— Николас, — резко произнесла она, — когда мы поедем в Драгонвик? — в ожидании ответа ее сердце отчаянно заколотилось. И почему ее так пугает этот простой вопрос? Ведь роскошный Драгонвик и был его настоящим домом, а теперь и ее.
— Да ведь его не успеют подготовить к концу июня, — спокойно ответил он. — Там сейчас рабочие все красят, перестраивают. Полагаю, мы уедем через две недели и укроемся от жары в Маунтин-Хаузе в горах Кэтскилл, а потом уж поедем в Драгонвик.
Она с облегчением вздохнула. До чего же она глупая! Вообразила, что он не только избегает упоминать Драгонвик, но не желает и думать о том, чтобы жить там. Она оказалась абсолютно неправа, как это часто с ней стало случаться за последнее время. Правильно говорила мама, весело подумала она, моя голова полна глупых фантазий.
Она пошла наверх к своему письменному столу и написала длинное восторженное письмо матери, подробно рассказывая о своем счастье и всевозможных добродетелях Николаса как супруга. Когда через три дня Абигайль получила это письмо и прочитала его, она немного приободрилась. Затем передала письмо Эфраиму.
— Похоже, она счастлива как свинья в клевере. Я же говорил, чтобы ты не изводилась из-за нее, — заметил он, возвращая письмо.
Но Абигайль, вновь пробежав глазами по размашистым строчкам, нахмурилась.
— Не знаю, не знаю… Слишком уж много восторгов. Можно подумать, она стремится убедить и себя и меня.
В день приема Миранда лежала в затемненной спальне, стараясь расслабиться. Только что ушел парикмахер, и Миранда не решалась даже пошевелиться, боясь испортить прическу. Все было готово, спасибо Николасу и опытным слугам, которые совершенно не нуждались в ее робких советах.
Они относились к ней как к очаровательному, но беспомощному ребенку, и Миранда преодолев обиду, сообразила, что она действительно не имеет никакого опыта.
Как хорошо было бы встретиться с людьми, размышляла она с возрастающим возбуждением, заставляя себя закрыть глаза, хотя уснуть было невозможно. Если не считать тех моментов, когда она ходила. в церковь Святого Марка за углом, все эти недели она никого не видела, кроме слуг и, конечно, Николаса.
Дело не в том, что мне нужен кто-то, кроме Николаса, торопливо заметила она себе. Она вовсе не одинока, но иногда ей очень хотелось бы иметь подругу. Другую женщину, с которой можно было бы поболтать о всяких глупостях, о нарядах или о вышивках, можно посмеяться, поговорить обо всем, что придет в голову. И не нужно всегда быть в напряжении.
В дверь постучали, и в спальню вошла миссис Макнаб с письмом.
— Оно только что пришло, мадам.
От мамы, радостно решила Миранда. Но письмо было не от Абигайль. Почерк был незнаком, а штемпель указывал на город Гудзон, штат Нью-Йорк.
Миранда сломала печать и удивленно взглянула на подпись. «Джефферсон Тернер». Странно, что он решил написать ей! С тех пор, как он гостил у них на ферме, она редко вспоминала о нем. Ее одержимость Николасом в то время была так сильна, что, если не считать благодарности Джеффу за спасение Чарити, он явился для нее лишь кем-то вроде почтальона.
Моя дорогая Миранда (начиналось письмо).
Недавно я узнал о вашем браке. Признаюсь, это был большой сюрприз. Надеюсь, вы будете очень счастливы.
Когда вы отправитесь вверх по реке, меня уже тамне будет, чтобы вас поздравить, потому что я вступил в армию и уезжаю в Мексику. Не знаю, какой из меня получится солдат, но уверен, что врачи нужны везде.
Когда будете писать домой передайте, пожалуйста, мое почтение вашей семье. Надеюсь, у вас все будет благополучно. Благослови вас Господь.
Джеффу потребовалось много времени, чтобы решиться написать письмо. И он никогда бы не сделал этого, если бы не война и уверенность, что он вряд ли вернется. И если мексиканская пуля не сделает своего дела, то лихорадка или дизентерия ему наверняка гарантированы.
