«Это удивительно, не так ли?»

Возможность видеть все ее глазами воскресила забытые воспоминания из детства: первый полет он совершил именно через эту местность, где они сейчас парили. Кончено, тогда все здесь выглядело по-другому: намного более диким и необитаемым. Поначалу его слегка покачивало, но он парил почти всю ночь. Свобода опьяняла.

«Я должен поблагодарить тебя за воспоминания. Я не думал об этом веками, да и не хотел вспоминать».

«Ты видишь сны, когда спишь?»

«Нет, мы полностью отключаемся. А ты?»

«О, да. Обо всем, что мне нравилось в детстве и про время, проведенное с Рэзваном. Про все то, что мы делали вместе. У меня было относительно счастливое детство. Мама умерла, когда мне было десять, а спустя год нас бросил отец, и нам пришлось жить с … »

Она замолчала, вместо улыбки появился хмурый взгляд. Повисла тишина. Викирнофф ждал, но Наталья так и не продолжила. Он коснулся ее разума, но словно наткнулся на запертую дверь – или одна из поврежденных нитей памяти резко оборвалась. Он чувствовал ее замешательство.

«Ты расстроена. Воспоминания о потере родителей все еще причиняют такую боль, что ты не можешь говорить об этом?»

Он снизился, чтобы пролететь через луг полевых цветов, прежде чем вновь последовать в сторону высоких пиков. Наталья прикусила нижнюю губу. Ей не хотелось признавать правду. Она многое забыла. То, что вызывало тревогу. Что она могла сказать такого, что имело бы смысл? Викиронофф начал рыскать вдоль горного хребта, высматривая вход в пещеру, о которой узнал из разума Натальи.

«Трудно лгать друг другу. С таким же успехом ты можешь не пытаться. Если ты предпочитаешь не говорить мне правду, тогда молчание лучше лжи».

Наталья оценила искренность в его голосе. Она не знала что с ней не так, и не могла этого объяснить. Поэтому решила поддразнить его в попытке вернуть хрупкий дух товарищества между ними.

«Ну и отлично, значит, если я обзаведусь парочкой любовников, ты узнаешь. Ты это имеешь в виду».

«Если ты решишь обзавестись любовниками, ainaak enyém, убедись, что это – мужчины, которых ты считаешь своими врагами и желаешь уничтожить».

Он казался спокойным, но она ощутила, как заострились его зубы, когда он сжал челюсти.

«Я оказалась перед необходимостью понять, что такое Спутники Жизни и как ты смог связать нас. Я очень хорошо разбираюсь в том, как отменять заклинания. Ритуальные слова – это тоже своего рода заклятие. Значит должен быть способ отменить то, что ты сделал. Я абсолютно уверена, что смогу в этом разобраться».

Викиронофф содрогнулся в душе. Было очевидно, что, так или иначе девушка намерена избавиться от него как можно быстрее. Она считала его врагом семьи. Более того, он ей не нравился. И от этого было больно.  Он проворачивал эту мысль в уме снова и снова, на память не приходило ничего, чтобы ранило его эмоционально. Ни единого события. В детстве или в юности, должны были быть такие мгновения, однако этот момент ранил его глубже, чем что-либо из его воспоминаний.

«Что случилось?»

Значит, хотелось ей или нет, она была настроена на него. Она не касалась его разума, но ощутила его внезапную душевную боль.

«Я тоже не могу тебе лгать, поэтому предпочту просто не обсуждать».

Он бы предпочел делать то, что необходимо для их выживания. Выживания Натальи. Не было нужды превращаться в жалкого романтика, ожидающего, что его Спутница Жизни будет им очарована. Не имело значения – очарована она или нет. Они были соединены, две половинки единого целого. Вот, что имело значение.  Наталья прикусила нижнюю губу, пытаясь понять – что же не так. За короткое время она изучила его достаточно, чтобы понимать, что Викирнофф редко показывал эмоции. Ни в голосе, ни в выражении лица, ни даже в том, что он говорил. Только глаза его оставались живыми – необузданная мощь, голод, желание, накал ошеломили ее. Она радовалась, что сейчас не могла их видеть. Она не хотела бы прочесть в них боль или горе. Только от мысли об этом ее желудок завязывался в узел.

«Ни один из нас не умеет говорить о своих чувствах, не так ли?»  спросила она.

