— Никто не говорит, что ты сам занимаешься этим. Но тебе могли их подсунуть.

— Не может быть, господин. Кто станет это делать?

Тогда Мадхобинатх, понизив голос, сказал:

— Мне все известно, и полиции тоже. Там я и услышал об этом. Деньги присланы из Прошадпура. Вон, посмотри, констебль тебя уже дожидается, но я заплатил ему, чтобы он не торопился. — И Мадхобинатх указал в сторону дерева, под которым маячила воинственная фигура бородатого представителя власти. Брохманондо задрожал.

— Спасите меня, — воскликнул он, упав к ногам Мадхобинатха.

— Не бойся, — успокаивающе проговорил тот. — Скажи только, какая серия на банкноте, присланном из Прошадпура. В полиции мне сообщили номер, который ищут. Может, у тебя такого нет, тогда и беспокоиться не о чем. Ведь номер не подменишь! Принеси-ка сюда письмо, я посмотрю.

Но Брохманондо не решался пройти мимо констебля, все еще стоявшего под деревом.

— Не бойся, я дам тебе охрану, — успокоил его Мадхобинатх.

И Брохманондо, в сопровождении слуги, поспешил домой. Вскоре он вернулся с письмом. Оно действительно оказалось от Рохини. Из этого письма Мадхобинатх узнал все, что требовалось.

— Нет, номер не тот, — проговорил он, — возвращайся спокойно домой, а констебля предоставь мне.

Эти слова вернули Брохманондо к жизни, и он с легким сердцем ушел.

Мадхобинатх увез Бхомру к себе в деревню. Он приставил к дочери опытного врача, а сам собрался в Калькутту. Бхомре очень не хотелось отпускать его, но Мадхобинатх был непреклонен. Он уехал, пообещав скоро вернуться.

В Калькутте жил его большой приятель Нишакор Даш. Он был на десять лет моложе Мадхобинатха и ничем не занят. Отец оставил ему большое наследство. Нишакор Даш мог проводить время, как вздумается, и свободно предаваться своему любимому занятию — музыке. Не будучи связан делами, он много ездил. Мадхобинатх зашел повидаться с другом и как бы между прочим спросил его:

— Ну как, ты не расположен попутешествовать?

— Смотря куда.

— В Джессор.

— Что нам там делать?

— Будем торговать индиговую фабрику.

— Поехали.

На следующий день друзья были уже на пути к Джессору. Оттуда им предстояло отправиться в Прошадпур.

Не спеша течет узенькая речка Читра. В густой прибрежной роще, где в изобилии растут манговые, ашоковые деревья и финиковые пальмы, звонко распевают дайял и папия. Отсюда до небольшого базарного местечка Прошадпур не более кроша пути. Место это глухое, малолюдное, его когда-то облюбовал для своих темных дел один плантатор и начал строить здесь индиговую фабрику. Теперь от самого плантатора и его богатства не осталось и следа. Все его управляющие, счетоводы, надсмотрщики давно вкушают плоды деяний своих в местах не столь отдаленных. Теперь этот живописный уголок приобрел какой-то бенгалец. Цветами, мраморными статуями и картинами украсил он свое жилище. В один из просторных покоев этого дома мы сейчас и войдем. На стенах несколько ярких картин, но далеко не все они свидетельствуют о хорошем вкусе владельца. На мягких подушках сидит седобородый мусульманин и задумчиво потягивает струны тамбуры, рядом с ним молодая женщина легко ударяет по табле. В такт мелодии позвякивают ее золотые браслеты. Движения старика и женщины повторяют их отражения в настенных зеркалах. В соседней комнате сидит с книгой молодой мужчина. Через отворенную дверь ему видна женщина, играющая на табле. В поисках верного тона бородач осторожно трогает пальцами струны. Наконец звуки тамбуры и барабана сливаются в стройную мелодию. Тогда сквозь дремучий лес усов и бороды сверкают в довольной улыбке белоснежные зубы, и густым, как у буйвола, голосом старик запевает песню. При этом он так энергично шевелит губами, что его иссиня-черная борода ходит из стороны в сторону. Молодая женщина присоединяет свой чистый грудной голос к рокочущему басу, и плавная, переливающаяся, словно золото, мелодия песни наполняет комнату.

