А тогда она гордо вскинула голову и, заметив на себе внимательный взгляд Джорджа, предложила:

— Давай еще выпьем. Наливай шампанского, что ты на меня так смотришь?

— Давай, — согласился Джордж, несколько озадаченный этим разговором, тем более что ему почему-то вдруг вспомнился другой разговор — у него дома, в день их первой встречи.

«И никто меня не любит, никому я не нужна…» — рыдала бедняжка Синтия, когда сорвалась ее попытка убежать из его квартиры.

Какое счастье, что он никуда ее не отпустил!

Сделав маленький глоток из своего бокала, Синтия какое-то время молчала, а Джордж нежно перебирал ее маленькие, с розовым маникюром, пальцы.

— О чем ты сейчас думаешь? — сжав его руку, спросила она.

— О том, какая же ты у меня умница. — И Джордж поцеловал ее запястье.

— У тебя? — радостно переспросила Синтия и вдруг как-то по-детски зарделась и опустила голову.

Впрочем, чтобы взять себя в руки, ей потребовалось всего несколько секунд.

— К черту! — внезапно заявила она. — Надоело философствовать и смотреть на эту публику, которая считает себя сливками общества. — Поедем дальше! Шампанское захвати с собой, по дороге допьем.

Джордж послушно взял бутылку, не переставая удивляться «своему замечательному котенку». Интересно, что еще таится в очаровательной головке этой взбалмошной и невозможно очаровательной девчонки? Что она опять задумала?

Непредсказуемость Синтии и непредсказуемость Долорес — это были два разных вида непредсказуемости! Если его аргентинская возлюбленная была непредсказуема в своих капризах и предпочтениях, то Синтия — в своих выдумках и проделках.

В этом загадочном создании словно бы таился маленький чертенок, но чертенок, способный не на осознанное зло, а на невинные проказы.

Самое смешное, что они так увлеклись разговорами, что ни разу не потанцевали. Впрочем, с горькой иронией подумал Джордж, на сегодняшний вечер танцев с меня явно хватит!

Они покинули клуб, причем сыщик держал в одной руке початую бутылку дорогого французского шампанского, а другой обнимал что-то мурлычущую себе под нос Синтию.

— Так, куда мы теперь поедем? — спросил Джордж.

— К тебе, разумеется.

— А как же Долорес?

— Разве ты с ней еще не порвал? — вопросом на вопрос резко ответила Синтия.

Джордж растерянно пожал плечами, опасаясь рассердить свою спутницу.

— Ладно, тогда поедем куда глаза глядят, — сказала девушка, и не подумав обидеться.

Забравшись в дежурившее у дверей клуба такси, они быстро выехали на центральную улицу. Какое-то время молчали. Но когда машина миновала здание Национальной галереи, Синтия неожиданно встрепенулась и попросила молчаливого шофера:

— Сверните, пожалуйста, к Стоунхиллу!

— Зачем это? — поинтересовался Джордж, не уставая удивляться своей спутнице, которая только что назвала адрес католической церкви, возле которой находилось старейшее в городе кладбище.

— Сейчас узнаешь, — коротко ответила Синтия, зябко поеживаясь.

Вскоре впереди показались высокие каменные стены и остроконечные шпили Стоунхилла.

— Стоп! — воскликнула Синтия, когда они поравнялись с воротами. — Остановите здесь!

— Ты что, на кладбище собралась? — воскликнул Джордж и тут же попытался обратить все в шутку: — Или в монастырь хочешь уйти? Имей в виду: я тебя не отпущу!

— Молчи и иди за мной. Шампанское не забудь!

Синтия не без труда выбралась из машины и побежала через дорогу.

Джорджу ничего не оставалось, как попросить водителя подождать. Прихватив с собой бутылку шампанского, он последовал за девушкой.

Подойдя к каменной сторожке, в которой горел свет, Синтия принялась стучать в окно.

— Что ты делаешь? — Подоспевший Джордж попытался ее оттащить. — Сейчас сторож вызовет полицию и нас арестуют! Что с тобой происходит?

— Не бойся, ничего не будет… Эй, вы там, крысы кладбищенские, отоприте!

— Но зачем тебя несет на кладбище?

— Я хочу тебе кое-что показать. Да открывайте же, идиоты несчастные!

Из сторожки появился человек в черной «аляске», с надвинутым на лицо капюшоном, делающим его похожим на духа преисподней. Он медленно подошел к металлическим воротам с другой стороны.

