Старик вздохнул, вспомнив про нитки. Он по-деловому почесался спиной о дверной косяк. И уже собирался вернуться под лопух, в свою «красильню», как на крыльце снова послышался шум. Кто-то из кышей обметал песок с лап веником. Потом постучали. «Нет, до ниток дело сегодня не дойдёт», – подумал Ась и выглянул за дверь. На крыльце, переминаясь с лапы на лапу, стояли Тука, Хнусь и Белая Жилетка.

– Так, – сказал Ась, – и жачем вы ко мне пожаловали?

– Хотим поговорить, – сказал Тука.

– Ну, тогда входите, – пригласил гостей в дом хозяин.

– Ась, – смущаясь, заговорил Тука, – тебе известно, кто построил эту злополучную запруду? Нам кажется, мы знаем, чьих лап это дело!

Кыши возмущённо залопотали.

– Тихо! – прикрикнул на них Ась. – Ешли зло сделал кто-то специально – это одно. А ешли всё произошло шлучайно и виновник раскаивается в содеянном – это совсем другое. Вшпомните кышью мудрость. Иж кого получается прекрашная бабочка?

– Из гадкой гусеницы, которой дали шанс окуклиться, – хором ответили кыши.

– Штупайте по домам и подумайте об этом, – велел Ась.

Когда все разошлись, он пробурчал себе под нос:

– Дадим Бяке время…

Прух был трудолюбивым пауком и талантливым охотником. Он плёл лёгкую и крепкую паутину. Добывая муху-другую на пропитание, долго томился в засаде. Его ловушки прятались в таких укромных уголках, куда не забредало зверьё и не залетали птицы. Поэтому ни у кого не было нужды ругать паука на чём свет стоит, соскребая с носа и ушей липкую паутину. (Кроме мух, конечно.) В дождь он мирно спал, потому что капельки дождя, застревая в паутине, делали её заметной: следовательно, улова в ненастные дни не было. Прух поселился под корягой у родничка Плюхи-Плюхи-Булька. Его ближайшим соседом оказался старый Ась, которого паук уважал и к чьим советам прислушивался. Остальных кышей он остерегался.

Пару дней назад Ась с помощью восьмилапого соседа сплёл изящное приспособление для отдыха – гамак. Плетя гамак, Ась набалтывал вслух расхваляки и притчи, легенды и нашёптывалки, которых знал великое множество. Он тихо напевал колыбельные песни, пронизанные добротой и лаской, сложенные многими поколениями. И поневоле, как-то сами собой, в узелках этого гамака застряли умные мысли, благородные идеи и просто добрые слова. Когда гамак был готов, довольные работой Ась и Прух сели на солнышке отдохнуть и понюхать молотого перчика.

В это время Бяка ехал верхом на Еноте по тропинке, ведущей к Поляне Серебристых Мхов, где обычно собирал цветы вереска и кипрея для приготовления вечернего чая. Но Енот сбился с курса и непонятным образом оказался у домика Ася.

– Эй, Ась, – не здороваясь, крикнул Бяка старому кышу, – наконец-то твой мохнатый дружок Прух сплёл ловушку для глупых стариков? – Бяка кивнул на гамачок. – Он такой голодный, что готов схрумкать твои старые косточки?

– Ждравштвуй, малыш, – рассмеялся в ответ Ась. – Ты, как вшегда, всё перепутал. Мы ш Прухом друзья. А друзья доверяют друг другу.

– Так ты, Ась, доверяешь этой мохнатой многоглазой роже? Тогда мне тебя жаль. Смотри не проснись завтра утром в желудке твоего приятеля.

Услышав эти слова, Прух досадливо шоркнул лапками и скрылся под листом репейника. Ась лишь хитро прищурился:

– Тронут твоей жаботой, Бяка. Если ты не очень шпешишь, я бы хотел покажать тебе удобную переношную плетёную поштельку. Я решил подарить её Сяпе на Праждник Розового Кыша. Шяпа – очень шлавный малыш, не правда ли?

