— Вы, кажется, разбираетесь в этом деле, — заметил Деккерет. — Вы лично знакомы со всем этим, как я понимаю?

— Вовсе нет. Мне не часто случается беседовать с духами умерших, и подромис мне тоже не очень-то нужен. Но ведь о таких вещах в наши дни слышишь на каждом шагу. Смотри, он достал еще что-то! Интересно, для чего эта штука? И та, с колесами и поршнями?

Наконец, чемодан опустел. К этому времени уже собралась толпа приличных размеров. Наверное, по кораблю пронесся слух, подумал Деккерет, что предстоит какая-то демонстрация магического искусства. Это всегда привлекает множество любопытных.

Худой маг — ибо он наверняка был магом — не обращал на зрителей никакого внимания. Он сел, скрестив ноги, перед аккуратным полукругом из странных, поблескивающих приборов и, казалось, погрузился в мир иного сознания, прикрыв глаза и ритмично покачивая головой из стороны в сторону.

Затем он внезапно встал. Поднял ногу и опустил ее с яростной силой на хрупкий прибор, который Акбалик назвал подромисом. Раздавил его и стал топтать армиллярную сферу, потом устройство из колес и поршней, потом маленькую, хрупкую машинку из переплетенных металлических треугольников рядом с ней. Пораженные зрители ахнули от испуга. Деккерет подумал, не является ли святотатством разрушать такие вещи и не навлечет ли этот поступок месть сверхъестественных духов. Если таковые вообще существуют.

Маг уже методично уничтожил почти всю свою коллекцию магического оборудования. Все, что ему не удалось разломать, например вералистию, он бросал за борт. Затем хладнокровно и целеустремленно подошел к борту, одним плавным движением вскочил на него и прыгнул в реку На этот раз спасать оказалось некого. Этот человек пошел камнем ко дну и мгновенно исчез из вида, словно карманы его одежды были набиты камнями. Снова корабль остановился и матросы спустили шлюпку, но они не нашли и следов прыгуна и с мрачными лицами вернулись через некоторое время, чтобы доложить о своей неудаче.

— Повсюду безумие, — сказал Акбалик и содрогнулся. — Мир становится очень странным, мой мальчик.

После этого матросы по двое стали круглосуточно патрулировать палубу, чтобы предотвратить подобные инциденты. Но больше ничего не случилось.

Эти два странных события погрузили Деккерета в мрачную задумчивость. Да, повсюду царило безумие.

Теперь ему не удавалось удержаться от ужасных воспоминаний о страшной и нелепой гибели Ситель, с которыми он усиленно боролся несколько месяцев. Этот лунатик с широко раскрытыми глазами, эти нечленораздельные, сдавленные крики ярости, Ситель, шагнувшая вперед, блеск серпа, внезапно хлынувший поток крови…

А теперь хихикающий, похожий на клоуна парень прыгает за борт посреди реки, а за ним маг, который явно дошел до ручки. Неужели в любой момент это может случиться с каждым? Что это — начало непреодолимого безумия, полное, необратимое затмение рассудка? Неужели это может произойти даже с ним? В поисках зародыша безумия Деккерет с тревогой заглянул в собственную душу. Но зародыш, по-видимому, отсутствовал, по крайней мере Деккерет его не нашел. И через некоторое время к нему вернулось обычное хорошее настроение, и он вновь принялся рассматривать проплывающие мимо города без страха, что его внезапно охватит неодолимое желание броситься за борт.

Когда его взору внезапно открылось великолепие Ни-мойи, он оказался совершенно не подготовленным к этому зрелищу.

В течение последних дней река становилась все шире. Деккерет знал, что вторая по величине река Стейч, пересекающая дикую страну метаморфов, впадает в Зимр южнее города, и отсюда два водных потока текут вместе, единой рекой, гораздо крупнее двух своих составляющих. Но он не ожидал, что слияние двух рек образует такое огромное водное пространство. По сравнению с ним устье Зимра у Пилиплока было похоже на тонкий ручеек. Плыть по этому огромному руслу было все равно что снова оказаться в океане. Деккерет знал, что Ни-мойя находится где-то севернее, но его ошеломленному рассудку трудно было осознать возможность существования столь огромных просторов, и он видел лишь темную поверхность воды, простирающуюся к горизонту, испещренную яркими флажками сотен местных судов, снующих во всех направлениях.

