— Теперь перестало, — сказала она.

— Ничего и не было, — сердито ответила Миранда, но Кэтрин ее уже не слышала. Ее веки закрылись, а прерывистое дыхание постепенно выровнялось. Через несколько минут она уснула.

Миранда пошла в собственную комнату, недовольная своим желанием бежать через холл и дергать шнурок звонка, чтобы хоть кто-нибудь пришел к ней и поговорил.

Чепуха, уверяла она себя. Я ничего не слышала, и никто не слышал. Это все выдумки впечатлительного ребенка.

Миранда подняла руки над головой и потянулась. Она еще не проснулась окончательно. Девушка засунула ноги под. одеяло, затем вновь вытащила их и наконец села. В холле послышался топот бегущих ног, чьи-то голоса, а затем стук в отдаленную дверь.

Миранда надела домашние туфли и вышла в холл. Со свечами в руках бестолково носились взад и вперед слуги. Магда стояла, заламывая руки, а ее некрасивое лицо буквально посерело. По ее указанию лакей постучал в дверь Джеффа, который сразу же вышел.

— Что случилось? — спросил он в спокойной готовности, хотя его голос был еще хрипловат от сна.

— Мифрау стало плохо! — вскричала Магда. — Торопитесь сэр.

Джефф подхватил свой саквояж, и плотно запахнувшись великолепным халатом, быстро зашагал в комнату Джоанны. Миранда последовала за ним.

В комнате слышались звуки рвоты, устойчивые, почти ритмичные. На кровати бесформенная фигура отбрасывалась взад вперед с пугающей регулярностью.

Несколько мгновений Джефф в ужасе стоял неподвижно, затем с трудом нащупал пульс, оказавшийся страшно медленным и неровным, а кожа под его пальцами была липкой как у угря.

— Что случилось? — резко спросил он Магду, которая стояла рядом с постелью и стонала. Безумный страх заставил ее забыть о пренебрежении к молодому доктору.

— Это началось внезапно, примерно около часа назад. Рвота и понос. Я думала, пройдет.

— Она ела это? — спросил Джефф.

На столе у кровати все еще стоял огромный торт, пропитанный ромом и начиненный сухими фруктами. Рядом стояла мельница для раскалывания орехов. Джоанна обожала мускатные орехи.

Служанка кивнула.

— Да, и очень много. Мистер Ван Рин просил ее не есть, но только ей очень хотелось.

— Где мистер Ван Рин? — выпалил Джефф.

Он сделал для своей пациентки все, что мог, пытаясь поддержать ее сердце нашатырным спиртом, но оно уже не справлялось с нагрузкой. Он положил на ее лоб и вздутый живот горячие грелки, но она быстро сбросила их.

— Он наверху в башне. Я пошлю за ним. Острое расстройство желудка? — быстро размышлял Джефф. Воспаление кишок? Торт мог служить объяснением, слишком обильная еда для истощенного организма могла быть опасна и все же он не был удовлетворен. Зрачки Джоанны до того увеличились, что глаза казались не голубыми, а черными. Так бывает от воздействия некоторых наркотиков, решил Джефф.

— Она принимала какие-нибудь лекарства? — спросил он Магду.

Служанка покачала головой.

— Ничего, сэр, кроме тех капель, что вы дали. Капли были совершенно безвредными и он стал спрашивать дальше:

— Что она ела после того, как я ее осматривал? Подумайте хорошенько.

— Ничего, кроме этого торта.

Джефф мрачно принялся за дело, но когда рвота стала слабее, пульс тоже стал слабеть, и лицо Джоанны приняло синеватый оттенок. Джефф знал, что Николас в любой момент может войти, и потому он должен поторопиться с вопросами, которые ему не хотелось задавать при нем и на которые не оставалось времени.

— Мистер Ван Рин давал ей что-нибудь? Служанка затрясла головой.

— Я все время была в комнате, убирала здесь. Он только отрезал ей кусок торта, когда она об этом попросила, и все.

— Я глупец, — думал Джефф, в отчаянии растирая толстые холодеющие руки.

Быстро вошел Николас и молча обошел Миранду, неподвижно стоящую в дверях.

Он подошел к жене, и, похоже, она почувствовала его присутствие. Глядя на него умоляющими глазами, она с трудом зашевелила губами, а ее дыхание стало прерывистым.

