Признавая весь приведённый пласт выводов о родовых истоках ДУХОВНОЙ РОДИНЫ человека, проистекающих из его кровной связи с этническим нуминозным эгрегором, мы должны признать и другой не менее очевидный момент, вытекающий из приведённых в этой книги рассуждений. Это факт относительности ДОБРА и ЗЛА в каждой системе этнического нуминозного мироздания. Благие мысли и благие дела в одном этническом священном пространстве есть ХАОС И ЗЛО для пространства другого этноса. В общем, этот камень преткновения так и остался лежалым камнем в доктрине христианства.[11]

Описание и объяснение миропорядка, непосредственно связанного с идеей справедливости и категориями добра и зла, - главная задача религии. И именно с этой основной своей задачей христианская теология не справилось. Оправданием Бога занимается целое философское направление - теодицея, названное так Лейбницем, который тоже пытался объяснить, откуда и зачем появилось зло, если Бог всеблаг и всемогущ. Теодицея призвана согласовать существование зла с божественной благостью и всесилием. Такая задача теснейшим образом связана с философскими и космогоническими принципами религий, с вечным противостоянием дуализма и монизма, теизма и пантеизма. Убедительная философия предполагает стройную космогонию и обуславливает безупречную этику. Христианские и космогония, и теодицея, и этика оказалась наиболее уязвимыми. Хотя совершенной и с точки зрения разума, и в этическом смысле религии нет, все религиозные системы в той или иной степени страдают несовершенством, обусловленным несовершенством человеческого разума, так что в конечном счёте решение остаётся всё равно за сердцем и верой, за складом и склонностью человеческой души.

Такова главная дилемма всякой религиозной мысли - либо лишить Бога совершенства и статуса творца всего сущего, оставив нерешённым вопрос о первопричине и источнике бытия, либо возложить на него ответственность за зло. Однако просто извинить это зло, указать его смысл и причины было бы мало, пришлось бы включить зло в сущность Бога, чего логически требовала всеобъемлющая и совершенная, в смысле полноты, природа этой сущности. Таким образом, проблема теодицеи и существования зла имеет две формы - философскую и этическую. Первая заключается в том, что Бог бесконечен и беспределен, но этот бесконечный беспредел нужно как-то ограничить, отгородив в нём место для обители зла, причём, надо отметить, довольно вместительное, а ограниченная бесконечность - это уже нелепость. Этическая проблема сводится к тому, что если Бог всемогущ, на него следует возложить вину и ответственность за зло, но если Он всеблаг - это недопустимо. Все вышеперечисленные религиозные и философские системы уязвимы либо в первом, либо во втором смысле. Христианская религиозная система уязвима в обоих. Согласно логике и здравому смыслу, бог христианской доктрины не может быть совершенным ни в смысле полноты, беспредельности, ни в этическом смысле.

От бессилия перед доводами рассудка современное христианство перешло на позицию уклончивости, уступок и неопределённости. Сегодня оно не имеет ни чёткой философии, ни однозначной экзегезы, теологии и картины мира. Оно, по большому счёту, уже не является ни теизмом, ни монизмом. С точки зрения теизма этот мир должен быть конечен и, значит, Бог ему трансцендентен, то есть пребывает вне этого мира. Но это уже подразумевает дуализм. Если же космос бесконечен, то нет границы между естественным и сверхъестественным, нет никакого дуализма, нет противоположности между богом и природой, и человек - единство гармонии. Христианство выходит из этого положения предельно просто, то есть никак. "Бог и трансцендентен, и имманентен этому миру", - говорит оно. Но соединить в предложении две противоположности союзом "и" ещё не значит логически соединить их мыслью.

Теодицею Бога христианство попыталось решить плагиатом, позаимствовав идеи Платона. Однако это был напрасный труд. Во-первых, потому, что неоплатонизм по идее является пантеизмом, в отличии от теистического христианства. Во-вторых, потому, что неоплатонизм тоже не давал безупречной системы мироздания, и последовательного монизма в нём также не получалось. Система Платона - это идеалистический пантеизм. Однако, как совершенно верно замечал Шопенгауэр, "Назвать мир Богом ещё не значит объяснить его". Последовательность монизма в идее эманации можно проследить и в онтологическом, и в гносеологическом аспектах, но что касается сферы нравственной, категорий добра и зла, здесь Платону отстоять свой монизм не удалось. Материю и зло Платону понимал как нереальность, небытие, как угасание света, т.е как недостаток, нечто не имеющее объективной сущности и бытия. Но, назвав Единое Благом, Платон таким образом его ограничил (несмотря на весь абсолютизм в провозглашении его безграничности). Благость подразумевала наличие противоположности и требовала объяснения её природы, которых Платон дать не смог.