– Сяпа?! – вознегодовал от зависти Бяка и решительно сполз с Енота. – Да Сяпа самый что ни на есть распоследний простофиля! Представляешь, он нашёл для моей новой хижинки чудесное место, целый день помогал мне строить доми ничего не потребовал взамен! – Бяка подошёл поближе к гамачку, натянутому меж двух молодых дубков. Осторожно потрогал его лапой – вдруг это ловушка? Он не доверял Асю, как не доверял никому. – Так ты говоришь, эта постель для Сяпки?

– Для него, для него, – закивал Ась. – Она нажываетшя «гамачок». Ты тут подожди, пока я схожу в дом за ношками. Раз уж пришёл, то хоть ношки возьми. – И Ась вперевалку засеменил к домику.

Бяка стал быстро отвязывать гамачок, но Ась уже спешил с носками обратно. Бяка отскочил в сторону.

– Шлушай, Бяка, – как бы между прочим прошамкал старик, – ешли тебе гамачок понравился, возьми его шебе, Сяпе я ещё что-нибудь швяжу.

– Вот ещё! – заупрямился Бяка. – Нужен мне Сяпкин гамачок!

– Да ладно, вожьми, не обижай штарика, – уговаривал Ась.

Но Бяка ни за что не хотел признаваться в том, что ему тоже хочется иметь такую славную постельку:

– Нет, я ухожу. Отдай эту «паутинку» своему любимчику Сяпе. Эй, Енот, пошли домой.

Ась досадливо махнул лапой:

– Правильно! Не бери! Пушть Сяпа вожьмёт, а ты ни за что не бери! – строго велел он.

Бяка тут же заупрямился:

– Я не люблю, когда мне указывают, что следует делать, а что нет. Я свободный кыш. Теперь тебе назло заберу носки с гамачком. Пока, Ась. На старости лет ты стал очень упрямым и навязчивым.

Забрав и то и другое, Бяка залез на Енота, который пригнул шею к земле в ожидании друга, и громко присвистнул. Через минуту всадника уже не было видно за деревьями.

Старый кыш удовлетворённо потёр лапы:

– Эй, Прух, дружище, выходи. Предштавь себе: этот малыш уверен, что обманул штарого Ася. Но я давно подобрал к нему ключик. Чтобы заштавить Бяку идти налево, надо слегка подтолкнуть его вправо – в этом весь фокуш!

Хнусь брёл по западному склону холма с корзинкой на спине. В ней лежали сосновые иголки на растопку. На песчаном склоне росло так много сосен, что их сухой хвоей была устлана вся земля. Огибая вересковые кусты, Хнусь думал о солнышке, диких пчёлах, любящих цветущий вереск, жаворонках в синем небе и о себе. Лучше всего думалось о том, как легко и беззаботно жилось ему в Большой Тени кышонком. Как любили и баловали его родители. Как три года назад он вытаял здесь, на холме. Как его нашёл и приветил Ась. Эти воспоминания были сладкими и приятными. Правда, он немного скучал по близким, но никогда не покинул бы свой дом в Маленькой Тени, потому что привязался к нему душой. И конечно, к кышам, живущим здесь. На холме Хнусю было удивительно спокойно. Он родился трусишкой: боялся змей, камышового кота, сов, лисиц и хорьков. А сюда никто голодный не забредал. Каменная Гряда преграждала путь всем хищникам. Вороны? Ась научил Хнуся от них прятаться. А Сяпа изобрёл «гремелку», отпугивающую настырных птиц, и уже трудился над новым изобретением «колючка» – бронежилетом, в который вплетались терновые и ежевичные иглы по образцу ежовой шкурки. Такая одёжка была бы отличной защитой от всех забияк.

Хнусь нагнулся за очередной сосновой иголкой, но… обо что-то споткнулся и растянулся во всю длину, уткнувшись мордочкой в бурую подстилку. Иголки высыпались из корзины. Кыш, не торопясь, встал. Собрал иголки. И хотел было посмотреть, что ему подвернулось под лапы, но вдруг услышал старинную кышью песенку. Кто-то под стрекот сверчка тихонько напевал «Марш бесшабашного кыша»: