— Эти вас тоже не полюбят, — сказал Мика.
— Заткнись, а?
Все стояли и смотрели на «Ссыльных». Ни единой улыбки. В шапито вдруг стало очень жарко.
— Раньше начнем — раньше закончим, — сказал Джимми.
Он кивнул Негусу Роберту, но не успел тот подойти к микрофону, там оказался Толстый Ганди.
— Господи, — сказал Толстый Ганди. — Мы благодарим тебя за этот день. Мы благодарим тебя за этот дар — Орлу — и за ту радость, что она приносила нам каждый день своих чудесных двадцати одного года.
Ганди улыбнулся имениннице, но она пялилась в фанеру.
— И мы благодарны за сестер Орлы — Шинейд, Рут, Мириам и Мэри.
Еще больше глаз вперилось в фанеру.
— Мы благодарим тебя за пищу и напитки. И последнее, однако важное: Господи, мы благодарны тебе за тех талантливых людей, что стоят сейчас у меня за спиной, — они приехали… ну, отовсюду, чтобы развлекать и вдохновлять нас. И я уверен, они постараются. Аминь.
Он передал микрофон Негусу Роберту:
— Вам слово.
— Именно, — ответил тот.
Глава 13
Наркотики и христианство
Негус Роберт принял микрофон из рук Толстого Ганди.
Все были готовы и нервничали — им просто до смерти хотелось штурмануть тишину, что высасывала из шапито воздух. Негус Роберт воздел руку и резко уронил. Лев грохнул в барабаны, и пришел конец света; восстали мертвые, а в шапито вступил Сатана. Так думал Ганди, пока не увидел, как из бочки вывалился Иоанн — Креститель.
Пока Ганди тащил Крестителя в дом, чтобы попробовать его утихомирить смесью «Пэла» и парацетамола, Негус Роберт начал сызнова. Воздел руку и уронил.
И начались «Ссыльные».
— ВЫ ВИДАЛИ, КАК ШЕЛ ЛИНЧЕВАТЕЛЬ?
Песня понеслась с ревом. К микрофону подошел Пэдди и встал рядом с Негусом.
— ВЫ ВИДА — АЛИ…
КАК ШЕЛ — Л…
ИНЧЕВА — АТИЛЬ?
Джимми видел, как полотняные стены шатра выгибаются от мощи звука. Одна тетушка выронила стакан. Джимми заметил, как он упал на фанеру, но звона разбитого стекла не услышал. Он наблюдал за лицами — и за ногами.
«Ссыльные» побеждали.
— ВЫ ВИДА — А-АЛИ, КАК ШЕЛ ЛИНЧЕВАА — А
ТИ — ИЛЬ…
Ноги притопывали, к выходу никто не рвался. Им было любопытно, некоторых уже даже ошарашило. Теперь и Агнес запела.
— ВЫ СЛЫХАЛИ, КАК ЕГО ПО ВСЕЙ ЗЕ — ЕМЛЕ СКЛОНЯЛИ…
Боже, отличные какие, настоящие. Выглядят, звучат, они есть — группа Джимми Кроллика. Керри — как секс на палочке, да и Мэри смотрится так же — средних лет секс, но очень мило. Комбез ей шел, злость — тоже.
— ЗАЧЕМ ЖЕ ЛИНЧЕВАТЕЛЬ…
Но чего она злится?
— ЗАЧЕМ ЖЕ ЛИ…
ЛИНЧИ — ВА — АТЕЛЬ…
И тут Джимми увидел ответ с нею рядом — призрак Курта Кобэйна. Кенни извивался и угрожал; у него слетала крыша. Джимми вгляделся ему в глаза — глаз не было вообще. Он что‑то принял.
— НЕС В РУКЕ СВОЕЙ ОБРЕЗ…
Он рвал и метал, и на нем не блестело ни капли пота. Воткнулся в обоих Данов, труба отлетела. Ох господи, подумал Джимми. Даже начать толком не успели.
— ВЫ СЛЫХАЛИ, КАК ЕГО ПО ВСЕЙ ЗЕМЛЕ СКЛОНЯЛИ.
А уже распадаются на куски.
Он нашел Мику.
— Подсоби‑ка нам с Кенни.
Они вдвоем свинтили гитариста. Тот не сопротивлялся, сцена крохотная — его вынесли из шапито несколькими широкими шагами.
Джимми повернул к себе лицо Кенни:
— Кенни! Кенни! Чего ты наглотался?
— Чё?
— Что принимал? Давай.
Джимми пригнул голову Кенни, так что парню пришлось скорчиться в три погибели.
— Надо, чтоб его вырвало.
Но ответил ему Кенни, а не Мика:
— Зачем?
— Чтоб наркоту, блядь, из тебя вывести.
— Какую наркоту?
Джимми отпустил Кенни:
— Ты ничего не принимал?
— Нет.
— Так чего ж тогда с ума там сходил?
— Я веселился, — ответил Кенни. — Извини, типа.
— Нормалек, — сказал Джимми. — Просто ты там, э — э, полегче, а? Не один все‑таки.
