Но телохранитель Корецкой Крикун — это уже реальная фигура. Сама Корецкая со своим ансамблем весной начинала было работать с Княжиным, это уже было известно.

Арестовать или нет — неясно. Но с гражданином Крикуном следовало потолковать, спросить его, почему он так глупо признавался в убийстве Княжина и попытке утопить безвинную и безобидную девчонку?

За Крикуном майор Володин поехал сам, потому что ему не понравилась та безразличная легкость, с которой Сорин попросил его найти и доставить телохранителя певицы Корецкой для небольшого разговора.

В Теплом Стане без труда нашли подвал, где репетировал оркестр, равнодушный саксофонист, еле отрываясь от своего инструмента, с трудом сосредоточился на мелочных земных делах и объяснил, что тупой мордоворот-телохранитель Крикун уехал еще перед обедом и более не появлялся, перепуганная Корецкая с малым составом оркестра поехала на концерт для толстосумов в ночном клубе одна, без охраны. А ему, саксофонисту, непонятно, за что этот кусок примитивной мышцы получает деньги из общих трудовых заработков ансамбля.

— Не любишь Леню Крикуна? — спросил Володин.

— Животное, — коротко выразился саксофонист, сунул в рот мундштук инструмента и воспарил к музыкальным высям.

На квартире, которую занимал Крикун вместе с родителями, старенькая мама сказала, что сыночек не появлялся уже с месяц, наверное, его убили, потому что он служит в охране президента, скоро его посмертно представят к званию Героя Советского Союза.

— Не представят, бабуля, — разочаровал ее жестокий Володин. — И Советского Союза нет, и сыночек ваш в охране президента не служит, а существует он за счет того, что чистит туфли неприличным девкам. Пока живой.

Пустой оказалась и маленькая, но уютная дачка в Переделкине, ранее принадлежавшая военно-историческому писателю и перекупленная Крикуном по причине полного обнищания писателя: талант его иссяк, а многотомных романов его больше не переиздавали. Однако соседи сказали, что видели, как раздобревший на ворованных деньгах, «новый русский» банкир Крикун часа полтора назад куда-то собрался. Вышел к машине «аудио» с большой спортивной сумкой в руках. Вряд ли в свой банк поехал, скорее на стадион — качать мышцы. Соседи держали Крикуна за жуликоватого банкира и откровенно радовались, что им заинтересовалась милиция. Чтобы успокоить их, Володин пообещал, что Крикуна обязательно посадят и ближайшие годы он проведет на лесоповале, где ему, бандиту-банкиру, и место.

К началу концерта Корецкой в ночном ресторане Крикун не явился. Это Володину сказали по телефону, когда он дозвонился из машины до «Коломбины», известного ночного кабака с запредельными ценами. Володин был уверен на сто процентов, что Крикун почуял запах жареного и подался в бега — можно было не утруждать себя проверкой, но, чтобы быть чистым перед собой и Сориным, майор поехал в «Коломбину» к открытию. Хозяева заведения предложили ему столик, но мотивы такой услужливости Володин знал, молча отодвинул в сторону джентльменов во фраках и двинулся искать Корецкую. Владельцы ночного заведения поспешали за ним, втолковывая Володину, какой респектабельный этот гадюшник, какую изысканную рыгаловку держат они для элитной публики. По их словам получалось, что не посетили «Коломбину» только Президент страны и Первый Миллионер России. У Президента не хватало денег на местную выпивку, а Первый Миллионер давно развлекался в борделях Сингапура.

Володин нашел Корецкую в небольшой уборной, перед зеркалом, полуголой и взлохмаченной. Едва он представился с легкой небрежностью (стиль, отработанный для красивых молодых дам), как Корецкая взвилась из-за туалетного столика и завизжала:

— Мафия! Мафия! Ленька, ты где? Меня пришел убивать Арончик! А-а-а-а! — зашлась она в таком надрывном крике, что много видавший и не боявшийся идти на гранатомет Володин отпрянул и залепетал испуганно:

— Да ты что, миленькая, какая я мафия? Я Арончика два года назад застрелил!

Это сообщение привело солистку в окончательно безумное состояние.

— Бандит! Арончик! Крикун-сука, где ты, стреляй в него, стреляй, я тебе деньги плачу! Стреляй в бандита!

