. Здесь ветер дул прямо из Сувраэля, так что палящий жар южного континента смешивался с парами, поднимающимися из теплого моря, которое разделяло континенты, и превращал воздух стойензарских приморских низин в соленый суп.

Всевозможные насекомые стали здесь огромными и могучими: мясистые твари с колючими лапами и щелкающими челюстями ползали повсюду по мокрой песчаной грязи, заменявшей в этих местах почву. Показались первые болотные крабы — злобные пурпурные ракообразные огромных размеров, наполовину зарывшиеся в болотистую почву. Здесь также росли рощи знаменитых плотоядных растений Стойензара, тварей, постоянно растущих на одном месте и получающих пищу посредством фотосинтеза, но имеющих руки из плоти, которые медленно шарили вокруг, и в верхних отделах их трубчатых тел ряд блестящих глаз, под которыми находился щелеподобный рот. Они были разных размеров и поворачивались в сторону путешественников, разглядывая их, когда экипажи проезжали мимо. Галиелбер Дорн сказал, что они хватают и пожирают любое не очень крупное животное, до которого могут дотянуться своими жадными руками-ветками.

— Нам следовало бы их сжечь, — пробормотал Гиялорис, содрогаясь.

Но они понимали, что энергобластеры понадобятся им для более важных целей. Теперь они ехали по зарослям манганозовых пальм, некрасивых, поникших деревьев, которые росли так тесно, что образовывали почти непроницаемую стену. На этих деревьях вырастали пучки длинных, изогнутых, похожих на перья листьев, обрамленных по краям поразительно острыми кристаллическими клетками. Малейшего дуновения ветра хватало, чтобы эти листья шевелились и трепетали. Едва заметное прикосновение к ним оставляло кровоточащую царапину. При более сильном порыве ветра эти деревья были способны отрезать руку, ногу и даже голову.

Теперь путешествие стало воистину ужасным. Дороги совсем не было, и, чтобы пробраться сквозь лес пальм-пил, оставалось только выйти из экипажей и расчищать дорогу энергобластерами. Но каждый такой залп, потраченный здесь, означал, что их оставалось все меньше для сражения с войсками Дантирии Самбайла.

В конце концов, подумал Септах Мелайн, дойдет до необходимости продвигаться сквозь эти деревья пешком, готовясь в любой момент нарваться на засаду и схватиться врукопашную с людьми прокуратора. А они должны были уже хорошо изучить эти места, которые нам совершенно не знакомы, размышлял он. В любом случае, преимущество будет на их стороне.

Однако он держал свои мысли при себе. Вслух произнес только:

— Это идеальное место для лагеря Дантирии Самбайла. Именно такое в его духе: все здесь дышит упрямством, злобой и угрозой, как и он сам.

В городе Стойен было тихо, до рассвета оставался еще по крайней мере час. Престимион почти совсем не спал. Сейчас он стоял у большого полукруглого окна своей спальни на самом верху Хрустального павильона и пристально смотрел на восток, словно одной силой взгляда мог ускорить восход солнца.

Там, на востоке, под покровом темноты, словно саваном окутавшей западный Алханроэль, сейчас решалось будущее Маджипура. Там пишется история правления короналя Престимиона. Весь период, который будет носить его имя, определится в течение нескольких следующих недель. А он почему-то находится в Стойене, за тысячу миль от места действия, и позволяет другим действовать от его имени. Он — запасной игрок в собственной судьбе. Как он допустил, чтобы такое произошло?

Там затаился Дантирил Самбайл, подобно злобному пауку в центре паутины, которую он сплел в опасных джунглях полуострова Стойензар. Он был готов начать разрушительную войну, которую планировал с момента своего бегства из туннелей Сангамора. И там находились Септах Мелайн, Гиялорис и Навигорн, с запада прокладывающие дорогу к прокуратору сквозь джунгли во главе вооруженного отряда, пока второй отряд солдат двигался с востока через тот же полуостров к той же цели. Эту армию должен был вести сам корональ или в худшем случае Акбалик или Абригант, но вместо них ею командовал какой-то капитан понтифексата, чьего имени Престимион был не в состоянии помнить больше двух дней кряду.