— Да… Пожалуй, это только вопрос времени, — задумчиво сказал Аркадий. Но время не ждало. Временем управляет судьба, а она решила по-своему.

На журнальном столике зазвонил телефон и Аркадий, жестом призвав друзей к тишине, взял трубку.

— Слушаю, — сказан он небрежно.

— Аркадий?.. Это говорит Ломакин Виктор Львович. Еще раз здравствуй, мы сегодня виделись.

— Ломакин? — переспросил Аркадий и сидевшие в комнате застыли. — Как вы нашли мой телефон?

— Память у тебя коротка! Ты ведь тоже в моей секции полгода занимался. Каратист из тебя никакой, но я же всех вас под контролем держал, за родного отца был и все адреса ваши у меня до сих пор есть! Все мои ученички еще будут кормить на старости лет своего сенсея Виктора Львовича!

— Я тебя кормить не буду.

Борис вскочил и ринулся к телефону.

— Скажи ему, что жить ему осталось…

Аркадий ногой оттолкнул Бориса, зажал трубку ладонью и прошипел:

— Молчи, болван! Не спугни дичь! Сам лезет в ловушку! — и ласково сказал в трубку. — Так в чем у вас проблемы?

— Я пришел к выводу, что всем нам надо поговорить. Как мужчинам. Нечего вам меня искать, а мне от вас прятаться, мы не дети в конце концов. Я слышал, что и Витька Борзов уже по Москве бегает, меня разыскивает, так что…

— Он сидит рядом со мной, Виктор Львович.

— Вот как? Все собрались. Тем лучше. Ему я тоже все объясню про его невесту. Повезло ему, что так обернулось.

— Когда встречаемся? — осторожно спросил Аркадий.

— А что тянуть? Сейчас и девяти нет. Машина у вас есть?

— Машины нет, но мы…

— Есть машина, есть! — встрял Витек. — Мой «мерседес» у порога!

— Извините, машина есть. Куда ехать?

— Вас трое?

— Трое. — Аркадий старался говорить так, чтобы те, кто слышал его в комнате, понимали смысл переговоров.

— Ладно, пусть трое. Я ведь тоже подготовлюсь к встрече.

— Конечно, подготовитесь.

— Так что без глупостей, Аркаша.

— Зачем нам делать глупости?

— И Борису Хромову скажи, чтоб не психовал.

— Борис психовать не будет.

— У меня пистолет в кармане, пусть учтет.

— Борис учтет, что у вас пистолет в кармане.

— И собака на пороге — зверь!

— Собака в доме — зверь. Я понял.

— Записывай, как ехать. От Москвы всего минут сорок.

Шариковая ручка и блокнот оказались под рукой, и Аркадий записал, как и куда ехать. Потом спросил.

— А может, отложим на завтра?

— Нет, — засмеялся Ломакин. — До завтра вы какую-нибудь гадость придумаете, ловушку мне устроите, я ведь вас хорошо знаю. Поэтому разом за рога и уцепил, чтоб вы плана не успели составить! Видишь, я в открытую играю. А там как карта ляжет. Значит, без подготовки, садитесь в машину и приезжайте. Через час я вас жду, а через час и пятнадцать минут — ухожу, так будем действовать. Без свидетелей.

— Вы что, собрались нас троих перестрелять?

— Иди ты к черту! Я человек мирный. Делаю свой кусок хлеба и хочу, чтоб никто не мешал. Если у вас есть ко мне претензии, готов дать отступного. Понял меня?

— Отступного дадите? Хорошо, я вас понял.

— Выезжайте. И еще раз повторяю, без закидонов. Никакие контрприемы у вас не пройдут.

— Понимаю. Конечно.

Аркадий положил трубку и взглянул на друзей.

— Он нас переиграет. Лучше не ехать.

— Да ты что? — вскочил Витек. — Как не ехать? Едем! Плевал я на то, что он подготовился, плевал на его отступные! Логово его увидим, в морду глянем, а уж как потом действовать будем, — наше дело. Я из Франции вернусь и поговорю с ним сам! От меня он не откупится. А вы можете брать свою отступную долю, если вам хочется! Да и не стесняйтесь, слупите с него миллионов десять и все путем!

— Ты возьмешь отступные? — Аркадий повернулся к Борису.

— А взял бы! — весело ответил тот. — Миллиончики мне сейчас бы не помешали! Валентина моя предлагает филиал магазина открыть, а я там — главный хозяин.