Здесь нам хочется опустить занавес. Мы не покажем то, что низко и недостойно лицезрения, опишем лишь самое необходимое. Но все же мы еще упомянем о роще, где гудят пчелы и распевают кукушки; и о маленькой речке, откуда доносятся крики лебедей; и о том, как пряно пахнут цветы; и о необычайной прелести солнечных лучей, которые проникают в комнаты сквозь синие стекла; и о расставленных повсюду букетах в хрустальных и серебряных вазах; и о великолепном голосе певца. Мы рассказываем обо всем этом только потому, что для юноши, который ловил нежные взгляды молодой женщины, все окружающее имело цену лишь постольку, поскольку он знал, что любим ею. Этот юноша был Гобиндолал, а молодая женщина — Рохини. Дом этот принадлежал теперь Гобиндолалу. Здесь они жили вместе.

Неожиданно табла Рохини издала резкий звук. Старик сбился, мелодия зазвучала фальшиво, и песня оборвалась. Книга выпала из рук Гобиндолала. В дверях, на пороге их счастливого укромного жилища стоял незнакомый мужчина. Мы уже знаем его — это был Нишакор Даш.

Покои Рохини были расположены на втором этаже, отдельно от других помещений. Весь первый этаж был предоставлен в распоряжение слуг. Гобиндолал почти никого не принимал у себя, поэтому в парадной комнате не было никакой необходимости. Когда же, изредка, к нему заглядывал какой-нибудь торговец или поселянин, Гобиндолалу докладывали об этом, и он спускался вниз. На такой случай у него имелась отдельная комната на первом этаже.

Приблизившись к дверям дома, Нишакор крикнул:

— Эй, есть тут кто-нибудь?

Гобиндолал держал двух слуг: Шону и Рупо. Услышав незнакомый голос, оба они подошли к дверям и с изумлением воззрились на Нишакора. Этот господин произвел на них впечатление: сразу видно, что не крестьянин, да и одет по-городскому. Такие еще никогда не переступали порог их дома. Слуги переглянулись, затем Шона спросила:

— Вам кого нужно?

— Вас. Доложите господину, что его желают видеть.

— Кто?

— Это неважно. Скажи, что с ним хочет увидеться один человек.

Слуги знали, что хозяин не очень любит принимать у себя чужих, и поэтому не торопились исполнять приказ Нишакора. Шона в нерешительности молчала, а Рупо проговорил:

— Вы напрасно пришли, наш хозяин никого не принимает.

— Что ж, тогда я поднимусь наверх без доклада.

Слуги растерялись. Затем один из них сказал:

— Нельзя, господин, тогда нас выгонят.

— Тот, кто доложит обо мне, получит эту рупию, — проговорил Нишакор, доставая деньги.

Пока Шона колебалась, Рупо коршуном кинулся на золотую монету и поспешил к хозяину.

Дом был окружен прекрасным садом. Нишакор сказал Шоне, что хотел бы погулять там до возвращения Рупо, и подкрепил свою просьбу еще одной рупией.

Между тем Рупо не смог тотчас известить хозяина о приходе Нишакора, так как Гобиндолал отлучился ненадолго по какому-то делу.

Бродя по саду, Нишакор случайно взглянул вверх, и неожиданно увидел стоявшую у окна второго этажа красивую молодую женщину.

«Кто он? — думала тем временем Рохини. Она сразу поняла, что это не крестьянин. Манера держаться и одежда выдавали в нем человека состоятельного. — Красивый мужчина! Красивее Гобиндолала? Конечно, нет! Гобиндолал светлее, но у этого замечательные глаза. Ах, какие глаза! Лучших нет в целом свете! Однако откуда взялся этот человек? Он нездешний, здесь я всех знаю. Не заговорить ли с ним? Что в этом дурного? Гобиндолалу я все равно не изменю».

Как раз в это время Нишакор поднял голову, и взгляды их встретились. Что сказали их глаза друг ругу, мне неведомо, да если бы я и знал, все равно не рассказал бы об этом. Однако мне приходилось слышать о таких немых беседах.

К этому времени Рупо наконец удалось найти хозяина и сообщить ему, что его хочет видеть какой-то человек.

— Откуда он? — спросил Гобиндолал.

— Не знаю.

— Отчего же ты не потрудился спросить его об этом?