Внизу зашумели. Раджу переждал некоторое время, унимая дрожь в руках, потом с помощью палки освободил от проводов мертвую ворону. Перья ее полетели вниз, кружась в воздухе. Раджу соединил провода, как его научили, и начал спускаться. Осторожно нащупывая ногой опору, он спускался все ниже, порой скользя, и наконец, ухватившись за веревку, повис над площадкой.

Тарна обхватила руками его ноги, Раджу отпустил веревку, и девушка втянула его на площадку. Долго они стояли, прижавшись друг к другу, закрыв глаза. Лицо Тарны было бледно, волосы растрепались. Сердца их бились в такт. Струны любви вновь были настроены на один лад. Снизу доносились все более громкие крики. Раджу открыл глаза.

— Давай нажмем этот рычаг!

— Какой?

— Самый верхний.

Он одной рукой обнял Тарну, а другой нажал рычаг.

— Смотри, смотри, Тарна! Загорелось! — радостно засмеялся он.

Они выглянули с балкона. Весь купол был в огнях, и не только купол — разноцветными огнями сияли все дома, раньше погруженные в темноту.

В глазах Тарны плясали радостные огоньки, лицо ее светилось, словно Млечный Путь. Она улыбнулась Раджу и предложила:

— Пойдем вниз!

Когда они вышли из лифта, сотни людей окружили Раджу и, подняв его на руки, начали качать. Он стал героем дня, потому что дал людям радость, рискуя собой. Жизнь так беспросветна, что порой людям хочется вдосталь полюбоваться на огни.

Когда Раджу опустили на землю, он очутился носом к носу с Махадевом.

— Махадев! — радостно вскрикнул он, и они крепко обнялись. — Тарна, посмотри, это же Махадев!

Тарна тоже была рада этой встрече.

— А где Бахтияр? — спросила она.

— А кто рядом с тобой скалит зубы? — ответил Махадев.

Раджу и Тарна бросились обнимать и Бахтияра.

— Как вы очутились в Бомбее?

— Везем груз в Индор, и Махадев предложил заехать на праздник в Бомбей.

— Куда вы теперь едете? — спросил Раджу.

— Отсюда в Индор, из Индора в Дели, из Дели в Амритсар.

— Из Амритсара в Патханкот, а оттуда — куда вы пожелаете, — закончил за Махадева Бахтияр.

— Ну, поедем? — весело глядя на Раджу и Тарну, спросил их Махадев.

Они переглянулись, глаза их радостно заблестели.

— Где ваша машина? — дрожащим голосом спросила Тарна.

— Вон у того здания.

Раджу взял Тарну за руку:

— Решай! Если не боишься нарушить волю отца и общины, то поехали. Быков я смогу купить. — И он помахал пачкой денег, полученных от Митала.

— Поехали! — сказала Тарна.

Но, пройдя несколько шагов, остановилась, оглянулась на Кусум и, вырвав руку у Раджу, бросилась к подруге.

— Что же будет с моей школой! — обнимая Кусум, спросила она сквозь слезы. Кусум расцеловала ее в обе щеки.

— Я буду учить детей вместе с дядюшкой Гангадхаром. Поезжай к себе в деревню, ты нужна там. А я постараюсь продолжить твое дело здесь. Иди же! Только обязательно пиши.

Попрощавшись с Кусум, Тарна побежала к машине, но ей преградил путь Митал.

— Не уезжай, Тарна! Я запишу на твое имя этот дом.

— А что еще? — Покрасневшие от негодования глаза ее метали молнии.

— Текстильную фабрику.

— Еще?

— Что же еще? Скажи, чего ты хочешь. Ну, скажи! Я готов все сделать, чтобы ты была моей.

Тарне стало жаль его.

— Господин Митал! Вы как были ослом, так им и остались. Ничему не научились! И сегодняшний случай ничему вас не научил.

— Раджу очень смелый, но и он совершал свой подвиг ради денег.

— Храбрости нет цены. У нас в деревне по крайней мере нет. У вас все есть — дома, заводы, банки, магазины, но без света все это ничего не стоит. А свет могут принести лишь две трудовые рабочие руки!

