—  Да уймись ты, бога ради,— на правах старого то­варища сказал как-то Павлу Борис.

—  А что такого? Свое заработанное можем тратить на что угодно.

—  Мы же не тряпичники. Неловко же… будто кроме магазинов нет ничего другого интересного.

С той поры Зыков почти перестал разговаривать с Борисом.

Но вот настал день отъезда из Германии. Их группу пригласили в Советское представительство. А за два часа до официальной встречи за Борисом прислал машину от­ветственный работник представительства Алексей Георгие­вич Смирнов. Во время войны Смирнов работал одним из секретарей райкома, принимал Бориса в партию и вы­давал билет.

Встретил Смирнов Бориса без церемоний, будто они были старыми товарищами. Сразу же сообщил, что в Москве его ждет однокомнатная квартира на Большой Калужской улице.

—  Может, у вас есть планы?.. Я говорю о женить­бе…— с улыбкой осведомился Смирнов.— Могу догово­риться с Москвой. Вам дали бы и большую площадь.

Борис смутился,

—   Не знаю, что и сказать… Некогда было о семье по­думать, работал… Какие уж там женщины!

Борис хмуро оглядел плотную фигуру Алексея Геор­гиевича. Человек свой, рабочий. Интересно, зачем он при­гласил его к себе?

—   Вы не удивляйтесь моей осведомленности, Борис Андреич,— сказал он.— Уж так случилось — все у меня на столе скапливалось: и заявления ваши об отправке на фронт, и наградные листы. Так что — все я о вас знаю. И хочу, чтобы вы были со мной откровенны.

Борис вспомнил теперь уже далекий сорок третий год, как вручали ему тогда орден Ленина за быстрое восста­новление завода после возвращения из Челябинска. Да­же неловко было перед главным инженером или главным технологом, которые получили ордена Боевого Красного Знамени. Не обошлось и без шуток. Главный энергетик, грозно нахмурившись, спросил:

—   Признавайся, к Калинину ходил?

Борис обомлел от этих слов. Он действительно ходил однажды на прием к Калинину — требовать отправки его на фронт, после извещения о гибели его старшего брата. Прежние заявления Бориса успеха не имели: от него про­сто отмахивались — молчи и делай свое дело, в тылу ты нужнее. К Калинину его, разумеется, не пустили. Один из секретарей, созвонившись с парткомом завода и узнав, что Дроздов — специалист по наладке станков, которому нет равных на предприятии, отослал заявление, походив­шее больше на жалобу, в райком партии с просьбой разъяснить члену партии Дроздову, как важен и нужен его труд для обороны страны.

Вот это «мягкое внушение» и сделал Борису Алексей Георгиевич Смирнов.

—   Да нет, мужики, не за этим я ходил к Калинину, честно! — начал отнекиваться Борис на слова главного энергетика.

—   Да шутим мы, чудак-человек. Как ребенок, ей– богу! — замахал на него руками энергетик.

Вспомнив сейчас обо всем этом, Дроздов вдруг рас­смеялся. Смирнов удивленно взглянул на него: ничего смешного он вроде бы не говорил…

—   Я вспоминал, как разыграли меня на заводе, когда мне орден Ленина вручали…

— Это уже без меня было. В сорок третьем я ушел на фронт,— задумчиво постучал Алексей Георгиевич дужками очков о стол.

— Видал! А меня стыдили ни за что ни про что…

—  Ты не равняй людей… Я уже тогда свободно владел немецким.— И вдруг круто изменил разговор.— Поди, гадаете, Борис Андреич, зачем позвал?

Борис утвердительно наклонил голову.

—  За откровенность плачу откровенностью… Еще в Москве, пять лет назад мы говорили о вас с первым секретарем… Да-да, Дроздов, вы о себе не думаете — люди о вас думают. Вам сколько сейчас?

—  Тридцать с гаком.

—  Не поздно еще, если гак не большой. Так вот… Можно откровенно?

—  Буду рад, Алексей Георгич.

—  Почему вы не хотите стать дипломированным спе­циалистом? Отлично владеете немецким языком. Хорошо знаете технику. Вон как вас хвалят ваши немецкие коллеги.

Меньше всего Дроздов ожидал такого разговора. И не понятно, почему он возник у него с этим, в сущности, не так уж и знакомым ему человеком? Правда, он когда-то принимал участие в его судьбе — добился правительственной награды, не пустил на фронт. А вообще-то выстрел у Алексея Георгиевича получился в самое яблочко.

Именно здесь, работая с немецкими специалистами, изучая опыт зарубежных рабочих и техников, Борис по­нял, как многого ему недостает в профессиональном раз­витии.

Подобные мысли возникали у него и до поездки за рубеж. Конструкции станков, выпускаемых заводом, год от года усложнялись, впереди уже виделись станки-авто­маты. И вопрос о пополнении знаний сам собою вставал на повестку дня.

Но если все так складывается, если он действительно хочет идти впереди, а не ковылять в хвосте у жизни, нужно приобретать более глубокие знания. Можно, ко­нечно, продолжать самостоятельно штудировать учебники, можно также и углубиться в научные труды, преодолевая одну за другой крутые горки, что он и делал. Но год от года Бориса смущала эта самодеятельность. Появились сомнения: а не однобоки ли его знания? Другими слова­ми, трудно было учиться без опытных наставников. Бо­рису, как он теперь понимал, было необходимо знание высшей математики и новейших исследований в области станкостроения. Словом, без вуза действительно не обой­тись…

Вот на этой стадии раздумий Борис и остановился. Не возникни даже этого разговора с бывшим партийным ра­ботником и не окажись он за рубежом, весьма вероятно, что он именно в этом учебном году переступил бы порог какого-то вуза (его вечернего отделения). Борис хотел учиться, но, как ни странно, он не находил «своей» инже­нерной специальности.

—   Видите ли, Алексей Георгич… Задели вы самую больную струну.— Борис перевел дыхание.— Я долго ду­мал над этим. Вуз окончить я в силах и учиться буду с охотой, хотя и давно со школьной скамьи. А зачем?

—   Вопрос риторический… Диплом открывает дорогу для широкой инженерной деятельности. И еще другая сторона… Живет в вас эдакий центр притяжения, факту этому вы лично не придаете никакого значения. Не смей­тесь, не смейтесь, нет мне ни нужды, ни охоты льстить вашему самолюбию. Вы умеете сплотить вокруг себя лю­дей, заразить их своим делом.

Борис слушал и с сомнением покачивал головой: «Центр притяжения». «Организующая сила». Откуда это все? Когда это Алексей Георгиевич успел рассмотреть а нем, обычном наладчике Борисе Дроздове, организато­ра? Какой организатор из него выйдет — это еще воп­рос…

Немного помолчав, заговорил:

—   Давайте так рассуждать, Алексей Георгиевич: мо­жет быть, инженер из меня и неплохой получится. Не буду скромничать. Если уж назначат — стану хорошим. Но я о другом. Начну я расти и на этой должности. Ну, может, выдвинут меня со временем главным инженером, а то, глядишь, и директором завода.

—   И отлично. По заслугам. Я лично так бы и сделал.

—   Вот-вот. «По заслугам». То есть по прошлым за­слугам слесаря или, скажем, инженера. А если нет у ме­ня таланта руководителя?

—   Но вы — честный человек, отличный работник, ком­мунист. Впрочем, зачем мне повторяться?