Писатель не может жить вне интересов общества, а следовательно, и вне науки.

Не все помнят, что Планк изучал вопрос о темперированной нормальной гамме, что он читал в Берлинском университете лекции по теории музыки. Как отличался Бах в классическом исполнении Планка от легкого человечного Баха у Эренфаста! Как различны были размеренный поток звуков у Планка и задумчивая скрипка Эйнштейна. Все они любили музыку и охотно играли, каждым я восхищался, но совсем по-разному. Мне пришлось слышать и Гейзенберга, рояль которого наполнял комнату океаном звуков.

…— Ну, а что может дать музыка или, скажем, живопись химии?…

А вот что. Стройная и вместе с тем многообразная гармония природы доступнее эстетически развитому человеку.

Не буду говорить о науке вообще. Мне ближе химия. В химических реакциях, формулах, тонких экспериментах есть внутренняя красота и поэзия.

…наша наука — дело творческое, как искусство, как музыка…

Связь между научным открытием и творчеством в искусстве — несомненна. И то и другое обусловливается вдумчивым наблюдением и изучением действительности, и они идут рядом к общей благородной цели.

Для того чтобы поистине наслаждаться всеми источниками, утоляющими естественные человеческие чувства, мало познать одни лишь законы действительности. Необходимо еще развить эмоциональное восприятие мира. И тут уж человек не может обойтись без искусства. Недаром Виктор Гюго говорил: «Искусство — это я, наука — это мы». Конечно, этой сентенцией великий французский писатель не стремился подчеркнуть особый индивидуализм искусства, якобы противопоставляемый коллективной и уравнительной общедоступности науки. Речь идет о том, что наука опирается на объективные законы, утверждаемые ею на основе анализа, опыта, поисков. Законы эти, если они доказаны, подтверждены и не опровергнуты какими-либо новыми гипотезами или открытиями, воспринимаются, признаются всеми одинаково. А любое, пусть даже самое совершенное, произведение искусства, как бы общедоступно оно ни было, допускает некоторое различие в оттенках восприятия его разными людьми.

Я вовсе не собираюсь утверждать, что среди читателей научной фантастики найдется больше 1 % людей, способных стать пророками, заслуживающими доверия; но я действительно считаю, что среди таких пророков почти 100 % окажутся либо читателями научной фантастики, либо писателями-фантастами.

…один из первых математиков нашего столетия говорит совершенно верно, что нельзя быть математиком, не будучи в то же время и поэтом в душе.

Мне кажется, что поэт должен только видеть то, чего не видят другие, видеть глубже других. И это же должен и математик.

В науке руководителем является разум, в поэзии — вкус. Цель первой — правда, единообразная и неделимая; цель второй — красота, разнообразная и многообразная.

Сколько протекло веков, прежде чем люди прониклись вкусами древних и вернулись к простоте и естественности в науках и искусстве!

И астрономия и другие науки невозможны без деятельности рук, хотя первоначально они и начинаются в мысли, подобно живописи, которая сначала существует в мысли своего созерцателя и без деятельности рук не может достичь своего совершенства.

Различны призвания и средства у науки и в поэзии. Но и здесь есть взаимосвязь. Параллели науки и поэзии координируют свое направление, и, наконец, обе идут в грядущее. Обе как бы дополняют друг друга, помогая совершенствовать художественный и научный метод познания. Сегодняшней науке — атомной физике, теории вероятностей, кибернетике, космогонии — необходима большая поэтическая отвага, фантазия, мечта. А поэзии наших дней нужны научные знания, научная мысль, аналитическое мышление и конкретность.

Великими мастерами в искусстве становятся люди ученые, владеющие математикой и измерительными методами, как, например, Альберти, Леонардо да Винчи, Микеланджело и др.

…в отличие от искусства, где главную роль играет живая и непосредственная реакция на увиденное или услышанное, в науке необходима способность удивляться тому, что возникает в результате размышлений, в результате осмысливания накопленных знаний.

Науку как торжество человеческого разума и должен воспеть поэт сегодня.

…человек науки и человек искусства всегда живут на краю непостижимого. По мере продвижения вперед их творческого духа и тот и другой должны привести новое в гармоническое единство с привычным, старым. Оба они должны искать равновесия между новым и синтезом старого; оба должны бороться за то, чтобы установить некоторый порядок во всеобщем хаосе. В работе и в жизни они должны помогать друг другу и всем людям. Они могут проложить путь, который свяжет искусство и науку друг с другом и со всем широким миром многообразными, изменчивыми, драгоценными узами всемирной общности.

В любой области человеческого знания заключается бездна поэзии.

Насколько более действенной и величественной стала бы любимая поэтами тема звездного неба, если бы они хорошо знали астрономию! Одно дело — ночь над лесами и безликим и потому невыразительным небом. И совсем другое дело — та же ночь, когда поэт знает законы движения звездной сферы и когда в черной воде осенних озер отражается не какое-то звездное небо, а блистательный и печальный Орион.

Наша культура характеризуется высоким развитием науки…

Человек сыт не хлебом единым и выгоды, которые мы получаем от науки, измеряются не только ее техническими приложениями. Наши предки внесли огромный вклад во все области искусства — в музыку и драму, скульптуру и архитектуру, живопись и литературу. Они построили Парфенон и соборы в Шартре и Бурже, в Дурхеме и Солсбери, в Толедо и Бургосе, в Пизе и Лукке, во Фрейбурге и Ульме. Все эти сооружения дали весьма малый экономический эффект, но кто упрекнет их создателей в этом! В наше время творческий дух человечества нашел в науке одно из главных средств своего выражения. Мы поэтому должны поощрять самых талантливых людей из молодежи к приложению своих сил в наиболее трудных, значительных и ответственных науках.