Что касается зла, то его Платон описывал как "не равнозначное добру, недостаток должного быть добра". И эта формулировка почти дословно была заимствована из неоплатонизма христианством, согласно которому зло - это недостаток добра, антиреальность. "Зло, - писал прп. Максим Исповедник, - не было, не есть и не будет самостоятельно существующим по своей природе, поскольку оно не имеет для себя ровно никакой сущности, природы, ипостаси, силы или деятельности; оно не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действие, ни движение, ни обладание, ни страдание, но зло есть недостаток деятельности присущих естеству сил в отношении к их цели, и решительно не есть что-либо другое". Однако такая трактовка зла противоречит христианской онтологии и космогонии.

Христианская религия - это теизм, тогда как идея эманации Платона - пантеизм. Перед обеими идеями можно поставить вопрос: коль скоро абсолютное совершенство не допускает степеней, то был бы Бог абсолютно совершенен, если бы Он включал в себя понятия зла и тьмы, или если бы таковыми не обладал? Если для каждой из сторон существует только одна возможность логически увернуться от ответа, именно - предложенная Платоном, то у христианства она тем более сомнительна, поскольку позаимствована из пантеизма. Теисты, если они не дуалисты, вынуждены вслед за Платоном говорить о несамостоятельности существования зла, его антиреальности. "Само по себе зло не считается какой-то самостоятельной силой, противостоящей добру. Зло есть искажение добра, его недостаток, оно не имеет своей сущности. Зло есть отступление от Бога, зло есть отсутствие любви". То есть существует-то оно объективно, наряду с добром, но при этом не есть ничто более, чем недостаток добра, что должно было бы исключать его существование, подразумевать пустоту на месте отсутствия добра, но не исключают, а уводят теологов в дебри диалектической казуистики, глубина которых напрямую зависит от витиеватости их мышления. В системе Платона такое объяснение было более или менее обосновано, коль скоро само видимое бытие для него являлось лишь далёким отражением, тусклым отсветом единого источника неиссякаемого света, то есть само по себе уже было неким недостатком и нереальностью, почти антиподом света, но, всё-таки, производным от него. Но христиане, признавая зло и тьму в своём роде скудостью освещения, недостатком света, не имеют ввиду материальную действительность как явление этой скудости. Так что все проявления зла, как и его носитель - дьявол, для христианства вполне реальны. "Что бы люди ни говорили и ни думали о диаволе, он есть на самом деле, это неоспоримо. Диавол существует, его пагубные действия проявляются повсюду в мире" ("Дьявол и его нынешние лжечудеса и лжепророки")

Да, сатана первоначально был представителем света. Но его падение очень трудно сравнить с угасанием света и реальности в идее эманации. Христианская формулировка "недостаток добра" вовсе не даёт знания о том, у кого и на каком этапе созидания зародилась первая мысль о возможности зла. "Не то мы говорим, - пишет Блаженный Феодорит, - будто духи злобы от начала созданы злыми Господом всяческих, и будто дана им такая природа; но то, что они сами по низвращению воли от лучшего устремились на худшее". Само собою напрашивается вопрос о том, чем было это "худшее", о котором пишет Блаженный Феодорит, откуда оно взялось, откуда у ангела появилась сама мысль о грехопадении? То есть, злая мысль не есть ли уже зло, особенно если она осуществляется? Откуда же могла взяться у ангела, сотворённого Богом, злая мысль и само представление о возможности зла? Не говоря уже о том, чем была та тьма над бездною, от которой Бог отделил свет. Примечательно, что в христианстве не упоминается и не объясняется любопытная фраза из Ветхого Завета о "злом духе от Бога", который напал на Саула в 1-ой книге Царств.