— Что вам угодно? — Судя по дребезжащему голосу, это был старик лет семидесяти.

— Пустите нас, — попросила Синтия.

— С ума сошли? Убирайтесь отсюда, юная леди, пока я не вызвал полицию!

— Ну, что я тебе говорил, — пробормотал Джордж. — Давай лучше вернемся в машину.

— Никуда я не пойду, — заупрямилась Синтия и снова обратилась к сторожу: — Послушайте, мистер, вы, я вижу, человек почтенный, поэтому должны меня понять… Неужели я, бедная и несчастная молодая вдова, не могу пролить слезу на могилке моего безвременно почившего мужа?

Джордж фыркнул и полез за сигаретами.

— Днем приходите, мисс, — более миролюбиво произнес сторож, рассмотрев и роскошную шубу Синтии, и стоящее неподалеку такси, — а сейчас не время.

— А я хочу прямо сейчас! — капризно заявила девушка и полезла в карман шубы. — Вот, возьмите и отворяйте скорее.

При свете уличного фонаря Джордж увидел, что Синтия сквозь решетку ограды сует сторожу двадцатидолларовую купюру. После этого тот явно заколебался и даже каким-то извиняющимся тоном пробормотал:

— Ну, что это, зачем это… Почему бы вам, дорогая леди, днем не прийти?

— Не бойтесь, — успокоила его Синтия, — мы ненадолго. Только навестим могилку и тут же обратно. — Но затем, не выдержав просительного тона, звонко закричала: — Да отворяй же наконец, старый хрыч, или тебе двадцати баксов мало? Так и быть, возьми еще, только открой!

Вторая купюра окончательно развеяла все сомнения почтенного хранителя вечности.

— Сейчас я вам дверь отворю, — сказал сторож. — Через сторожку пройдете, чтобы воротами не громыхать.

Действительно, скрывшись в сторожке, он через пару минут распахнул дверь.

Джордж и Синтия вошли внутрь, миновали помещение и оказались на кладбище.

— Вас проводить? — услужливо предложил сторож. — Где покоится ваш супруг?

— Сама найду, — отмахнулась Синтия и взяла под руку Джорджа. — Пошли.

— Только недолго, вы обещали!

Она небрежно кивнула и решительно потащила Джорджа куда-то в глубь аллеи.

Вокруг царила завораживающая своей строгой торжественностью тишина, прерываемая лишь редким вороньим карканьем. Такая тишина бывает только в полночь. Белый снег, черное небо, полированные мраморные надгробия и черные, покрытые налипшим снегом деревья.

— Как думаешь, она нас сейчас видит? — на этот раз негромко, словно бы боясь звуков собственного голоса, спросила Синтия.

— Кто? — удивился Джордж.

— Моя мама.

Не зная, что ответить, он пожал плечами и вдруг пожалел, что не является искренне верующим, а потому просто не в состоянии с воодушевлением поддержать разговор. Ведь он — закоренелый скептик и считает бессмертие души хоть и утешительным, но все же обманом. А обманывать Синтию в такой момент ему совсем не хотелось…

— Ты мне никогда про нее не рассказывала, — мягко заметил Джордж, лишь бы не молчать, лишь бы избавиться от этой чуткой кладбищенской тишины.

— Как-нибудь потом расскажу. — Синтия сделала паузу и многозначительно добавила: — После…

— После чего?

— Да после того, как ты познакомишь меня со своей матерью.

— А тебе этого очень хочется?

— Смотри, какая забавная эпитафия! — уходя от ответа, воскликнула Синтия и потянула его за собой к могильному памятнику из белого мрамора, с барельефным изображением молодой женщины, собирающей цветы на лугу. — «Мэри! Теперь ты веришь, что я действительно лечился, а не играл в карты у Роналда? Твой любящий муж Джим Холверт». Смешно, правда?

— Действительно, забавно, — кивнул Джордж. — Судя по всему, этот Джим Холверт — большой шутник и жизнелюб. Но я сомневаюсь, что Мэри ему поверила.

— Почему?

— Я немного разбираюсь в психологии. Женщины склонны сомневаться и подозревать мужчин во всех смертных грехах не столько потому, что те дают для этого достаточно оснований, сколько потому, что им просто нравится так делать. Можно назвать это своего рода игрой или развлечением. Кроме того, это позволяет им ощущать свое преимущество над вечно и во всем виноватыми мужчинами.