Ему казалось, что он простоял так уже много часов.

Потом Акбалик взял его за локоть и повернул куда-то в сторону.

— Вот, — сказал он. — Ты не туда смотришь. Ни-мойя вон там, дальше. По крайней мере, часть ее.

Деккерет был потрясен. Это было истинно волшебное зрелище: бесконечно уходящие вдаль, поросшие лесом холмы, а на переднем плане — огромный город из сияющих белых башен, каждая выше соседней, и эти титанические сооружения ряд за рядом спускались прямо к берегу реки.

Неужели это город? Это же целая планета. Он тянулся без конца, следуя течению реки, насколько хватало глаз, и продолжался, очевидно, еще намного дальше, возможно на тысячи миль. У Деккерета дух захватило.

Такой огромный! Такой прекрасный! Ему захотелось опуститься на колени. Акбалик, словно гид, стал рассказывать о самых знаменитых достопримечательностях Ни-мойи: о Паутинной галерее, торговой аркаде длиной в милю, парящей высоко над землей на почти невидимых тросах; о Музее Миров, где выставлены сокровища со всей вселенной и даже, как говорили, с Древней Земли; о Хрустальном бульваре, где вращающиеся рефлекторы создавали сияние тысячи солнц; и о Парке Сказочных Зверей, полном чудес из отдаленных и практически неизвестных областей планеты…

Этому рассказу конца не предвиделось.

— Вон там Дом Оперы, там, на холме, — сказал Акбалик, указывая на многогранное здание, сверкающее так ярко, что было больно глазам. — Ее оркестр из тысячи инструментов играет так, что ты и представить себе не можешь. Тот большой стеклянный купол, из которого поднимаются десять башен, — городская библиотека, в ней хранятся все книги, когда-либо изданные на планете. Вон тот ряд низких строений у самого берега, с черепичными крышами и бирюзово-золотистой мозаикой на фасадах, можно принять за дворцы принцев, но это всего лишь здания таможни. А прямо над ними слева…

— А там что? — перебил его Деккерет, указывая на огромное сооружение невероятной красоты, которое величественно возвышалось над всем остальным, привлекая к себе все взоры даже среди этого феноменального скопления чудес архитектуры.

— А это… — ответил Акбалик. — Это дворец прокуратора Дантирии Самбайла.

Немыслимо великолепное и изящное здание с белыми стенами не обладало столь грандиозными размерами, как Замок лорда Престимиона, но было все же достаточно большим, чтобы удовлетворить любые потребности принца, и таким необыкновенно элегантным, что своим совершенством выделялось даже на фоне чудесных строений на набережной.

Казалось, дворец прокуратора парит в воздухе, плывет над городом, хотя в действительности, как видел Деккерет, он был построен на ошеломляюще высоком гладком белом пьедестале — в своем роде это была более скромная версия самой Замковой горы. Но вместо того чтобы расползаться во все стороны, как Замок, это сооружение состояло из относительно компактно расположенных павильонов и портиков с колоннами, где были хитроумно использованы подвески и консоли, чтобы создать впечатление полного пренебрежения силами гравитации. Верхний этаж представлял собой ряд прозрачных шаров из чистейшего кварца, а под ним находились палаты с множеством балконов, а еще на уровень ниже тянулись более широкие галереи, к которым вели каскады закрытых лестниц, выгибающихся наружу и вопреки всем законам геометрии снова резко уходящих внутрь. Прищурив глаза от блеска сверкающих белых башен Ни-мойи, Деккерет смог различить очертания других крыльев, примыкающих к зданию с обеих сторон внизу. У блестящего основания из фасада выступал мощный, похожий на расписной медальон восьмиугольный блок из полированного агата величиной по крайней мере с обычный дом.

— Как можно позволить одному человеку, даже прокуратору, жить в таком грандиозном сооружении?