Ей сейчас казалось, что она могла бы навсегда остаться здесь – сбросить одежду и превратиться в дикое существо, покинувшее общество и цивилизацию, чтобы стать еще одним лесным обитателем. Ей не нужно было бы возвращаться назад, не нужно было бы кланяться тем, кто считал ее ниже себя или просто не замечал, словно она – обои на стенах.

Да-да, она могла бы быть свободной!

Но кто тогда будет заботиться об Аполло? Кто будет навещать его, приносить ему еду и рассказывать всякие истории, чтобы он по-настоящему не сошел с ума? Ведь он погиб бы в Бедламе, – а она не могла допустить, чтобы такое случилось с любимым братом.

Заметив впереди, среди деревьев, какое-то движение, Артемис остановилась и прижалась к толстому стволу. Это не означало, что она испугалась – кто бы там ни был, – просто ей нравилось быть одной, хотелось подольше насладиться уединением.

Внезапно она услышала шумное дыхание – и сразу же оказалась в окружении собак. Если говорить точно, трех собак – двух борзых и охотничьего спаниеля, весело вилявшего своим восхитительно пушистым хвостом. Несколько секунд Артемис и собаки просто приглядывались друг к другу. Затем она осмотрелась, но в «лесу», казалось, больше никого не было – словно собаки самостоятельно отправились на веселую прогулку.

– Значит, вы одни? – Артемис протянула к ним руку.

Услышав ее голос, спаниель с любопытством вытянул нос к ее пальцам и раскрыл пасть – словно смеялся. Она потрепала его шелковые уши, и тогда борзые ринулись вперед, чтобы выразить ей свое расположение.

Улыбнувшись, Артемис отступила и продолжила свою прогулку, а собаки побежали впереди нее. Они убегали вперед и, сделав круг, возвращались, чтобы обнюхать ее пальцы и уткнуться носами ей в руку – как будто просили разрешения снова убежать.

Артемис брела без всякой цели, не заботясь о том, куда придет. И вдруг деревья расступились – и впереди открылся пруд. На покрытой рябью воде играли лучи солнца, а в дальнем конце пруда находился мостик, ведущий к маленькой башенке на другой стороне.

Борзые стремительно бросились к пруду, чтобы побыстрее напиться, а спаниель решил просто идти, соблюдая достоинство.

Остановившись неподалеку от рощи, Артемис осмотрелась. Затем стала наблюдать за собаками, пившими воду.

Внезапно тишину нарушил пронзительный свист. И тотчас же все собаки вскинули головы. Более высокая борзая – пятнистая золотисто-коричневая сука – понеслась к мосту, другая, рыжая, бросилась за ней, а спаниель, помедлив немного, радостно залаял и побежал следом за ними.

Через несколько секунд на другом конце моста появилась мужская фигура. Мужчина был в поношенных сапогах и в старом сюртуке когда-то модного фасона, на голове же у него была шляпа с широкими полями, скрывавшими лицо. Он был высоким и широкоплечим, а двигался как большая хищная кошка.

Артемис на мгновение замерла, – потом воскликнула, изумленная. Перед ней был герцог Уэйкфилд.

Увидев мисс Грейвс, стоявшую между прудиком и рощей словно дриада, Максимус подумал: «Этого следовало ожидать». И действительно, какая другая леди могла подняться и гулять так скандально рано? Ради какой другой леди его верные собаки могли покинуть его?

И эти самые собаки прибежали к нему с таким видом, как будто хотели познакомить его с этой удивительной женщиной.

– Предательницы, – буркнул Максимус, взглянув на борзых, не потрудившись сделать выговор взъерошенному спаниелю. Посмотрев на мисс Грейвс, он крикнул:

– Доброе утро, миледи!

Герцог направился к ней, он казался диким обитателем лесной страны: шел же осторожно, стараясь казаться безобидным, но она держала себя в руках – не вздрогнула.

Когда же он приблизился, Артемис посмотрела на него с некоторым любопытством и произнесла:

– Доброе утро, ваша светлость.

Герцог кивнул и строго взглянул на собак, смотревших на мисс Грейвс с обожанием. Какое-то время они молча шли по берегу пруда. Наконец Максимус, нарушив молчание, проговорил:

– Полагаю, вы хорошо отдыхали ночью, мисс Грейвс.

