Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Чокнутые на игре в кости не бросили бы своего занятия ни за какие блага на свете.

Служаночка, привалившись к прилавку, отбивала ногой такт, как и прежде. Только барменша глядела на меня с неодобрением.

– Разве это плохая музыка?– спросил я, показывая подбородком на музыкальный аппарат.

– Да гори он синим пламенем!– ответила барменша.– Это да еще оркестр! Если так будет продолжаться, я начну затыкать себе уши противошумными шариками. Эту самую мелодию приходится слушать по пятьдесят раз в день.

– Есть такие любители?

Она вздохнула:

– Один любитель.

– Полегче с клиентами, Жанна,– вмешался хозяин, оторвав на секунду глаза от игральных костей,– не надо болтать чепуху.

Он отреагировал с опозданием, но от всего сердца.

– Ничего страшного,– сказал я.

– Извините меня,– ответила барменша.

– Ничего страшного. Готов держать пари, что этого парня зовут Альфред. То есть Фредо!

– Фредо?

– Да, Фредо, любитель «Вальса Гордецов».

– Не знаю, как его зовут.

Жалко. Когда пластинка кончилась, я поставил ее опять, не пожалев барменшу. Затем, следуя указателю, направился в сторону туалета, который находился в начале коридора между кладовой и единственной телефонной кабиной. Вошел в кабину и закрыл дверь, отгородившись таким образом от музыкального фона. Но вдруг он взял реванш в виде фанфарного залпа. Дверь закрывалась плохо, и если кто-нибудь хотел спокойно разговаривать по телефону, должен был придерживать ее за ручку. Довольный результатом своего опыта, я вышел из кабины. Хозяин стоял в коридоре, закупоривая его своей массой.

– Чего-нибудь ищете, месье? – спросил он усталым, бесцветным голосом.

Ответить ему, что я нашел, что искал? Я пожал плечами:

– Ничего. Благодарю вас.

Я вернулся в зал, выпил свой напиток, расплатился, церемонно распрощался с почтенной публикой, небрежно коснувшись пальцем полей шляпы, и направился к выходу, сопровождаемый взглядом четырех пар глаз.

Я услышал, как кто-то произнес:

– Наверно, это он.

Снаружи все еще шел дождь, но уже не такой сильный. Не спеша, я снова пошел в сторону улицы Франк-Буржуа, где царили мир и покой. Возле дома, где скоро освободится одна квартира, не видно было никакого подозрительного сборища. Я купил вечернюю газету у охрипшего мальчишки и прочитал ее в одном бистро, полном симпатичных клиентов, среди которых я затерялся. Вокруг звучали разговоры на любую тему, кроме одной – убийства. Один или два раза мне послышались сирены полицейских автомобилей, но это оказались шумы в моей голове. Моя голова наполнилась шумами, а Префект полиции запретил звуковые сигналы на улицах. Правда, в какой-то момент не только я услышал рождающиеся вдали и нарастающие по мере приближения звуки сирены, состоящие из двух тонов. Пожарные. Они-то имели право пользоваться этим средством предупреждения.

– Где-то горит,– сказал один гаврош и засмеялся.

– Или наводнение,– добавил его приятель,– с этим ливнем, подвалы…

– Или кто-то надышался газа.

Пожарная машина пронеслась по соседней улице, не переставая издавать жалобный вой, и пропала в наступающей ночи. Я заплатил за выпивку и подошел к телефону. Два раза набрал номер: Тампль 12-12. Два раза звучали звонки там, в темной комнате, и мне казалось, что эта темнота давит мне на плечи. Никакой тип с пышными усами в фетровой шляпе не снял трубку.

Я вернулся к себе и, не поев, лег спать, больной как тридцать шесть собак.

Глава III

ЛЖЕЦ

На следующий день я проснулся около полудня.

Дождь перестал. Стрелка барометра показывала на «ясно», что относилось также и к моей персоне. Не считая головной боли, я чувствовал себя несравненно лучше, чем вчера в то же время. Как-никак, а пятьдесят тысяч франков благотворно влияют на здоровье. Тем не менее некоторую слабость я все же ощущал. «Дубинка – не малинка»,– подумал я. Видимо, удары по голове способствуют развитию поэтических способностей!