— Ага. Спасибо, — сказал Кенни и вбежал обратно в шатер. Джимми и Мика вошли следом — группа как раз начинала следующую песню. Какие‑то тетушки и дядюшки сваливали, но это зашибись. Больше места молодежи. Появились бутылки, смешной табачок; руки хватались за руки, лица сталкивались с лицами и в них втирались. Именинница стянула джемпер и подбросила к потолку. Христианство покинуло шатер.
— ПРАА — АЩАЙ…
ПРИЯТНО БЫЛО ЗНАТЦА…
То была танцевальная музыка.
— БЬЕТСЯ СТАРАЯ ПЫЛЬНАЯ ПЫЛЬ МНЕ В ДОМ…
Джимми об этом не подумал, когда вспомнил о Вуди Гатри за десять минут до первого сбора группы, через два дня после того, как родился Смоки. Но это она и есть.
— И ПОРА МНЕ В ДОРОГУ ПЕ — ЕШКОМ…
Танцевальная музыка. Все, что играла эта группа, — танцевальная музыка. Вот настолько они были хороши. Джимми смотрел на них. Они были счастливы, из них пер секс — они наяривали и были ирландцами.
Пэдди неистовствовал:
— ЧЕРЕЗ ОВРАГИ…
Вступили Агнес и Негус Роберт:
— НА — АС НЕ — Е СДЕРЖА — АТЬ…
— ПО РОЗОВЫМ КУСТАМ…
— НА — АС НЕ — Е СДЕРЖА — АТЬ…
Джимми заулюлюкал — само вырвалось.
— ДА ЧЕРЕЗ ПАШНИ…
— НА — АС НЕ — Е СДЕРЖА — АТЬ…
Теперь уже пели все:
— НА — АС ГОСПОДЬ ОСВОБО…
ДИИИИИТ…
Именинница выгуливала свою попку в кругу, ей хлопали друзья и родня — и тут, нагнувшись, вошел в шатер Толстый Ганди. Челюсть его отвисла.
А к микрофону шагнула Агнес.
— НАМ…
Хлопать прекратили.
— ЕСТЬ МЕС — ТО…
Именинница замерла.
— ГДЕ — ТО ТАМ…
МЕСТО — ГДЕ…
Ганди уставился на сцену. Челюсть его не поднялась оттуда, куда он ее уронил. Он только что влюбился.
Глава 14
Дух народа
Агнес держала микрофон — руки у нее тряслись, глаза были закрыты.
— НАМ…
ЕСТЬ ВРЕМЯ…
ТАМ…
То, что она делала, было прекрасно, но Толстый Ганди не смотрел на нее. И не слушал. Челюсть его пока не ожила.
— НАСТА…
НЕТ ВРЕМЯ НАМ…
Голос Агнес и песня снова привлекли в шатер тетушек. Только Ганди этого не замечал — да и плевать ему было. Он был влюблен. В Гилберта.
Ганди знал партийную линию: гомосексуальность — извращение. Знал он ее с тех пор, как десять лет назад узрел свет и быро сообразил, что громкий приход к Господу — очень полезно для бизнеса. На большинство это наводило тоску, многих даже пугало, но все равно чудное воцерковление Ганди вдруг сделало его человеком респектабельным. Вот кому стоит доверять, вот кто относится к миру всерьез. И он принял этот гольф без тренировок как есть.
— И ДЕНЬ…
И ГДЕ…
И с тех пор он ни разу не взглянул на мужчину.
— МЫ ОБРЕТЕМ СВО…
Ё…
СЧАСТЬ — Е…
И вот он опять влюбился. Так уже случалось раньше — ему тогда было семнадцать. Любовь всей его жизни, как он с тех пор думал, студент из Лиона, который в настольный теннис играл, как роскошный маньяк, и никогда и капли пота не проливал, если ему это было не с руки.
— МЫ ВДРУГ ПОЙМЕМ…
КАК ПРО…
ЩАТЬ ВСЕХ…
И вот откуда ни возьмись — опять.
— ДАЙ МНЕ РУКУ, И…
Эта тяга, томленье.
— МЫ ПРИДЕМ…
Счастье и горе — все вместе колотило в Ганди.
— ТОГДА…
Поддерживало его и сшибало наземь.
— С ТО — БОЙ…
Барабан Гилберта шептал. Агнес окружили, она стояла среди людей, а потом наконец открыла глаза.
— ТУ…
ДАААААА.
Повисло молчание. Гилберт поправил серебряный парик. Первым захлопал Ганди: ему нужно было что‑то сделать, и он принялся так бить в ладоши, что застучали зубы и у него самого, и у всех остальных. Все шапито наполнилось улюлюканьем и аплодисментами. Гилберт и Лев заколотили в барабаны, навязали толпе ритм. А к микрофону шагнул Пэдди.
— НА ВОСТОКЕ, ГОВОРЯТ…
Ганди знал: добрый христианин не может взять и уйти от семьи.
— БЕГУТ ИЗ ДОМУ ВСЕ ПОДРЯД…
С мужиком — любым мужиком, не говоря уже про этого конкретного, в серебряном парике.