— Так возьмешь или нет?

— Нет. Это плата за Ричарда.

— Пожалуй, так, — задумался Аркадий. — Хотя Ричарда не вернуть.

— Заткнись! — крикнул Борис. — Что ты мелешь? Да и два года лагерей наших никакими деньгами не откупишь.

— Хорошо, — по-деловому прервал его Аркадий. — Я предлагаю утвердить состав суда.

— Я — палач! — решительно заявил Витек. — Мне до ваших разговоров что до фонаря! Я такой корейский приемчик знаю, что этот подонок три дня в коме пролежит, а потом на всю жизнь идиотом останется, и ни один врач не определит, от чего такое случилось!

— Скорее всего, не сумеешь ты своего приемчика провести, — заметил Аркадий. — И суд, и наказание пройдет у нас, к сожалению, в символической форме. С учетом того, что наказание мы можем соотнести по срокам.

— А я про то и говорю, — угрюмо ответил Витек. — Вернусь из Франции, выслежу гада, и все будет путем.

— Посмотрим, — кивнул Аркадий. — Боря, тебе придется взять на себя роль прокурора. Я, с вашего позволения, буду судьей. По-моему все, поехали.

— Для состава суда у вас не хватает защитника, — холодно и четко сказала Инна.

— Не нужен нам защитник! — выкрикнул Борис.

— Тогда ваш суд нелегитимен, — монотонно продолжила Инна. — Так я и заявляю, если дело дойдет до официального суда над вами.

— Чего? — разъярился Борис. — Настучать собралась?

— Нет. Вас и без меня отловят.

— Она права, — остановил его Аркадий. — Если мы собрались придать всему делу какую-то законность, пусть это законность нашего права, то должен быть и защитник. И фашистов, и коммунистов, и стукачей судят, не лишая их права на защиту. Так что Инне Волынской доверяется звание защитника.

— У тебя, Аркаша, чердак, что ли, поехал? — вспыхнул Борис. — Ее-то зачем в наши дела втягивать?

— Уже и пожалел? — насмешливо спросил Аркадий, но Инна быстро сказала:

— Я уже втянута. Только ты, Боря, этого не заметил.

— Да она же нас теперь на крючке держать будет! — запричитал Борис. — Продаст в любой момент!

— А вы у меня и так на крючке, — без улыбки возразила Инна. — Куда вы денетесь, каким бы корейским приемом вы ни наказали своего Ломакина. Перестаньте. Я тоже считаю, что за мерзости, которыми он торгует, этот человек достоин наказания.

Хорошо, — оборвал ее Аркадий. — Помимо защиты будешь вести протокол.

— Совсем рехнулся! — убежденно сказан Борис. — Да этот протокол в случае чего превратится в компромат! Зачем еще бумаги оставлять?

— Ты меня все еще не понимаешь. Мы уже не мстим, а судим, — терпеливо пояснил Аркадий. — Судим за все преступления по совокупности. Включая изнасилование Дианы, поскольку это практически изнасилование. А эта бумага, ты прав, может потопить нас, но в известной степени и спасти. Едем. Мы уже опаздываем.

«Мерседес» чемпиона был не из новых, но завелся почти сразу.

В сгущающихся сумерках они покатили по Рязанскому шоссе, но на выходе за черту столицы их остановил пикет ГАИ. Однако оба милиционера (один с короткоствольным автоматом на шее) тут же узнали Витька — они оказались почитателями восточных единоборств и никаких крупных соревнований не пропускали, смотрели их хотя бы по телевизору. Не заглядывая в его документы, пожелали успехов во Франции, чемпионский пояс на халат и отпустили с миром, посоветовав ночью на дороге быть поосторожней.

Около одиннадцати въехали в деревню, которая уже почти полностью потеряла свое крестьянское лицо, поскольку была отдана на откуп москвичам, а те почти начисто снесли старые дома и понастроили коттеджей.

Седьмую линию нашли почти сразу.

Дом № 42 оказался на самой окраине, стоял за солидным забором и при тяжелых воротах. Правда, в них была врезана калитка, она была чуть приоткрыта, словно приглашала гостей входить запросто.

Низкие тучи накрыли небо, было уже темно, ветрено и зябко. Во всей бывшей деревне светились только редкие окна — день был будний, московский дачник разгуливает по своей фазенде только в уик-энд.