Угроза, исходившая от Ольгерда и Феодорита, заставила византийский патриархат пойти на уступку, благодаря которой новый митрополит мог получить больше влияния и авторитета, нежели его соперник. [459] Назначение русского кандидата было отвергнуто после смерти Петра, но в 1354 году такое назначение стало необходимостью. Интересно, что Алексий, как и Петр, происходил из южно–русского рода: его отец был черниговским боярином, в 1293–1298 гг. переселившимся в Москву. Аристократическое и южное происхождение нового митрополита, который ко времени поставления обладал к тому же большим опытом правления в гражданских и церковных делах, делало его особенно подходящим кандидатом. [460] Кроме того, он, по–видимому, знал греческий язык. [461]
Посвящение митрополита Алексия и связанные с его поставлением соборные акты патриархата оказались значительным подспорьем в укреплении авторитета Москвы. Став официальной резиденцией митрополита «Киевского и всея Руси» и добившись, в первое время, назначения собственного кандидата на возглавление церкви, великое княжество Владимирское, практически захваченное московскими удельными князьями, более, чем кто–либо другой, могло претендовать на наследие Киевской Руси и воплощать ее единство.
К несчастью для Москвы, успех оказался недолговечным. Четыре месяца спустя, в декабре 1354 года, Кантакузин отрекся от престола, и власть перешла — при активной поддержке генуэзцев — к его зятю и наследнику законной династии Палеологов Иоанну V. [462] Патриарх Филофей вернул престол Каллисту (1355–1363 гг.). Выше мы видели, что генуэзцы, как и Золотая Орда, были заинтересованы в сохранении определенного равновесия сил между русскими княжествами. Поэтому новый константинопольский режим, контролировавшийся генуэзцами, примирился с Ольгердом; возможно, что произошло примирение и с Болгарией. Ольгерд не раздумывая бросил Феодорита, дальнейшая судьба которого неизвестна, и взамен получил существенное преимущество: Константинополь официально утвердил митрополитом его кандидата. Известные нам источники не сообщают точной даты и условий этого события, но скорее всего оно последовало немедленно за отречением Кантакузина и было осуществлено новым патриархом Каллистом. [463]
Новый митрополит Роман был поставлен «митрополитом Литовским» (μητροπολίτης Λιτβών). [464] Согласно официальному византийскому документу, Ольгерд принимал «меры к тому, чтобы рукоположен был [в митрополита] Роман, о котором усиленно ходатайствует здесь, под тем предлогом, будто его народ не желает иметь митрополитом кир Алексия, а на самом деле — для того, чтобы при помощи Романа… приобрести себе власть и в Великой Руси». [465] Новое назначение было связано с улучшением отношений между Константинополем и Болгарией — 17 августа 1355 года Роман, в качестве свидетеля, подписал договор императора Иоанна V и царя Иоанна–Александра Болгарского о браке их детей, [466] — что сильно обеспокоило Русь.
В то время как Алексий был уроженцем юга, Роман, напротив, был северянин и в то же время родственник жены Ольгерда, тверской княжны. [467] Борьба между Ольгердом и Москвой, Алексием и Романом, была тяжбой за управление всею Русью. Именно тогда, согласно Григоре, Ольгерд изъявил готовность принять православие, если Византия поддержит его требования. [468]
В 1355–1356 годах оба митрополита вновь прибыли в Константинополь отстаивать свои права. Византийский историк Григора и русские летописи единодушно описывают положение как скандальное. Роман контролировал значительную часть Руси, находившуюся под властью Ольгерда, включая Киев, Брянск и Тверь, и оба митрополита взимали церковный налог, чтобы собрать необходимые средства для подкупа византийских чиновников. [469] Каллист и его синод в конце концов определили пределы литовской митрополии: в нее вошли не только епархии, присоединенные еще при великом князе Гедимине (Полоцк, Туров, митрополичья резиденция в Новогрудке), но и «Малая Русь», т. е. епархии Галича и Волыни (Владимир–Волынский, Луцк, Холм, Галич и Перемышль). [470] Достигнутое таким образом в 1355–1356 гг. соглашение закрепляло за Алексием титул «митрополита Киевского и всея Руси», но давало Роману больше власти и территорий, чем любому другому митрополиту Литовскому или Галицкому до него. Впрочем, соглашение не удовлетворяло ни его, ни Ольгерда, который стремился овладеть всею Русью. Вернувшись из Константинополя, Роман решился превысить свои права, присвоил себе титул «митрополита Киевского и всея Руси» и поместил в Киеве свою резиденцию. [471]
Однако к 1361 году акции Ольгерда начали падать. Золотая Орда была обеспокоена ростом его влияния не меньше, чем генуэзцы. [472] К тому же, митрополит Алексий побывал в Орде и сильно повысил там свой авторитет исцелением старой и влиятельной вдовы хана Узбека Тайдулы. [473] Патриарх Каллист формально не мог согласиться на явное превышение своих прав Романом и отправил на Русь личного уполномоченного, высокопоставленного чиновника дьякона Георгия Пердику, чтобы тот исследовал тяжбы митрополитов. [474] В 1354 году Пердика, церковный дипломат и специалист по русским делам, много потрудился для укрепления власти Алексия. [475] В подвластных Роману землях многие считали законным митрополитом Алексия. [476] Более того, в Константинополе все еще обладал значительным влиянием бывший император, а ныне монах Кантакузин, который считал необходимым сохранение единства русской митрополии. [477] В принципе необходимость эту признавал и Каллист. В 1354 году он был выдвинут на патриарший престол политическими врагами Кантакузина и на время присоединился к генуэзской партии, однако не следует думать, что это изменило его взгляды относительно русских дел. В 1362 году, после смерти Романа, Каллист патриаршим актом восстановил единство митрополии во главе с Алексием. [478]
Запутанная история русской митрополии показывает, что внутренние события в Византии, политика итальянских республик, интересы Золотой Орды и непримиримая борьба за власть между Ольгердом и Москвой тесно связаны между собой. Нельзя также не учитывать роли, которую играли в этом процессе южнославянские царства Сербия и Болгария.
Восточная Европа, поле борьбы за существование, которую вело византийское «православное содружество», должна рассматриваться как единое целое, хотя, разумеется, действия и реакции отдельных государств могут быть поняты только в контексте их собственной истории.
Татарские ханы прежде всего хотели сохранить на Руси свое господство и потому поощряли междоусобные войны, не допуская, чтобы то или иное княжество окончательно одержало верх над другими, отсюда — ловкие маневры между Тверью и Москвой, Москвой и Литовским княжеством. Но татарская почтительность к церкви и дипломатические связи Орды с Константинополем, которые использовали византийские церковные деятели, способствовали тому, что митрополичья кафедра прочно утвердилась в том княжестве, которое было наиболее лояльно по отношению к Орде. И лишь в тот момент, когда Джанибек напал на генуэзские и венецианские колонии в Крыму (1341–1346), испытывавшая давление генуэзцев Византия на время взяла сторону прозападно ориентированной Литвы. В последующие два десятилетия Ольгерд, когда ему удавалось договориться с Ордой, умел выгодно пользоваться этим, чтобы прогенуэзские круги Константинополя оказывали ему поддержку в его стремлении главенствовать на Руси: история митрополита Романа как раз и иллюстрирует этот процесс.
