- Четырнадцать, - ответил Икар, вторя за мной, от чего мы принялись ходить по кругу.

  Мы сделали четырнадцать шагов, а потом одновременно прыгнули, но не друг на друга, а в сторону, где лежала сумка, к которой из кустов тянула чья-то волосатая длань. Руку, конечно, тут же все увидели, и недавний шум и гам продолжился, только с двойной силой. Казалось, что жители этой деревушки целыми дня сидят возле своих дверей, чтоб в случае чего тут же одновременно выпрыгнуть на улицу, стоит кому-нибудь что-нибудь крикнуть. Хотя, если вспомнить, в Венеции было что-то похожее. Сейчас, правда, кричали не: "Помогите, рожаем!", а "Лирка, твой Фронька опять за старое взялся!". Лирка - полноватая женщина лет пятидесяти - выбежала одной из первых, вся выпачкана в муке и со скалкой в руках, которой она тут же и огрела хозяина волосатой руки, зло закричав:

  - Ты же мне клялся! Ты же обещал меня больше не позорить! Пьянчуга, воронье, свинья!

   Кто-то сдал мужчин, которые были с ним, и Лирка тут же на них набросилась, вместе с уже их женами и другими женщинами. В руках у них был разное и грозное оружие: сковородки, скалки, поварешки, метлы, кочерги и другой первопопавшейся и очень опасный, но в тоже время очень необходимый в быту инвентарь.

   В общем, получили мужики сильно, да и хозяину волосатой руки еще и сын трактирщика в глаз дал, чтоб неповадно было у их дорогих гостей красть. Разборка упокоилась так же быстро и стремительно, как и началась. Кто вернулся обсуждать это происшествие в трактир, кто разбрелся кучками по домам, а кто еще куда-то по своим делам умчался. И на этот раз возле трактира остались лишь сидеть на лавочке бабушки, все восхищенно глядевшая на нас малышня и собственно мы, в компании с заботливым юношей, который принес нам еще по миски молока, потому что те в пылу ссоры затоптали.

  - Вы на деревенских наших мужиков не серчайте, - извиняющееся сказал он, умиленно наблюдая, как мы лакаем молоко. - Деревня -  это как одна большая семья, а как говориться: " в семье не без урода".

  Икар посмотрел на него и плавно махнул хвостом: мол, да что уж там. Юноша нерешительно протянул руки и замер в ожидании. И спустя задумчивую минуту, ирусан все же уперся в нее лбом, тем самым разрешая себя погладить, чем парень с энтузиазмом и занялся. Малышня, словно напророчив это и поэтому терпеливо выжидала, тут же кинулась к нам, в желании присоединиться. Икар и им позволил себя погладить. Когда малышня решительно двинулась ко мне, то я резко отпрянула, чем вызвала удивленные в свою сторону взгляды. И если кот обратил на мою реакцию пристальным взглядом, то двуногий рассудил это по-своему:

  - Ее же недавно покрасили, наверное, она не хочет, чтоб вы вымазались.

  Раздраженно дернув хвостом, я развернулась и направилась на траву, которая из-за краски стала зелено-серой, так и не допив молоко.

  Икар, вдоволь наигравшись с детворой, присоединился ко мне примерно через полчаса, и так как он был из породы наглых и любознательных, то тут же задал вопрос:

  - Почему ты не любишь детей двуногих?

  - Ты проницательный, - хмыкнула я, раздраженно дернув хвостом.

  - Должность обязует, - с повышенной серьезностью ответил кот, гордо выпячивая грудь вперед, словно она вся была усеяна медалями за прилежную службу.

  - И что у тебя за должность? - спросила я в желании съехать с неприятной для меня темы.

  - Я ирусан самого капитана дневной стражи! - с такой возвышенностью ответил Икар, словно быть чьим-то ирусаном и впрямь являлось гордое и важное дело.

  - Да уже почтительная должность, - с сарказмом ответила я, закатив глаза и дернув хвостом. - Ты и впрямь можешь собой гордиться.