В уборную прибежали музыканты, кто-то попытался наскочить на Володина, но тот уже очнулся, и первый атакующий полетел под стол со свернутой челюстью, а второй зарылся носом в пол.

— Тихо! — рявкнул Володин. — Я из МУРа! Документ видите?

Случайно вместе с документом он вытащил пистолет, и неизвестно, что из трех аргументов — грозные слова о МУРе, документ или оружие — подействовало, наступила тишина. Впрочем, тишина относительная — на полу с пеной у рта хрипела Корецкая. Какой-то парень в черном смокинге уверенно взял со стола графин воды и вылил ей на лицо. Певица затихла, вытянулась, потом села, оглядела всех мутными глазами и сказала едва слышно:

— Не надо врачей. Дайте телефон. Я позвоню сестре. — И тут же завопила: — Телефон дайте! Мне страшно! Меня сейчас убьют! Каждый день наезжает мафия, каждый день!

Что с ее рассудком, Володин выяснять не стал. Ясно было, что Крикуна здесь нет. Он сообщил на службу, что сегодня не приедет, и узнал, что его четыре часа дожидается в коридоре Крикун Леонид Михайлович, по профессии — телохранитель. Володин принялся ругаться так, что смутился даже его бывалый водитель. Отругавшись, майор связался по радиотелефону с Сориным и сказал, что Крикуна взял, повязал и доставил на Петровку, 38, после погони с перестрелкой.

— Хорошо, — ответил Сорин. — Потоми его часок, я приеду.

Приехать сразу Сорин не мог, потому что к этому времени в его кабинете уже сидели парни из ансамбля «Мятежники» — Лева Новиков, Дима Галиев и Витя Романюк. Все трое наперебой заявляли, что с Княжиным дела не имели с апреля, об убийстве услышали на концерте в Театре эстрады. Но чем больше волновались Новиков с Галиевым, тем суровей становился их главный партнер Витя Романюк. Во время паузы он процедил сквозь зубы:

— Я вам всегда говорил — не путайтесь с шушерой!

— А Княжин был шушерой? — неторопливо спросил Сорин.

— Да! — с вызовом сказал Романюк. — Он обещал им златые горы, гастроли по всему свету, но я с такой публикой путаться не желаю!

Сорин понял, что двое остальных боятся своего руководителя, быть может, больше всей прокуратуры. Боятся по той причине, что шумные «Мятежники» держались на тихом и неприметном Романюке. Сорин понял стиль отношений в группе и сказал:

— Хорошо, Романюк, вы идите домой. До свиданья.

— А ребят… Вы арестуете?

— Да нет! Нет. Они к вам присоединятся через часок.

Романюк ушел, по лицам оставшихся Сорин увидел, что им стало свободней.

— Итак, ребятки, во сколько вы пришли к Княжину в тот вечер, когда он умер?

Новиков взглянул на приятеля, опустил голову и сказал:

— Около десяти часов. Чуть позже. Торт купили сливочный.

Галиев задергался было, но Новиков вскинулся:

— Да ладно, Дима! Что нам в конце концов, только запутаемся, да еще невесть во что влипнем! Были мы у Княжина! Надо было выяснить, организовал он нам гастроли за рубеж или за нос водит!

— Куда гастроли?

— Да по Штатам! Он нас на крючке держал! Сказал, что фирма есть, залы там есть и все путем! Контракт почти готов! А мы узнали, что он то же самое Аньке Корецкой обещает, те же гастроли! Вот и пошли объясняться!

— Так. Пришли, — кивнул Сорин. — Он вам открыл двери…

— Ну да, — подтвердил Новиков.

— Подожди! — встрял Галиев. — Если ты уж запел, так будь точен! А то ведь сгорим! Не мог он дверь открыть! Мы звонили, а он уж того, трупиком был! Мы сами открыли.

— Как сами? — поднял брови Сорин.

— Да так, — поежился Новиков. — Опять не в нашу пользу будет, но, знаете, у Княжина привычка была: он когда дела начинал, то в виде уважения ключ от своей квартиры давал, приходи, мол, и жди, я тебе доверяю.

— Опять не то! — резко оборвал Галиев. — Эту систему он для своих телок вообще-то придумал. Приходи, мол, и сразу ложись в кровать! Похвалялся, что домой возвращается, а у него в постели уже новенькая телка лежит! Таких ключей по Москве он, быть может, с дюжину раздал!