– Это любовь, – тихо ответил Тука. – Любовь не выбирает.

– И с тобой не поздоровалась. И Сяпу назвала колобком. Это Сяпу-то! Да её Фуфа против Сяпы – как моховая кочка против холма.

– Любовь слепа, – тихо отозвался Тука.

– Ну и пусть! Ей же будет хуже! С этим Фуфой Утика ещё хлебнёт кышьего горя.

– Это точно, – поддакнул Тука.

– Ты подумай, – продолжал гневаться Хнусь, – она ведь с самого начала всё сделала наоборот. По обычаю как? По обычаю невесту спрашивают: «Что, мол, ты видела в последнем сне?» И она должна ответить: «Жаворонков!» – потому что сон про жаворонков счастливый. А эта «перепёлка» вдруг говорит: «Хорька!» Вот смеху-то! Ведь каждый кышонок знает, что хорь во сне – к злости и обиде!

Друзья замолчали. Постепенно их глаза стали слипаться. Солнце почти скрылось за лесом, пора было ложиться спать. Тука встал, кивнул на прощание Хнусю и скрылся в своейхижинке.

Прошло три недели…

После того как супруги Утика и Фуфа заняли пустую хижинку под раскидистым орехом на берегу ручья Шалуна, Утика с удовольствием начала приводить её в порядок.

Фуфу мало интересовало хозяйство. Он только ел и спал. А ещё смотрелся в ручей. Этот кыш любил себя и тщательно следил за своей внешностью. Он расчёсывал шкурку щепкой, массировал брыли шишкой, разминал уши лапами, купался в утренней росе – в общем, ублажал себя как мог.

Незаметно в Утикиных трудах и Фуфиных заботах бежали дни. И вот однажды в хижинке молодожёнов наступил праздник – в ней появилось яйцо!

Как-то раз кыш Бяка по прозвищу Большой направлялся проведать Енота. Он шёл и размышлял: «Почему Утика выбрала в мужья отвратительного Фуфу? Кто он такой? Смазливый кыш, и больше ничего». Бякина гордость была ущемлена. «Я большой и сильный. У меня длинные усы и мохнатые брови. И я очень чистоплотный. Мне одному старик Ась связал чудесные домашние тапки. Мой домик „Тёплое Местечко“ лучше всех. Так почему эта привередливая кышка выбрала женихом не меня? Почему? – Бяка сжал кулачки и хрюкнул с досады. – Из-за неё этот надутый Фуфа стал знаменитостью. Как же! У него есть семья и яйцо. Он продолжатель кышьего рода. А меня даже на смотрины яйца не пригласили. И потом ещё спрашивают, почему я не дружу с ними? Почему-почему! Потому что они все злюки и не любят меня».

Бяка подошёл к «Моей Радости» – своему прежнему домику, в котором теперь жил Енот, и свистнул. Дверь распахнулась. Из неё пулей выскочил лохматый зверь и завертелся волчком вокруг кыша.

Вообще-то, Бяка был кышем-одиночкой. У него не было друзей. Но с недавних пор он сильно привязался к Еноту, к этому наивному и очень доброму зверю. Кыш научил Енота чистить шкуру, купаясь в песке, ежедневно вылизываться и даже вытирать грязные лапы о половичок при входе. Енот слушался Бяку беспрекословно. А Бяка в прямом смысле садился Еноту на шею: изредка он надевал на резвого зверька сбрую и раскатывал верхом по всему холму. Еноту это доставляло массу удовольствия.

Вот и сейчас, подбежав к своему другу, Енот низко нагнул голову, приглашая Бяку покататься. Кыш ласково почесал зверя и оседлал его. А потом направил своего «коня» в сторону хижинки Фуфы и Утики, чтобы хоть одним глазком взглянуть на яйцо. Подъезжая к ореховым зарослям, где располагался дом счастливых родителей, кыш-одиночка ещё издали услышал испуганный возглас Фуфы:

– Утика, закрывай скорее окна и двери – Бяка едет!