— Что с ней? — воскликнул Николас, повернув побелевшее лицо к Джеффу, который в ответ беспомощно развел руками.

— Острое расстройство желудка. Боюсь, что сердце не выдержит, — прошептал он. Он укрыл ее одеялами и велел немедленно принести грелки. Затем он приподнял Джоанну, чтобы облегчить ее дыхание. Николас застыл неподвижно, словно на него напал столбняк.

Через двадцать минут дыхание Джоанны прекратилось совсем. Магда вскрикнула и, всхлипывая, выбежала из комнаты.

Джефф натянул простыню поверх широко распахнутых глаз и погрузился в кресло, ощущая стыд и презрение к самому себе. Он же все время был здесь. Он обязан был спасти ее. Может, вчера он что-то недосмотрел? Должно быть, имелись какие-то симптомы, которые он сразу не распознал. А я был так самонадеян, горько подумал он.

Николас отвернулся от кровати, двигаясь словно сомнамбула.

— Чревоугодие погубило ее, — сказал он. В выражении его голоса не слышалось никаких иных чувств, кроме тихой печали — он просто констатировал факт. И только на следующий день эти слова поразили Джеффа своей странной бесчувственностью.

Николас пошел к двери и увидел перепуганную девушку.

— Идите спать, Миранда, — сказал он. — Все кончено.

Она с трудом вздохнула. С того момента как она вошла в комнату, события приобрели правдоподобие ночного кошмара. Миранда оцепенела. Повинуясь Николасу, она послушно отправилась в свою спальню.

Патрун, выйдя в холл, созвал потрясенных слуг и отдал необходимые распоряжения.

Подняв голову, Джефф обнаружил, что он остался один на один с покрытым простыней телом. Не сознавая, зачем он это делает, он отломил кусок торта и, завернув его в салфетку, положил в свой карман. Затем взял в руки саквояж и пошел прочь из мрачной комнаты. По пути он прошел мимо небольшого куста олеандра, вспомнив при этом, как Джоанна гордилась им. Бедняжка, подумал он, в этом доме вряд ли стоит ожидать хоть малейшего сожаления от ее кончины.

Вскоре, когда поместье осталось далеко позади, он услышал, так же как и все в Драгонвике, звон церковного колокола в деревне.

Дон, дон, дон, гремел большой колокол. Тридцать четыре раза, по одному удару на каждый год жизни несчастной Джоанны Ван Рин.

К вечеру второго дня после смерти Джоанны Драгонвик был буквально наводнен людьми. Кареты с задернутыми занавесками одна за другой подкатывали к черным воротам, чтобы высадить всех родственников и друзей покойной, прибывавших из Гринбуша, Олбани, Уотервлайта и многих других мест. Коридоры и лестницы гудели от шарканья бесчисленных ног всех гостей, которые входили в спальню и отдавали последний долг памяти хозяйке имения.

Она лежала на розовой кровати между двумя длинными горящими свечами и черный бархатный покров оставлял открытым только ее лицо. В комнате Джоанны было много цветов — море белых тубероз и лилий, которые заменили олеандры.

Посыльные из Гудзона привезли множество рулонов черных тканей, ради чего были опустошены все ближайшие лавки. Магда и другие слуги спешно шили.

К четырем часам Миранда закончила свой собственный траурный наряд. Черное платье без единого украшения придало ей особое достоинство, но на этот раз внешний вид ее совершенно не волновал. Она оцепенела от ужаса и недоумения. Этого не может быть, повторяла она себе. Смерть не может прийти столь внезапно. Она была не так уж и больна.

Девушка не покидала спальню с тех пор, как Николас отправил ее туда. Еду ей приносили на подносе, и Магда, взявшая на себя ведение хозяйства с того момента, как патрун заперся в своей комнате, ясно дала понять Миранде, что ей не стоит показываться среди Ван Таппенов. Но огромная спальня в конце холла тянула ее к себе с болезненной силой. Выйдя в сумерках в коридор, она присоединилась к группе незнакомых людей, которые вполголоса переговаривались у дверей Джоанны, совершенно потрясенные. Вместе с ними она вошла в тихую комнату и в свою очередь приблизилась к кровати.