– Да, ваша светлость.

– Прекрасно, – кивнул он, не зная, что еще сказать.

Обычно Максимус не допускал, чтобы кто-либо присоединялся к нему на утренней прогулке, но сейчас… По какой-то непонятной причине присутствие мисс Грейвс его успокаивало. Он искоса взглянул на нее и только тут вдруг заметил, что она шла босая. При этом ее длинные изящные пальцы сгибались, касаясь земли, и они были ужасно грязными. Это зрелище, казалось бы, должно было вызвать у него отвращение, однако то, что он почувствовал… О, это было совсем другое чувство.

– Вы ее построили? – спросила она низким, довольно приятным голосом, указывая на причудливую башню, к которой они приближались.

– Нет, мой отец, – покачав головой, ответил Максимус. – Мать видела нечто подобное, путешествуя по Италии, и она была очарована этими романтическими руинами. А у отца была склонность потакать ее желаниям.

Артемис, не останавливаясь, с любопытством посмотрела на герцога.

– Когда они были живы, мы много времени проводили здесь, в Пелеме, – продолжал он, кашлянув.

– А потом – нет?

– Нет. – Он стиснул зубы. – Кузина Батильда предпочитала воспитывать моих сестер в Лондоне, и я решил, что как глава семьи должен находиться с ними.

Артемис взглянула на него с недоумением.

– Но… Простите, разве вы не были совсем еще мальчиком, когда умерли ваши родители?

– Они были убиты.

– Что?… – Артемис остановилась. Ее босые пальцы вонзились в песок – тоненькие, нежные и невероятно эротичные.

Максимус в упор посмотрел на нее и отчетливо проговорил:

– Мои родители были убиты в Сент-Джайлзе девятнадцать лет назад, мисс Грейвс.

– Сколько лет вам тогда было?

– Четырнадцать.

Она со вздохом покачала головой.

– Вряд ли этого достаточно, чтобы стать главой семьи.

– Вполне достаточно, если глава семьи – герцог Уэйкфилд.

Они надолго замолчали. Наконец Артемис тихо сказала:

– Наверное, вы были очень сильным мальчиком.

На это нечего было ответить, и несколько минуту они снова шли молча. Борзые бежали впереди, а спаниель, увидев лягушку, начал довольно комичную охоту.

– Как их зовут? – Артемис кивнула в сторону собак.

– Это Красавица. – Герцог указал на более высокую борзую с красивой золотисто-коричневой шерстью. – А та Скворушка, дочка Красавицы. Спаниеля же зовут Перси.

– Хорошие имена для собак, – заметила Артемис.

– Это Феба так назвала их, не я. – Герцог пожал плечами.

Едва заметно улыбнувшись, Артемис сказала:

– Я была рада узнать, что она здесь. Ей нравятся светские приемы, да?

Герцог бросил на нее быстрый взгляд и со вздохом проговорил:

– Она слепая… или почти слепая, что, в общем-то, одно и то же. Феба совершенно беззащитна, и я должен заботиться о ней.

– Я думаю, ваша светлость, что она гораздо сильнее, чем вы полагаете, – проговорила Артемис. – Напрасно вы ее так опекаете.

Он отвел взгляд от ее очаровательных босых пальчиков. Кто она такая, чтобы указывать ему, как заботиться о сестре? Ведь Фебе всего лишь двадцать лет.

– Два года назад, мисс Грейвс, моя сестра упала, потому что не увидела ступеньку, и сломала руку. – Он поморщился, вспомнив белое от боли лицо Фебы. – Можете считать меня излишне заботливым, но уверяю вас, я точно знаю, что лучше для моей сестры.

Артемис промолчала, но Максимусу показалось, что она осталась при своем мнении.

Они приблизились к причудливой постройке и остановились перед ней.

– Очень похоже на башню Рапунцель, – сказала мисс Грейвс.

Круглая башня была построена из блоков темно-серого, под древность, камня и имела единственный арочный вход, довольно низкий.

– Я всегда представлял себе башню Рапунцель более высокой, – отозвался герцог.

Артемис запрокинула голову, чтобы рассмотреть верхушку постройки, и солнечный луч, упав на ее изящную шейку, высветил биение пульса у ключицы. Заставив себя отвести взгляд, Максимус добавил: