Аркадий ринулся к товарищу.

Борис уже ухватился обеими руками за крышку капота, резко опустил его, пытаясь поглубже запихнуть своего врага в моторный отсек, но половина туловища торчала наружу, и закрыть капот не было никакой возможности. Женщина успела вцепиться ему в волосы, но ее жалкое вмешательство Борису совершенно не мешало.

Аркадий подбежал сзади, обхватил друга, оторвал его от земли и отволок в сторону, не выпуская из рук.

Женщина в ярости кинулась к ним, готовая на что угодно, но в последний момент разглядела обоих, и в густо подведенных глазах ее засветился страх. Она остановилась, словно ударилась в стену, громко икнула и проговорила с трудом:

— Хромов?.. Мокеев?.. Это вы?

Задохнувшийся от приступа нечеловеческой злобы, Борис, сдавленный неослабевающими объятиями друга, продолжал рычать, а Аркадий из-за его плеча ответил женщине спокойно, с вежливой улыбкой:

— Вы не ошиблись, Дора Михайловна. Это мы.

— Вы… Уже вернулись?.. Так скоро?

— Да вот, так уж получается. Время-то идет.

Пострадавший автомобилист уже вылез из-под капота. На тонком, болезненном лице его застыла кривая горькая гримаса. Он торопливо схватил женщину за руку и потянул к машине.

— Перестань, Дора. Не надо. Садись в машину, поехали, поехали скорей. Ты же знала, что рано или поздно они должны были вернуться…

У Бориса наконец прорезался голос.

— А ты, сволочь, надеялся, что мы не вернемся?! Думал, что мы сдохнем там, да?! Я с тобой только поздоровался, ублюдок! Чтоб ты знал, что мы ничего не забыли!

— Да, да, конечно, — беспомощно лепетал мужчина, не замечая, что несет околесицу. — Я вас понимаю. Я тоже ничего не забыл. Да.

К ним уже подходили студенты, пытающиеся разобраться в происходящем.

Аркадий развернулся, отпустил Бориса, подтолкнув его в спину, и пошел за ним следом, не давая другу обернуться.

Рослый студент оглянулся, посмотрел на автомобилиста и спросил озабоченно:

— Ян Петрович, что происходит? Надо принимать меры? — Вид у него был весьма решительный.

— Все в порядке, ребята, все в порядке. — торопливо ответил тот. — Это так, старые дела, заржавевшие счеты. Ничего, все спокойно.

Он пытался улыбаться, но вид у него был испуганный и жалкий. Женщина, стоявшая рядом с ним, громко всхлипнула.

— Садись в машину, Дора, поехали скорей.

Борис остывал медленно. Каждая мышца его сухого, жилистого тела еще дергалась и он скалился, как волк, упустивший добычу.

— Видал, живет подонок, как приличный человек! Тачку себе купил!

— Ага, — спокойно ответил Аркадий, совершенно безразличный как к выходке друга, так и к его неутихающей злости. Вперевалку шагая по тротуару, он с интересом огладывался по сторонам, вскидывал голову к небу, словно надеялся увидеть за серым занавесом облаков яркие ночные звезды.

— Кишки ему на уши намотаю! Хребет перешибу!

— Правильно, — одобрил эти намерения Аркадий. — И снова сядешь. Но уже срок будет побольше. Так что действуй, но один. Желаю удачи.

— Не зли меня! — заорал Борис. — Жена тебя вчера обняла, сынишка пузыри пустил, так ты уж и раскис?!

Ничего не отвечая и вообще не реагируя на слова Бориса, Аркадий отвернулся, ленивым шагом направился к ларьку, купил бутылку «пепси», скрутил пробку, запрокинул голову и, не касаясь горлышка губами, влил себе в горло несколько глотков, затем подал бутылку Борису.

— Освежись и остынь.

Тот еще весь трясся, как остывающий после длинного перегона автомобильный мотор. Он пил, не замечая, что обливает себе рубашку.

Аркадий привалился спиной к стенке ларька, снова безмятежно взглянул на небо и сказал в пространство:

— Хороший день… На лужайку бы, да шашлычков… Ты ведешь себя, как крыса в бочке. Во-первых, мы не имеем права ничего делать без Ричарда.

— Где он там застрял?! Раньше нас должен был приехать!

— Во-вторых, — не прерываясь, продолжил Аркадий, — мотать кишки на уши пусть и эффективный, но решительно не современный способ расплаты за подлость.

Борис передохнул, швырнул пустую бутылку на газон и буркнул, как бы оправдываясь:

— Я просто сатанею, когда вижу этих мерзавцев.

— Одной плюнул в лицо, другого забил под капот. Может, хватит? — равнодушно осведомился Аркадий.

— Нет!