Прямо из постели я позвонил Элен, чтобы узнать, нет ли чего нового в Агентстве. Ответ был отрицательным. Тогда я сказал своей секретарше, что у меня вроде начинается грипп и она меня сегодня наверняка не увидит. Красотка ответила, что переживет.

Решив этот вопрос, я оделся и вышел позавтракать. В первом же киоске купил еще не распроданные газеты. Там говорилось обо всем: НАТО, ООН, СБСЕ, ФНРЮ, ФРГ… в Бельвиле обманутый муж, защищая свою честь, убил жену; из троих преступников, бежавших из места заключения, задержаны двое, третий – Роже Латюи, известный под странной кличкой женского рода «Шошотт», все еще на свободе; чтобы оставаться в области дам, упомянем о Мэрилин Монро и Джине Лоллобриджиде, решивших сняться вместе в фильме «Орел и решка», наверняка лажа. Сколько я ни искал, нигде не упоминалось об убийстве Кабироля. Первые выпуски полуденных газет также хранили молчание на этот счет. Если никто так и не решится известить полицию или санитарную службу города, то Кабироль протухнет на своем четвертом этаже, разведя чуму во всем квартале. Мысль об этой неприятной перспективе не покидала меня до того момента, пока я не прочитал газету «Крепюскюль», вышедшую в 13 часов 15 мин.

Печатный орган моего старого друга Марка Кове поместил материал под заголовком:

«ОДИН РОСТОВЩИК УБИТ ВЧЕРА В СВОЕЙ КВАРТИРЕ В КВАРТАЛЕ МАРЭ».

В статье говорилось:

«Преступление, обнаруженное слишком поздно, чтобы мы могли о нем рассказать в предыдущих выпусках, посеяло смятение – но не печаль, мы вынуждены это констатировать – в тихом квартале Марэ. Жертва – некий Жюль Кабироль, более известный в малоимущих кругах под кличкой «папаша Самюэль», ссужал деньги под залог на улице Франк-Буржуа. Он был заколот, по всей видимости, вчера днем или вечером кинжалом, принадлежавшим ему самому. Молодой студент Морис Баду, сын известного промышленника, живущий на улице Тампль, пришел к ростовщику, чтобы заложить у него одну вещь, и обнаружил эту драму сегодня рано утром. Он тут же известил полицию, комиссару Флоримону Фару из Центрального Отдела по уголовным делам было поручено это расследование, которое обещает быть трудным, поскольку у Жюля Кабироля было больше врагов, чем друзей. Тот факт, что ни в сейфе, ни в бумажнике, ни в мебели не было найдено хоть какой-нибудь незначительной суммы денег, наводит на мысль, что убийство было совершено в целях ограбления, но не исключается и мотивация мести, поскольку весьма сомнительная профессия Самюэля-Кабироля несет в себе реальную опасность. Само собой разумеется, что следователи в самом начале своей работы не могут сообщить ничего сенсационного. Тем не менее они сказали нам, что, хотя на тщательно протертой рукоятке кинжала не осталось никаких следов, с другой стороны, на месте преступления было взято несколько серий отпечатков пальцев, среди них несколько очень интересных…»

Эти, «очень интересные», отпечатки пальцев мне не понравились. Я сложил газету, вернулся к себе и стал дежурить у телефона с трубкой в зубах. Если он зазвонит, это будет не так опасно, как если постучат в дверь. Через час мурашки стали щекотать мне ноги, руки и челюсти. Телефон не зазвонил, никто не постучал в дверь, но это ни о чем не говорило. Я потянулся, вытащил из кармана бабки, конфискованные у Кабироля, и принялся их изучать. Без сомнения, они воняли так же отвратительно, как и их законный хозяин, трудно было себе представить, как я буду объяснять комиссару Фару происхождение этого засаленного добра. Особенно если наша беседа будет протекать на базе этих самых «некоторых интересных отпечатков пальцев», взятых при помощи дурацкого порошка отделом судебной экспертизы на улице Франк-Буржуа. Мне казалось, я принял все предосторожности, но всегда можно что-то забыть. Я уже приготовил заранее свою защиту на случай обвинения, но для того, чтобы она казалась более или менее эффективной, деньги в моих карманах должны быть менее подозрительными. Я схватился за телефонную трубку и набрал номер одного друга, доктора, живущего в фешенебельном квартале, у которого я ни за что не стал бы брать взаймы, но другого выхода у меня не было.

4
{"b":"246185","o":1}