Мартина Левин приехала через десять минут после звонка Алексу Брюсу. После набережной Орфевр улицы были на удивление свободными. Она поставила мотоцикл на тротуаре, надела противоугонное устройство и вошла в дом. Ее удивило, что после нескольких звонков дверь так и не открылась. Она забеспокоилась. А что, если Вокс, который, казалось, сорвался с цепи, решил разделаться с майором Брюсом? Судя по анонимному телефонному звонку и векам, подклеенным скотчем, он по-прежнему целил в Алекса.
В свое время некий «дядюшка», король домушников, научил ее вскрывать замки. Алекс не удосужился лишний раз повернуть ключ: дверь открылась бесшумно. Прежде чем войти, Левин постояла у приоткрытой двери. В квартире пахло кофе. Она вошла в гостиную, держа руку на рукоятке «ругера СП», выдававшейся из кобуры на поясе, и осторожно обошла всю квартиру.
Левин решила остаться и дождаться Алекса; она объяснит ему мотивы своего вторжения.
Она сняла куртку, положила ее на кресло. Осмотрела мини-стереосистему и телевизор, стоявшие в красном шкафу в китайском стиле. На низеньком столике лежали два компакт-диска. «Morcheeba». Таких не знаем. На крышке диска — Будда в компании девушки довольно помятого вида с прической, как в семидесятых годах. Второй диск—«Jam&Spoon». Там на обложке тоже была девушка, на сей раз с очень большой грудью и с нимбом. Левин с улыбкой спросила себя, не руководствуется ли майор Брюс при покупке дисков картинками на упаковке, потом записала названия в блокнот.
Она подумала, что ей нравится эта квартира. Теплее, чем ее собственная. Квартиры разных приемных семей, где она жила, не отличались особым уютом. По ее воспоминаниям, две первые были просто ужасными. Из всех виденных ею квартир симпатичной была только квартира ее инструктора по стрельбе. Мужественная и аккуратная обстановка. Дипломы в рамках, гравюры с изображением старинного оружия, морские пейзажи разных эпох. Она пила мятные коктейли-дьяболо и ела соленое печенье, слушая, как он говорит, что ей надо заниматься стрельбой, потому что у нее настоящий талант. И что настоящий талант— это лучший подарок судьбы. Он убедил ее еще в одном; главная добродетель— это дисциплина. В тире, в школе, в выборе знакомств (до Делькура она никогда не отступала от правил). У него было двое детей моложе Левин и очень приятная жена. Честно говоря, квартира Алекса была первой, понравившейся ей после квартиры инструктора.
Она почувствовала, что у нее закрываются глаза. В кухне она заметила включенную кофеварку. Кофе там оставалось всего на одну порцию. Левин заколебалась, потом открыла шкафчики в поисках чашки и налила себе. Поискала кофе, чтобы сварить новую порцию, но не нашла. Она подумала, что Брюс, наверное, пошел за ним в магазин, и вернулась в гостиную. Вставила диск с помятой девушкой на обложке в проигрыватель и нажала на «пуск». Приятная музыка. У певицы был красивый голос, а кофе был крепким.
Одна из дверей оказалась приоткрытой. Левин толкнула ее. Его спальня. Все очень просто. Большая белая кровать. Еще одна мини-стереосистема, компьютер. Лампа в форме японского фонарика. Джинсы на стуле. Картины с цветами и фруктами, как рисуют в старинных каталогах растений. Белая орхидея. Левин вошла в комнату, чтобы рассмотреть ее.
В стекле отразилась тень.
Если бы Алекс вернулся, она бы услышала шум.
Она инстикнктивно напрягла мышцы живота. Мужская рука обхватила ее. Плечи и грудь блокированы. Запах алкоголя. Она присела, чтобы лишить его равновесия, со сдержанным криком ударила локтем. Ругань. Он обозвал ее: «Шлюшка!» Рассмеялся. И снова: «Грязная шлюшка!» И ударил ее сбоку. Страшный удар в зубы. Она почувствовала вкус крови во рту. Он схватил ее за блузку и рванул. Треск рвущейся ткани. Смешок. Он задрал блузку ей на голову.
В глубине живота зашевелился страх смерти, словно животное, разбуженное после спячки, длившейся вечность. Незнакомец, почувствовав ее слабость, сильнее обхватил ее обеими руками под черной тканью. У нее перехватило дыхание. Она увидела склад. Потерянное ощущение времени. Ночь, словно пропасть, бесконечная, как спираль. Потом часы электрического света: бело-розовые стены, заложенные окна. Мужчина. Жирный мужчина. С чулком на голове. Голос, искаженный прибором.
Она увидела себя, выпрыгивающую из окна. Она бежала, вся в крови. Значит, в ней была скрытая сила.
Левин представила себя тигром света, нашла центр тяжести нападавшего, согнулась, чтобы принять его на себя, напрягла все физические и душевные силы, подняла его и на выдохе швырнула к кровати.
Лязг пружин, похожий на взрыв. На кровать приземлился тип в мятой твидовой куртке. Вельветовые брюки, светлые, словно обесцвеченные волосы. Она вытащила пистолет и сказала:
— Руки на голову. Встать, только медленно.
Он со смехом повернулся: загорелое лицо завсегдатая баров или персонажа хроники. Усталое, но вполне нормальное, пьяное и неглупое, довольное и пресыщенное. Он грохнулся на кровать и захохотал во все горло. Пьян в стельку.
— Руки на голову. Медленно поднимайся, я сказала.
Она отступила и направила пистолет на его яйца. Иногда это срабатывало, особенно если она бесстрастно смотрела им прямо в глаза.
— Мартина Левин? Фред Гедж! Рад вас видеть!
— Руки на голову!
Он со смехом подчинился. Она велела ему прислониться головой к двери и обыскала его. Оружия нет.
— Иди в гостиную.
— А где мой дружок Брюс? Я хочу ему сказать, что встретил Мартину Левин, ту самую, которая не хочет, чтобы я задавал ей вопросы.
Она жестом велела ему сесть на диван. Подумала о кофе, запачкавшем ковер и низ кровати. Фред Гедж рыгнул и потер себе живот.
— Ну, вы мне и врезали, капитан Левин! Вот ведь сила!
Левин молча сидела на стуле, целясь ему в щеку. Он лег, пробормотал:
— Этот мудак вечно оставляет ключ на газовом счетчике, так теперь его там нет, а я все равно вошел. — Он выпрямился с гримасой и заговорил громче: — Я думал, вы его последнее увлечение. Я хотел создать атмосферу. Раньше мы спали с одной и той же женщиной. Почему бы не повторить?
Вдруг цвет его лица изменился. Он сложился пополам, и его вырвало на ковер. Потом он упал ничком. Левин спрятала пистолет в кобуру, перевернула Фреда Геджа на спину и открыла окно.