— Тогда мы обязаны обсудить стратегический вопрос. Какой степени наказания достойны наши обидчики? Быть может, они заслужили смерть?

В прозрачных и чистых глазах Аркадия не было ни ненависти, ни жестокости, и говорил он так, будто предлагал приятелю обсудить меню в ресторане.

— На сковороде все троих изжарю, — пообещал Борис.

Поздним вечером Аркадий стоял над детской кроваткой. Со своей обычной улыбкой он разглядывал спящего трехлетнего парнишку. Брать ребенка на руки Аркадий не решался, да и незачем было.

Под окном тошнотворно проскрежетал тормоз трамвая, Аркадий разогнулся, выключил ночник и прошел в спальню.

С легким стоном рухнул на кровать поперек ног жены и спросил:

— Людмила… Я дома, или еще нет?

Она отложила в сторону журнал, повернулась и долго смотрела на него раскосыми черными глазами, потом скупо улыбнулась и сказала:

— Не знаю. Это решать тебе.

— Наверное, дома, — не совсем уверенно произнес Аркадий. — Но парень меня не узнает. Или не признает. Жена, почему мой родной сын не желает меня признавать?

— Видимо, ребенок интуитивно не хочет привыкать к тебе. Без нужды.

— Сказано сильно. Но непонятно.

Людмила помолчала, потом заговорила размеренно, словно сомневаясь в своих словах или размышляя вслух.

— Вернется Ричард… И очень скоро вы все трое снова сядете за решетку. Ведь вы, насколько я понимаю, собираетесь жестоко мстить своим обидчикам?

— М-м… Точнее, свести кое-какие счеты.

— Это одно и то же. Положим, для Бориса это нормальная потребность дремучей души. Око за око, зуб за зуб, иначе он и помыслить не может. Но тебя я считала человеком, исповедующим иные идеи, повыше и потоньше подобных средневековых принципов. А уж тем более — Ричарда.

Аркадий сел и несколько секунд внимательно смотрел на нее, потом поднялся с кровати, прошелся по спальне и неожиданно заговорил напыщенно, с повизгиванием и взмахами рук, словно плохонький лектор на деревенской трибуне.

— Господа! Сегодня мы рассмотрим с вами следующую проблему: что есть категория «отмщение» с точки зрения высокой и низкой морали? Скажем проще, что такое идея мести?! Следует признать глубокую справедливость того факта, что некоторые негодяи, подлецы, клятвопреступники, убийцы и доносчики заканчивают свою грязную, недостойную жизнь позорной и мучительной насильственной смертью!.. Например, есть глубокая справедливость в том, что людоед Гитлер нажрался крысиного яда и в корчах испустил свой поганый дух! Есть высокое благородство и в том, что гнусный итальянский фашист Муссолини не умер в своей кровати, окруженный плачущими родственниками, а был повешен на бензоколонке вверх ногами, чтобы в последние мучительные минуты своей поганой жизни ему дано было понять, что он не человек, а животное. Однако, несправедливость жизни и ее безобразие состоит в том, что товарищ Сталин ушел в небытие, не получив воздаяния за миллионы смертей и страдания, которые он причинил людям! Он должен был сутками гореть на медленном огне, визжать, корчиться от боли и целовать прах тех, кого уничтожил. Но мало того! Вшивая гуманность нашего общества допускает, что в определенных кругах за этим монстром сохраняется даже ореол гения и победителя. Мне отмщение и аз воздам! Но когда воздается Высшей силой — это весьма слабое воздаяние, если не сказать, никакое! Всепрощение и тотальное милосердие плодит на нашей планете легионы мерзавцев, которые, презирая нас, спекулируя нашим милосердием, считают нас добренькими дураками и беззаботно творят свои черные дела, убивают, предают, насилуют, развращают, и они твердо убеждены, что не ответят за свои деяния по свирепому и жестокому счету! И эту эстафету негодяйства они завещают своим омерзительным потомкам! Так не будем же считать, господа, что идея благородной и светлой мести — атавизм! Нет! Это насущная необходимость, восполняющая очистительную функцию в обществе! Кровавая, свирепая и беспощадная месть радостна нам! Когда тираны, предатели и убийцы корчатся, молят о пощаде, обливаются слезами и соплями, когда они по-настоящему расплачиваются за каждую гнусность, совершенную в их поганой жизни — это и есть миг Истины! А теперь конкретно! — он улыбнулся, передохнул и снова присел на кровать, взглянув в лицо жены. — Теперь конкретно. Люди, укравшие у нас два с лишним года молодости, должны ответить за это. Должны понести суровое наказание. Государственная система и мораль предлагают нам ограничиться общественно-нравственным порицанием. Негодяи же на принципы нравственности плюют! Следовательно…