От обиды у Бяки засвербило в носу и глаза наполнились злыми слезами: «Что такого, если я один разочек взгляну на яйцо? Украду я его, что ли?» От такой страшной мысли сердце Большого Кыша сжалось в комок, но обида всё же взяла верх. «Да, да, да! Правильно! Украду! Раз вы так, то и я так! Я украду яйцо и сам выращу маленького кышонка. Он станет брать с меня пример, научится быть одиноким и чистоплотным. Я подарю ему Енота, и много зубочисток, и носовые платки, и тапки!» Мысль о собственной щедрости так воодушевила Бяку, что он решил действовать немедленно.

– Енот, жми к Шалуну! Я знаю, как отплатить Утике и Фуфе за их вредность. Они не хотели показать мне яйцо? Пусть поплатятся за это! Вперёд, Енот! – скомандовал кыш и лихо присвистнул. Енот припустил что было сил.

Подъехав к ручью, Бяка спрыгнул на землю и начал энергично собирать камни, а потом бросать их в ручей, напротив домика вреднючих Утики и Фуфы. Бросал и бросал до тех пор, пока каменная плотина не перекрыла течение. Вода прибывала и искала выход, а запруда всё росла. Наступил момент, когда пленённый Шалун в негодовании сделал рывок вправо и, накатив на кочку, где рос орех, устремился внутрь хижинки. Оттуда выскочили испуганные Утика с Фуфой. Вода прибывала. Супруги, не в силах справиться с ней, бросились за помощью.

Некоторое время Бяка, спрятавшись в зарослях незабудок, ждал. «Пора доставать яйцо», – наконец решил кыш и, подобравшись к домику, распахнул дверь. Навстречу в колыбельке из прутиков медленно выплыло яйцо. Оно было такое красивое, золотисто-розовое, как солнышко на закате! Бяка протянул лапы, желая его взять… даже его коснулся… Но в этот самый миг поток выхватил колыбельку с яйцом у него из-под лап и утащил на середину ручья. «Ой, мамочки! – испугался Бяка. – Там, ниже по течению, прямо за домом Хлюпы и Слюни, бурлит водоворот и грохочет водопад. Яйцо упадёт вниз и разобьётся о камни! Что я наделал!» Бяка обхватил лапами голову и заплакал от ужаса.

Когда Утика и Фуфа прибежали к соседям за помощью, те, не раздумывая, бросились к ручью. Увы, подмога опоздала. Домик был целиком затоплен. Тука и Хнусь отважно прыгнули в холодную воду и принялись разбирать запруду.

Когда ручей вернулся в своё русло, вода из хижинки ушла. Но яйца в домике не оказалось! Кыши посоветовались и решили: яйцо унесло потоком. И хоть надежды на его спасение почти не было, они начали поиски. Сяпа и Бибо пошли вдоль одного берега ручья, Дысь и старый Ась – вдоль другого. Ась нёс Амулет – прозрачный как слеза камень овальной формы, который, по старинному кышьему поверью, отводил несчастья.

Вскоре Сяпа с Бибо миновали хвощовый луг, заросли незабудок и подошли к кривой хижинке братьев-близнецов Слюни и Хлюпы, что ютилась в корнях склонённой ивы на берегу ручья. Постучали. В доме стояла тишина.

– Близнецов нет дома! – крикнул Асю Бибо. – Если бы они были там, мы бы издалека их услышали – эти лоботрясы с утра до вечера громко ругаются и дерутся. Теперь, наверное, устали валтузиться и спят в тенёчке, на разных склонах холма.

Старик Ась вздохнул и сказал, пришепётывая:

– Дальше водопад. Что тут поделаешь? Яйцо, должно быть, упало и ражбилошь. А оштатки шклевали птицы. Ражбитое яйцо – очень плохая примета. Пошледняя наша надежда – Амулет. Вешь день буду вождавать ему почешти. Но боюшь, беду не отвешти.

Ась повернулся и засеменил прочь. Остальные на всякий случай спустились к водопаду, но безуспешно: яйца нигде не было.