Он писал правду, когда говорил, что брак Миранды стал для него сюрпризом. Он был поражен словно громом среди ясного неба, его ослепили всесокрушающий гнев и дикая ярость в отношении Николаса. Эта ярость открыла ему глаза, и когда он наконец успокоился, то взглянул прямо правде в глаза. Он испытывал безумную ревность, именно то чувство, делающее невыносимой мысль, что Миранда может стать женой другого человека.
Эфраим не так уж и ошибался, когда уверял Абигайль, что Джефф вернется в Гринвич, потому что тот действительно помышлял об этом. И теперь Джефф понял, что слишком много потерял времени, ожидая, когда Миранда избавится от своей одержимости хозяином Драгонвика. И все же всепоглощающее чувство к Миранде подкралось к нему столь незаметно, что он даже долго и не догадывался о нем.
Да что же это за напасть такая, что я так хочу эту девушку? — спрашивал он самого себя, когда ужасная весть о браке Миранды заставила его понять, что он действительно жаждет ее — до безумия. Но будучи человеком трезвомыслящим, он никогда не тратил времени на бесплодные переживания. Он обратил свои чувства в действие. Он завербовался бы и в любом случае, не особенно задаваясь вопросом, в чем заключаются истинные мотивы президента Полка. Страна воевала, и он был ей нужен. Для Джеффа этого было достаточно. Но страстное нежелание видеть, как Миранда поселится в Драгонвике как жена Николаса Ван Рина, ускорило его решение. Потом он написал ей.
Миранда даже и не догадывалась о страстях, бушевавших в душе Джеффа, а потому была удивлена и тронута его письмом. Когда-то между ними существовала неприязнь. Даже во время его жизни на их ферме она думала, что он испытывает к ней лишь отрицательные эмоции. Оказалось, что это совсем не так.
Она все еще смотрела на листок бумаги, когда Николас открыл дверь и заглянул внутрь.
— Как, вы не отдыхаете? — с недоумением спросил он. Потом подошел к кровати. — Что вы читаете?
— Письмо доктора Тернера, — ответила она.
В комнате повисла напряженная тишина. Затем Николас протянул руку.
— Дайте взглянуть.
Несколько удивленная, она передала ему письмо. Он никогда не проявлял интереса к письмам, приходящим ей из дома. Наблюдая, как Николас читает письмо, Миранда с недоумением заметила, как на лице мужа промелькнула тревога, а затем в его глазах, появилось выражение… выражение чего? Удовлетворения? Облегчения? Она не могла понять.
Николас вернул письмо.
— Мне кажется, тон письма несколько фамильярен. С каких это пор он мог узнать вас настолько хорошо, что решился просить для вас Божьего благословения?
— Прошлой осенью он прожил неделю на нашей ферме, — нехотя ответила она. В голосе Николаса она ощутила нотку иронии, и она не могла разобрать, Действительно ли он был недоволен или ей просто показалось. И если он недоволен тем, что она получила письмо от другого мужчины, то тогда откуда это выражение облегчения в его глазах?
— Я и не знал, что он останавливался у вас на неделю, — без особого выражения произнес Николас. — Но он приятный молодой человек, и, как я вижу, патриот. Без сомнения, вам нравилось его общество?
В этот раз в его голосе явно слышался сарказм. Она устало повернула голову и откинулась на подушку.
— Нет, — ответила она. — В то время я думала только о вас.
Маленький граф де Греньи прибыл на прием первым. За прошедший год, проведенный в Лионе, занимаясь там бизнесом по производству шелка, пока проблемы экспорта не потребовали его новой поездки в Нью-Йорк, он стал еще полнее. Костюм цвета слоновой кости и вышитый жилет плотно обтягивали его неуклюжую фигуру, однако его черные глаза были такими же живыми и любознательными как и раньше, а восковые усы закручивались с прежним изяществом.
Графу были очень интересны изменения, происшедшие в доме Ван Рина, и ему не терпелось увидеть Миранду в новой роли. Когда она появилась, спускаясь по лестнице впереди Николаса, двигаясь с присущим лишь ей изяществом и остановилась на мгновение у порога, чтобы справиться с волнением, его галльское сердце было совершенно покорено.