— Экспертиза утверждает именно это, — гордо заявила двуцветная инопланетянка.
— И больше ничего? — с преувеличенной надеждой спросил Сорин.
В ее глазах засветилось растерянное недоумение.
— А что еще?
— Да мне бы знать, зачем это письмо написано? Почто такой обман мне, старикашке, сунули?
Седов засмеялся и повернулся к коллеге:
— Не поддавайтесь, Элла Аркадьевна! Не обращайте на него внимания! Он любит представляться многоопытным старцем-аксакалом, а сам годится мне во внуки. Просто мальчишка еще. А сейчас он опробует на вас один из любимейших своих приемов — ошарашить человека идиотизмом, чтобы тот растерялся и сказал то, о чем не думает и чего не знает. Вернее, не подозревает, что знает. Иногда этот варварский прием дает поразительный эффект! — он повернулся к Сорину: — Всеволод Иванович, не пугай молодого специалиста.
Сорин взглянул на молодую женщину — самоуверенности в ней было еще через край, а это всегда настораживало. Он спросил, не скрывая своих сомнений:
— Вы убеждены в правильности своего вывода?
— Да, — спокойно и твердо ответила она. — Видите ли, когда у нас всего одно или два письма, работа осложняется. Но нам была предоставлена целая папка документов, написанных рукой Анны Николаевны Дворецкой в течение многолетней работы в школе. Так же много письменных работ разного рода и ее дочери, Светланы Дмитриевны Локтевой-Дворецкой. Вместо матери письмо писала дочь.
Она принялась было рассказывать о тонкостях своего дела, похвалилась, что именно ее методом во Франции доказали подделку известного письма Наполеона. Следователь вопросительно глянул на Седова, тот кивнул, сохраняя вежливое лицо, — ему Сорин верил на все сто процентов.
Перед тем как поспешить за своей спутницей, Седов спросил тихо и озабоченно:
— Агафонский раскололся?
— Нет, — ответил Сорин.
— А ты его повязал, арестовал?
— Нет. Даю фрукту созреть.
— Правильно! — одобрил Седов.
Оба ушли — старый и начинающий эксперты, а Сорин принялся прикидывать, во имя чего Светлана Дворецкая, по мужу Локтева, написала письмо, попыталась бросить тень на членов ансамбля «Мятежники», посетивших якобы Княжина в ночь или вечер его смерти. Зачем было бросать на них тень подозрения? Чтобы спасти кого-то другого?
Сорин собрался спуститься в столовую, но зазвонил телефон.
— Следователь прокуратуры Сорин.
— Здравствуйте, — нервно ответил женский голос. — А я та самая, вы меня помните, которая звонила на квартиру Княжина, он уже был мертвый, а вы там, наверное, обыск делали?
Сорин сел, пытаясь вспомнить минувшие события и смысл разговора с этой девчонкой.
— Да… Помню.
Он едва удержался, чтобы не назвать ее по имени. Конечно, это Надежда Казанская. Она исчезла, появилась, потом ее взяли в заложницы, затем она утонула и теперь, воскресшая, говорит по телефону. Так, все-таки надо дать понять девчонке, что она не одинока и существовать в качестве фантома ей никак не удастся при всей своей буйно-пестрой жизни.
— Вы не потонули? — легко спросил Сорин. — Поздравляю. А то мы всю реку обшарили, разыскивая ваш труп.
— Ой! Вы и про это знаете?
— Да, дорогая, мы многое про тебя знаем. Еще не все до конца, но знаем. — Ах, чем бы ее зацепить? И тут же вспомнил: — И кассету твою ищем, думаю, скоро найдем.
— Вот здорово! Но я…
— Но тебе надо заскочить к нам и поговорить. А если боишься, можем где-нибудь встретиться.
Он чувствовал, что девчонка колеблется. С первых звуков ее голоса он уже уловил, что она чего-то боится, чем-то напугана.
— Нет. Я боюсь встречаться с вами, — ответила она.
— Правильно делаешь, — одобрил Сорин. — Тогда что хочешь сказать?
— Я хочу сказать… Я должна сказать, что Княжина убил телохранитель Корецкой Крикун.
— Певицы Корецкой? — напрягся Сорин.
— Да! Да! Он же говорит, что сбросил меня с теплохода! Он сам мне сказал, что убил Княжина, и я его там, у Княжина, видела, только на другой день! Он и меня сегодня хотел угробить.
— Не получилось?
— Да нет, нет, не потому! Он, кажется, испугался, что я из мафии какого-то Арончика!
— Арончика?