Тарна забралась в кузов. Митал кричал ей вслед:

— Не уезжай! Назови свою цену! Я ни перед чем не постою! Назови свою цену!

Махадев включил мотор.

— Моя цена, сетх, — пара быков и рабочие руки! — смеясь, ответила девушка.

Машина тронулась. Митал бежал за ней, пока она не скрылась за поворотом.

Тарна и Раджу сидели в машине, загруженной доверху, словно на вершине горы, и глядели друг на друга сияющими от счастья глазами. Над их головами было безмолвное небо и облака, плывущие, словно стаи белых лебедей. Зеленые ветви деревьев, отягощенные плодами, сверкали как изумруд.

Они ехали домой. Вместе с ними бежала и дорога. Мимо долин и горных вершин, бескрайних полей и высокогорных пастбищ, словно шелковая лента, переливающаяся от радости всеми цветами радуги, она бежала назад. Раджу играл на свирели. Далеко вокруг разносилась песня Бахтияра:

В кабинете начальника станции стоял страшный шум. Кули, пассажиры пригородных поездов, контролеры, Мадху — торговец фруктами на привокзальной площади, сторожа, охраняющие станционный склад, подметальщик, начальник охраны — все были здесь и смеялись, поглядывая на Лачи. А она стояла в стороне от всех перед столом начальника, вызывающе подбоченясь. Лицо ее выражало такую ярость, что казалось, она была готова съесть всех живьем. Но в этой толпе Лачи была беспомощна. Окружающие ее станционные рабочие и служащие, которые хорошо знали ее, только пересмеивались, глядя на нее и что-то поясняя друг другу знаками.

Сторож ввел Лачи в кабинет, крепко держа за руку, но, подойдя к столу начальника, она резко высвободила руку и встала перед ним, подбоченясь. Начальник станции Расак Лал не любил шума. Это был пожилой семейный гуджаратец[30]. Он уже двадцать пять лет служил на железной дороге. Его старший сын должен был вскоре получить работу железнодорожного контролера, а младшая дочь Умла училась в колледже. (Расак Лала давно уже занимал вопрос о ее замужестве.) Кроме того, он отвечал за работу станции. И надо же так случиться, что как раз в то время, когда он улаживал вопрос о предоставлении вагонов Ганге Дину — торговцу фуражом, за что надеялся получить около пятисот рупий, — случилось это происшествие.

Расак Лал, озабоченно почесывая подбородок, кончавшийся каким-то обрубком, посмотрел на стройную фигурку Лачи, затем перевел глаза на сторожа, нахмурился и резко спросил:

— В чем дело?

— Она воровала уголь со склада, — ответил тот, коснувшись Лачи рукой.

Девушка оттолкнула его руку.

— Не прикасайся ко мне!

Это вызвало новый взрыв смеха в толпе. Мадху, торговец фруктами, весело крикнул:

— Берегись, сторож! Укусит! Это же царица пчел!

Лачи сверкнула на него глазами:

— Помалкивай лучше ты, недозрелая папайя.

Мадху был тучный мужчина среднего роста. Он был одет в грязное дхоти, едва доходившее ему до колен. На его смуглом теле не росло ни единого волоска, и оно в самом деле удивительно напоминало фрукты, которыми он торговал. Поэтому, когда Лачи назвала его недозрелой папайей, все захохотали.

Между тем толпа росла, и начальник станции поспешил исчерпать инцидент:

— Так ты воровала папайю?

— Не папайю, а уголь! — ответила девушка и, смеясь, обвела глазами толпу, как бы говоря: «Посмотрите-ка на него! Вот дурак!»

Начальник станции, который в спешке перепутал слова, засмеялся и сам.

Негодующий сторож тоже расхохотался. Расак Лал подпер рукой голову и сказал ему с напускной серьезностью:

— Сейчас подойдет номер десятый западного направления, а ты затеял тут шум по пустякам. — И, строго взглянув на Лучи, добавил: — Иди, но больше не воруй уголь с нашего склада, а то попадешь в тюрьму.

— Хорошо, не буду! — ответила Лачи таким тоном, как будто оказывала милость ему и всем собравшимся; она отошла от стола, босая, покачивая бедрами под голубой цветастой юбкой.