  Кот с обидой глянул на меня и со злостью ответил:

  - У нас помогать стражи - это очень гордое занятие, которое является еще и очень опасным. Не многие получает шанс вступить в стражу, и для моих родителей это была большая гордость, когда Гертанская в прошлом году взяла меня к себе в напарники, из-за моего удивительного нюха.

  - Который тебе сделали двуногие, для того чтоб облегчить свою жизнь, - скучающим голосом закончила я, да еще и зевнула, намекая, что разговор с ним меня утомляет.

  Икар посмотрел на меня, чуть склонив голову набок, и серьезно спросил:

  - А что по твоему мне делать? Может начать ненавидеть из-за этого двуногих, свою семью и себя? Мстить им, убивать их, или попросту сдаться тварям, только из-за того, что в детстве мне в молоко подмешивали зелье?

  - Живу, - просто и ответила я.

  - Я и живу, так как мне нравиться! И получаю от жизни удовольствие и радость, зная, что я помогаю, и неважно ноги у него или лапы. Мы все живые создания, и все мы живем под одним небом.

  Мы синхронно подняли головы вверх, устремив взгляд на чистое, голубое небо, которые бывает только после дождя.

  - В чем-то ты прав, - сказала я, а потом неожиданно для себя стала говорить то, о чем не рассказывала даже ему. - Мне еще не было и полгода, когда моих родителей убили, а меня и еще четверых малышей, вывезли на рынок. Моих братьев и сестер купили сразу, знающие как приручить ирусанов охотники, а вот меня из-за белой окраски никто не хотел брать, пока меня не увидела она. С виду милая девочка, дочь вампира и эльфийки, а на деле монстр, который любил наблюдать за болью. Я прожила там пять лет, а потом убежала, изуродовав ей лицо. Только потом я поняла, что не стоило этого делать, так как спустя два года она нашла меня и мох первенцев... взяв с собой дюжину охотников и трех волкодавов. Меня она не стала убивать, а просто отпустила... на прощанья счастливо улыбнувшись...

  Больше я сказать ничего не могла. Слезы потекли по щекам и хотелось вырвать себе сердце, чтоб больше не чувствовать эту разрывающую изнутри боль. Икар подпрыгнул ко мне и принялся вылизывать мою морду. Когда я успокоилась, он сказал:

  - Ты тоже права.

  - У каждого своя правда, - ответила я.

  В молчании два ирусана со своей правдой жизни и дождались сытую и довольную девушку, которая им счастливо улыбалась, от чего они не смогли не улыбнуться ей в ответ... тем самым напугав ее и нескольких выходящих следом двуногих.

                                                              Глава пятнадцатая

                                                                Удачи, Эль!

  Отправляться спасать Ивильмиру с Дэреком не предупредив никого было глупо - это понимал даже хвост Мелкой. Поэтому в одном мелком городке (в большие мы не совались из-за отсутствия у монашки документов) Священной земли Лида наняла посыльных, которые должны были доставить письма: Вальмиру, Лодгарасу Артасару (я попросила, от чего девушка пришла в святой ужас), Киану, какому-то там главному мастеру в храм Гере, Хейсе Эджерай (это уже предложила сама девушка) и заместителю капитана дневной стражи Овинору Картэру (это уже попросил Икар). Хотя в оставленной нам сумке и лежали несколько свистков от шершинов, но монашка ими пользоваться не умела, поэтому приходилось разграблять Ивильмирен кошелек, в котором насчитывалось около трех тысяч золотых монет.

  Связь с валькирией тянула меня в Пустошь. Как сказала Лида: повезло, что из Лэстэрин мы вышли через восточные ворота, откуда до Священной земли было ближе всего, а там по прямой и до "Вилского перевала" идущего через Ледяные Горы, который выведет прямо к Истаре - королевству людей в Пустоши. Нам потребовалось всего пять дней, чтоб добраться до окраиной деревни Священной земли под названием "Сухонька", где мы и решили заночевать. Деревня была большая, поэтому Лида остановилась напротив одного дома, возле которого на лавочке сидели две молодые женщины, щелкающие кабачковые семечки. У одной из женщин запах был курятника, у другой свинарники, притом настолько сильный, что собственный запах вовсе не чувствовался.

  - Доброго вам дня, - спешившись, вежливо поздоровалась монашка.