Ее ладони ласково пригладили перья на его шее.

«Думаю, да. Раз чувств у меня не было, то и разговаривать было не о чем. В сражении, в принятии решений, в выборе пути я всегда полагался на свое собственное мнение. С кем здесь можно было что-либо обсуждать, да и что бы я мог обсуждать?»

Если это и было извинение, то получилось оно жалким, и мужчина признавал это. Викирнофф понятия не имел, на какие темы разговаривают люди или как они это делают.

«Ты долго прожил один, так ведь?»

Он молчал. Наталья испугалась, что не услышит ответа и ждала, затаив дыхание.

«Века. Я был отрезан от моей родины и моего народа, давным-давно отослан, чтобы сражаться с вампирами. Когда темнота подобралась ко мне слишком близко, я нашел своего брата и, перед тем как решиться окончить жизнь, оставался с ним, чтобы убедиться, что он устоит. Ожидание было долгим, темнота охватывала меня все больше, и вскоре я перестал понимать, кто я».

Это была истинная правда. Она слышала по голосу. Целая жизнь долга перед своим народа и чести в трех предложениях. В них ничего не было о полной изоляции, отсутствии эмоций и цветов, и все же она ощутила это, словно сама была там.

«Не надо думать о грустном, ainaak enyém, взгляни на мир под нами и наслаждайся полетом».

Наталья подняла подбородок, позволяя ветру высушить ее слезы.

«Лучше бы тебе не называть меня «маленькая щепка».

Его низкий чувственный смех вызвал поток тепла, прокатившийся по всему телу девушки, а после превратился в приятную пульсирующую боль.

«Такой ошибки я больше не допущу».

Она посмотрела вниз на дикие просторы, над которыми они кружили. Гору изрезали несколько глубоких ущелий; она смогла разглядеть несколько входов в пещеры. Даже в наступающей темноте луга выделялись насыщенно зеленым цветом. Повсюду, в долинах, покрывая скалы, украшая плато, росли полевые цветы. Когда Викирнофф снизился, ей стали видны глубокие заполненные водой впадины, формирующие торфяное болото. Пространство между более мелкими бассейнами устилали слои ярко зеленого мха, который оплетал и основания берез и сосен.

«Так красиво».

«Да, но тревожно. Разве ты не ощущаешь в воздухе вокруг нас едва различимое предупреждение в тумане вокруг горы».

Викирнофф сделал еще одни круг, а потом устремился прямо в белый туман, скрывающий вершину горы. Наталья напряглась, почувствовав тонкую магию, оплетающую ее паутиной страха.

«Должно быть, мы рядом с входом».

Викирнофф приземлился на ближайшем выступе, из всех сил вцепившись в него когтями, и вытянул одно крыло.

Она заскользила вниз по вытянутому крылу, приземляясь на ноги. Казалось, земля качалась у нее под ногами, пока она снова привыкала твердо стоять.

– Определенно это – то место. Чувство запретного здесь намного сильнее.

Зная, что изменение костей и мышц будет сопровождаться агонией, Викирнофф отошел от нее на некоторое расстояние и там изменил форму. Он не медлил, не желая давать себе времени на размышления. Одновременно с этим он оделся. Пятна крови усеяли его белую рубашку, и когда он провел рукой по лбу, на ладони то же осталась кровь. Тихо ругаясь, он глубоко задышал, пытаясь превозмочь боль, и провел еще один сеанс лечения, чтобы исправить ущерб, причиненный превращением. Как только он уверился, что ни на теле, ни на одежде нет и следа крови, он прошагал к валуну и осторожно, чтобы ничего не задеть – вдруг там ловушка – обошел его вокруг.

Наталья смотрела, как он идет к ней. Он пошатнулся, рука в неосознанном жесте взметнулась к груди, но тут же пришел в себя, продолжая идти, словно был здоров и полон сил. Даже не осознавая этого, он вплотную подошел к опасному краю. Не знай она о его многочисленных ранах, даже не подумала бы, что с ним что-то не так.  Она вздохнула. Между ними было слишком много недосказанности и проблем. Первая и самая главная – нелепое заклятие, связавшее их, но и его можно отложить на потом и работать с ним в одной команде. Если бы только она смогла ему довериться. Все инстинкты подталкивали к нему, но смятенный разум и живущая в ней вина, да и голос ее брата постоянно предостерегали ее.