— Да! Они там все из мафии! Убили Княжина, и все такое! Сам этот Крикун и убил.
Нет, дорогая, хотел сказать Сорин. Крикун был тогда со своей хозяйкой на гастролях, в Самаре, это проверено. Могли убить, если принимать эту версию, только по приказу Крикуна.
— Спасибо… Это хорошо. Подожди, как тебя зовут? Надя или Илия?
Ошибка! Испугается и бросит трубку.
— Ну вот, вы сразу меня поймать хотите! А я, честное слово, ничего такого не сделала!
— Я знаю, что ничего не сделала. А как тебе удалось убежать из заложниц? Тебя ведь из больницы в заложницы взяли, так?
— Удалось, да и все! Там были хорошие ребята! Они совсем не мафиози, не бандиты, ей-Богу! У них все случайно получилось! До свидания, я боюсь больше разговаривать! Вы меня сейчас вычислите и поймаете.
— Подожди! Мы тебя все равно рано или поздно найдем. Даю тебе честное слово мильтона, что сейчас тебя никто не вычисляет. Только несколько вопросов.
— Ну?
Она говорила из автомата — это Сорин слышал по фону улицы. Сейчас все умные, чуть разговор посерьезней, из дому не говорят.
— Илия, когда ты пришла к Княжину, он лежал на кровати с простреленной головой, так?
— Да.
— В квартире был порядок, ты решила отдохнуть, поесть торта, так?
— Так. Сливочный торт с чаем.
— Торт до тебя кто-нибудь ел?
— Нет, он был только разрезан. На тарелке.
Это были вообще-то ненужные вопросы, так, для создания спокойной и доверительной атмосферы. Теперь пришел черед серьезных.
— Послушай, а как ты вошла в квартиру Княжина? Тебе кто-нибудь открыл? Или дверь была нараспашку?
— Да зачем? У меня ключ был! Мне его Аким Петрович еще зимой дал!
— Ясно. Торт стоял на столе, а сколько вокруг него чашек?
— Только одна. С остатками чая на донышке. Я ее вымыла и пила из нее сама.
— Парик взяла из стола Княжина?
— Да. Он мне понравился… Так вышло, голова была мокрая, простыть боялась после душа. Я не воровала! Я сначала шляпу эту мушкетерскую взять хотела, но потом ее не нашла нигде.
— Какую шляпу?
— Да у зеркала висела! Белая, с широкими полями и большое перо на ней из хвоста павлина! Я ее примерила, а потом искала-искала, а шляпы нет! Я парик надела и ушла. Ой, мне очень страшно, меня правда сейчас не схватят? Вон, мильтон идет!
— Да нет же, нет! Говори спокойно, он пройдет мимо! Так ты еще и ванну у Княжина принимала?
— В душе сполоснулась. Правда, прошел мильтон мимо…
— И куда же эта шляпа делась?
— Да я ее сама где-то в квартире сняла, а потом испугалась, парик надела и удрала! А вы знаете, мою кассету, может быть, в фирме «Граммофон XXI век» надо поискать! Там такой Агафонский есть.
— Поищем. Я записал.
— Мне кажется, ребята из «Мятежников» эту кассету видели и слышали.
— Заказ принят, — сказал Сорин. — Лучше бы ты все-таки пришла к нам сама. В прокуратуру или на Петровку, тридцать восемь, спросишь у дежурного майора Володина.
— Да знаю я уже такого! И папу Штрауса знаю! Всех я знаю, кого не надо, а вот кого надо, с теми никак не познакомлюсь!
— Не понял. Кого тебе надо?
— Ай, людей, кто на эстраде работает надо, неужто не понятно? Ну, до свидания.
— Хорошо. Но будь осторожней, очень тебя прошу.
— А чего осторожней-то! Ведь вы Крикуна сейчас арестуете? Он жуткий убийца!
— Да, — подавил улыбку Сорин. — Арестуем.
Она бросила трубку не попрощавшись.
Девчонка ходила около беды, это было совершенно очевидно. Вопрос состоял лишь в том, насколько близко она к ней подошла. Страх перед милицией удерживал ее на далеком расстоянии от спасения, но приближал к опасности, чего она не понимала, как не понимала и многого другого.
Бандит и организатор многих лихих шаек в Москве Арончик был застрелен два года назад — оказывал вооруженное сопротивление при аресте. Банда Арончика распалась, три четверти ее сидит в лагерях, а остальные залегли на дно, приутихли настолько, что имени своего бывшего главаря боятся вспоминать. Откуда к ней приплыл этот Арончик?
